Наблюдая за происходящим, он увидел, как юноша с жестоким лицом в одеянии Волчьего Брата ударил топором отца Улли. Тот, все еще одурманенный элем, выглядел удивленным, когда схватился за живот, пытаясь удержать вываливающиеся внутренности.
— На нас напали! — воскликнул Рагнар, толкая Ану назад, в тень. — Это набег.
В глубине души он знал, что это не просто набег. Судя по количеству увиденных им воинов и по крикам сражающихся, это было полномасштабное вторжение, имевшее целью поработить или уничтожить весь его народ. Он выругался, осознав, что нападение произошло в наихудшее время, когда все воины были пьяны или танцевали. И это было по их вине. Им нужно было выставить часовых. Им следовало быть наготове, но они не были готовы. Долгие годы мира внушили Грохочущим Кулакам ложное чувство безопасности, которого не должно быть ни у одного человека на Фенрисе. И теперь они расплачиваются за это.
Гнев и отчаяние боролись в душе Рагнара. Он долго стоял, застыв на месте, понимая, что все бесполезно. Больше половины жителей деревни уже были мертвы или умирали, сокрушенные, словно гниющая драконова кость, этими жуткими захватчиками. Нападающие были в полной готовности, прекрасно оснащены и собраны в боевые порядки, они сражались, подчиняясь целенаправленной дисциплине. Грохочущие Кулаки были безоружны, дезорганизованы, сбиты с толку и мало на что способны — кроме как лечь под нож, словно забиваемые цыплята.
Внезапно Рагнар понял, что на племя Грохочущих Кулаков обрушился их рок.
4
Последний взгляд
— Назад! — воскликнул Рагнар, толкая Ану в ближайшую хижину. Он понимал, что это не очень хорошее убежище, так как вскоре захватчики могут поджечь все хижины. И все же ему нужно было время, чтобы подумать, и он не сомневался, что здесь внутри должно быть оружие получше, чем кинжал, который висел у него на поясе. Не совсем понимая смысл происходящего, Ана уперлась. Но Рагнар был сильнее и резким толчком пихнул ее внутри другой рукой закрыв девушке рот.
— Веди себя тихо, если ценишь свою жизнь! — сказал он ей и увидел, как ужас понимания в глазах девушки быстро сменился твердой решимостью.
Она — истинная дочь своего народа.
Вопли и боевые призывы наполняли ночь, лишь слегка приглушенные стенами из драконьей шкуры. Внутри было сумрачно. Рагнар неистово рылся в вещах, пока не нашел топор и щит. Он быстро пристегнул щит к руке и поднял оружие. Теперь он чувствовал себя увереннее, но по-прежнему не знал, что делать дальше. Все, что он увидел, неизгладимо отпечаталось в его памяти.
Он вспомнил выражение ужаса на лице отца Улли. Он вспомнил старого Хоргрима, лежащего в грязи с напрочь снесенной макушкой черепа и вытекающими мозгами. Он вспомнил ужасную пульсирующую рану в груди пивовара Ранальда. Все, на что он тогда не обратил внимания, теперь всплывало в памяти. Слезы покатились но щекам юноши. Он не ожидал такого. Не о таких сражениях пел скальд. Это была жестокая резня безоружных людей беспощадным врагом.
И все же где-то в глубине он понимал, что это было сражением. Мертвые, умирающие и ужасные раны были всегда. Племена Фенриса редко вели бой честно. И такие сражения всегда заканчивались для кого-то кошмарными смертями. Оставался вопрос: что же делать ему?
Сидеть, съежившись в этой хижине, словно побитая собака, или же выйти наружу и встретить смерть как мужчина? Он понимал, что выбор невелик. Скорее всего, он умрет — но в любом случае духов предков лучше встретить с ранами на груди и оружием, сжатым холодеющей рукой.
И тем не менее что-то не давало Рагнару сделать то, что он должен был исполнить. Его взгляд упал на испуганную девушку, стоящую в углу: глаза ее были сухими, лицо — бледным. Она вытерла слезы краем рукава и попыталась улыбнуться. Вышла ужасная гримаса, и юноша почувствовал, что его сердце вот-вот разорвется.
Как изменилась его жизнь в считаные минуты. Менее часа назад он был совершенно счастлив. Он и Ана были вместе. Казалось, между ними все решено, как это принято в их деревне. Они поженились бы, завели детей, стали бы жить вместе. Теперь это будущее исчезло, как сухой хворост в пламени костра. Не осталось ничего, кроме крови, праха и, быть может, бесславной жизни раба. Если его пощадят. Он знал, что не вынесет этого.
Что же ему делать? Он не мог оставаться здесь. Остаться — значит подвергнуть риску не только себя, но и девушку. Скорее всего, ей оставят жизнь, чтобы она стала женой или рабыней кого-то из Беспощадных Черепов. Так устроен мир. Эта мысль причинила ему боль сильнее, чем он ожидал. Но, по крайней мере, она будет жить.
И все же он не мог уйти. То же чувство, что влекло его к девушке раньше, теперь не давало юноше покинуть ее. Рагнар подошел к ней, положил топор, протянул руку и прикоснулся к ее лицу, проведя пальцем по его линиям, стараясь запомнить их, чтобы унести с собой в ад, если это понадобится. Из всего, что случилось с ним в этой жизни, она — самое лучшее. Его сердце разрывалось, он понимал, что впереди не будет ничего, что их жизни кончились, едва успев начаться.
Рагнар притянул ее к себе для последнего поцелуя. Их губы надолго встретились, а затем он оттолкнул Ану.
— Прощай, — тихо сказал он. — Это было бы здорово.
— Прощай, — ответила она, не пытаясь, как истинное дитя своего народа, удержать его.
Юноша вышел в полыхающую ночь, в стонущий хаос и безумие. На него тут же бросился огромный воин с высоко поднятым топором.
Стрибьорн шел сквозь ночь, непрестанно убивая. Он ликующе ревел, зная, что настал час мести его народа. Вкус крови был сладок. Ему нравилось убивать. Ему нравилось ощущение власти, которое давало убийство. Ему нравилось состязание силы против силы, человека против человека.
И все же эти Грохочущие Кулаки — слабые противники, едва ли достойные клинков Беспощадных Черепов. Они пьяны, плохо вооружены и, кажется, даже не понимают, что происходит. «Как же им удалось изгнать его воинственный народ с родной земли?» — недоумевал воин.
В краткой передышке между схватками ему пришло в голову: а может, это наказание за жизнь нa ЭТИХ островах? Неужели именно от хорошей жизни его предки в свое время размякли так же, как сейчас — Грохочущие Кулаки? Не утратил ли однажды его народ свой разум воинов так же, как эти бараны? Об этом стоит сказать отцу, понял Стрибьорн. Это никогда не должно повториться. Это кончится, когда он станет вождем.
Рагнар отчаянно парировал удар нападавшего. Его рука онемела, хотя и поглотила часть силы удара. Юноша сделал выпад, целясь в голову противника, но тот, в спою очередь, отбил его атаку.
Тогда молодой воин нанес удар кулаком левой рукой попав в голову противника. Тот пошатнулся, утратив равновесие, и Рагнар разнес его череп топором.
Он огляделся. Его дом полыхал. Большой дом тоже горел. Вокруг царило безумие. Призрачные фигуры рубились и падали в сумраке. Это был кромешный ад. Женщины бежали сквозь ночь, унося детей. Собаки хватали ноги захватчиков. Какой-то цыпленок пронзительно пищал и хлопал горящими крыльями.
«Где же отец? — подумал Рагнар. — Скорее всего, в большом доме, помогает сплотить воинов. Если он еще жив…»
Юноша отчаянно гнал от себя эту мысль, но она засела в нем, как нож: к исходу ночи не только отец, но и все воины, которых он знал, да и он сам, скорее всего, будут мертвы.
Им оставалось только сражаться, пусть это и не принесет победы. Все чувства Рагнара теперь предельно обострились. Он бросился к большому дому, все еще надеясь, несмотря ни на что, найти живыми отца и остальных.
В небе еще раз прокатился странный вой, и Стрибьорн осознал, что над полем боя нависла огромная крылатая тень. Он поднял взгляд и увидел ее горящий кометный хвост, пронесшийся низко над головой. На мгновение сеча прекратилась, всe воины в благоговейном страхе и изумлении посмотрели на это чудесное явление.
— Избирающие Павших! — крикнул кто-то. Стрибьорн не разобрал, кто это — Беспощадный Череп или Грохочущий Кулак. Он знал лишь, что, кто бы это ни сказал, он прав. Дрожь пробежала по его телу. Здесь посланцы богов! Они судят сражающихся. Сейчас, именно в это мгновение они смотрят вниз своими горящими взглядами, чтобы решить, достоин ли тут кто-нибудь присоединиться к великим воинам в Доме Героев. Возможно, этой ночью кто-то возродится к жизни на легендарной горе, где Избранные Богами обитают в бессмертной славе.
Стрибьорн знал, что выбраны будут лишь храбрейшие из храбрых и свирепейшие из свирепых. Только самые отважные достойны бессмертия. Имена Избранных будут жить вечно, распеваемые скальдами в героических песнях. В его сердце вспыхнуло честолюбие.
Он понял, что должен сделать. Среди этих побитых собак следует найти врага, достойного его стали. Он должен отыскать того, кто сможет сражаться на равных, и вызвать его на поединок. Избирающие Павших появлялись не в каждом сражении — быть может, такой возможности не представится уже никогда, и никогда за всю жизнь ему не придется ощутить присутствие этих таинственных существ.
