Кроме Лайкова, оказалось много и других знакомых Корницкого. Партийные работники, ученые из института белорусской культуры, инженеры, командиры Красной Армии, которые по-дружески здоровались с Антоном Софроновичем. Многие названные Корницким фамилии она часто встречала в печати. Теперь, познакомившись с ними, Лазаревская удивлялась тому, что ее представления об этих людях раньше были совсем иными. Например, автора заученной на память поэмы "Босые на вогнище" она представляла стремительным и неспокойным богатырем, а перед нею стоял на диво скромный, удивительно тихий человек среднего роста, с мягким, как будто виноватым взглядом. С ним была его красавица жена, актриса, которая исполняла роль главной героини в фильме "Гришка-свинопас". Лазаревская узнала ее сразу. Ей только не понравилось, что актриса курила и как-то невнимательно относилась ко всему окружающему.
- Гляди, Владя, наш повстанец тоже пришел на премьеру, - услышала Лазаревская чуть гортанный голос. - Ну, понравилось вам, товарищ Корницкий, как боролись за волю наши деды?
Лазаревская обернулась на голос и увидела, не веря своим глазам, за какой-нибудь шаг от себя Янку Купалу.
Знакомя Полину с прославленным поэтом, на этот раз он не повторил того, что сказал Лайкову.
- Полина Федоровна, - сказал он просто, - тоже захотела посмотреть новый спектакль. Это, дядька Янка, слушательница рабфака.
- И вы, Антон, видать, уже завербовали ее в свой партизанский отряд? - улыбаясь, спросил Янка Купала. - Четыре миллиона белорусов еще стонут под шляхетским ярмом. Быть того не может, чтоб вы согласились с тем, что делается по ту сторону границы.
- Нет, дядька Янка, - тихо, но убежденно ответил Корницкий. - Я верю в скорое воссоединение белорусского народа. Ах, если б вы знали, с какой жадностью там слушают каждое слово минского радио! У меня сегодня ночует Василь Каравай. Помните, я вам про него рассказывал? Он неделю тому назад в хате одного радзивилловского лесника слышал стихотворение "А в Висле плавает утопленник". Ваши слова несутся через все границы, минуют всех жандармов и шпиков, чтоб вдохновлять и подымать людей на борьбу за свои права.
- Василь Каравай, ваш помощник, жив? - быстро спросил Янка Купала. Я очень рад, - продолжал он. - Знаете что: зайдите, пожалуйста, с ним завтра ко мне.
- Благодарю за приглашение, дядька Янка. Но мы можем помешать вам работать...
- Еще что выдумали! - замахал руками поэт. - Я сам знаю, кто мне мешает, а кто помогает. До вечерних последних известий у меня найдется часик-другой свободного времени...
- Правда, товарищ Корницкий, мы вас завтра будем ждать, - вмешалась в разговор мужчин жена поэта Владислава Францевна. - Янка мне совсем задурил голову, не обиделись ли вы за что-нибудь на нас, что забыли дорогу к зеленому тополю на Октябрьской улице.
- Не упрашивай его, Владя! - деланно строгим голосом промолвил Янка Купала. - Ему ж будет хуже, если я сам к нему приду да еще приведу с собой целый батальон молодежи.
Как не раз слышала Полина, семья Янки Купалы была одна из самых радушных и гостеприимных в Минске. Начинающие молодые писатели - студенты, селькоры и рабкоры, преподаватели литературы средних и высших школ часто попросту заходили к прославленному поэту-песеннику, чтоб прочитать ему свои произведения или получить совет. Однако, прежде чем заговорить о деле, Иван Доминикович спрашивал у посетителя, не желает ли он подкрепиться чем-нибудь. "Владя! - слышалось тогда из кабинета. - Зайди, пожалуйста, сюда на минутку".
И Владислава Францевна уже спешила на этот зов, чтоб поскорее угостить человека, которого, может быть, только первый раз видела в глаза. Эта постоянная тяга к знакомству и встречам с людьми была жизненной потребностью знаменитого поэта Белоруссии. Его привлекало и захватывало все новое, что появлялось в хозяйственной и политической жизни республики и всей Советской страны: каждый новый завод, электростанция, коммуна. Особенно радовала его молодежь, комсомольцы, орлята, как он ласково их называл. Ивана Доминиковича и Владиславу Францевну уже обступили другие люди, а в душе Лазаревской неотступно звучали дорогие сердцу строчки:
Эй, орлята! Шире крылья,Взвейтесь выше в битве яройНад былым, что спит в могиле,Над недолей жизни старой!
Она на память выучила все стихотворение, раза два читала его вслух подругам. И сегодня впервые встретилась с глазу на глаз с автором этих строк.
Как хорошо, что она познакомилась с Корницким! С ним она входила в новый для нее мир уважаемых людей, за деятельностью которых следит вся республика. И эти люди уважали Корницкого. "Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты", - припомнилось ей под конец спектакля.
Корницкий тем временем по-прежнему внимательно следил за происходящим на сцене. Лицо его было напряженным, губы стиснуты. Когда занавес стал опускаться, он вскочил с кресла и громко захлопал актерам. И ни у кого другого не видела Лазаревская такой непосредственной радости, такого большого волнения, как у Корницкого.
- Это здорово! - с сияющими глазами промолвил он. - Жалко, что Василь не мог с нами пойти. Он бы рот разинул от восторга!
"МЫ СКОРО УВИДИМСЯ, ПОЛЯ!"
Лазаревская ожидала, что, прощаясь в этот вечер, они сговорятся о следующей встрече. Может быть, даже завтра. Но Корницкий почему-то молчал. Правда, завтрашний день у него весь заполнен: учеба, партийное собрание после занятий, встреча с Янкой Купалой...
- Мы скоро увидимся, Поля, - крепко пожимая руку, неожиданно назвал он ее по имени. - Обязательно! Мне очень хорошо с вами. Я о многом тогда забываю и вместе с тем многое вспоминаю.
Однако встретились они только через месяц. Корницкий, как знала Лазаревская, был очень занят то устройством своего помощника Василя Каравая в комвуз, то выездом в командировку. Между прочим, он прислал ей откуда-то из-под Витебска письмо, в котором восхвалял красоту Наддвинья: могучие сосны необъятных боров и криничную чистоту многочисленных озер. "Напрасно болтают некоторые знатоки про однообразный и скучный пейзаж Белоруссии, - писал Корницкий. - Как на севере, так и на юге нашей республики есть красивейшие места. И не замечать их может разве что слепой или равнодушный ко всему живому человек. Представьте себе дорогу, которая вьется промеж взгорков, заросших сосняком, вбегает в деревню и потом круто вздымается вверх. Все выше и выше. Въедешь на самый верх горы, глянешь оттуда вперед, и сердце твое встрепенется от восторга. Раскинулась прямо перед тобой далеко внизу голубая, как небо, равнина озера. А вокруг него золотая осенняя оправа: березняк, осинник, орешник, ясень, клены. Можно часами любоваться оранжевым и светло-желтым убранством деревьев. И это нисколько вам не наскучит! Проедешь километра три-четыре, а там снова озеро, к самой воде которого подошли дружной темно-зеленой громадой высоченные ели... Так, любуясь окружающей красотой, доехал я до места своего назначения - коммуны "Ленинский путь".
Корницкий не писал, зачем он поехал на Витебщину. Но во всяком случае совсем не для того, чтобы любоваться в напряженные дни учебы красотами природы.
Да Лазаревская не очень и интересовалась его делами. Ей хотелось только одного: как можно скорее с ним повидаться, снова услышать его голос. К каждой встрече она готовилась, как к большому празднику.
Она уже не чувствовала никакой злобы ни к Бляхману, ни к кому из тех, кто выступал против нее. Наоборот, она весело первая здоровалась с ними при встрече.
Василь Козелько, который валил на собрании в одну кучу и правых и виноватых, даже чуть не захлебнулся от удивления.
- Видали, хлопцы, как выглядит Лазаревская после такой лупцовки? взволнованно говорил он однажды своим товарищам. - Стала легкая, как ласточка. И улыбается каждому встречному. Видать, коли человека взгреть как следует, так он становится лучше и умнее.
- А ты как думал? - деланно серьезно поддержал такие выводы Михась Сорока. - Очень жаль, что на том собрании не взгрели тебя...
Они разговаривали в длинном и гулком коридоре после очередной лекции и не заметили, как к ним подошел незнакомый человек в желтой кожаной куртке, которая, казалось, трещала на его широких плечах.
- Здорово, братва! - басовито промолвил он. - Не можете ли вы сказать, где можно найти Полину Лазаревскую?
- Она только что тут проходила, - внимательно оглядев незнакомца, ответил Михась Сорока. - Пойдемте со мной. Я помогу вам ее разыскать.
- Вот спасибо, браток! - усмехнулся в свои рыжие усы незнакомец. Весело тут у вас. Можно сказать, одна молодежь. И девчат больше, чем у нас.
Человек в кожаной куртке был Василь Каравай. Найдя Лазаревскую где-то в конце коридора, он передал ей записку от Корницкого.
