– Как это? – не поверила я.
– Откладывает Стратим яйца в океан-море редко. В той ее кладке было 4 огромных яйца, и вышли из них птица Гамаюн вещая, птица Алконост, птица Сирин и бабка твоя, Царевна-лебедь. Трое вылупившихся имели птичьи ноги и человеческое туловище, да еще крылья, а четвертая была прекрасная дева на двух ногах, но крылатая, и еще в лебедя перекидываться могла, так и звали ее – Царевна-лебедь. Бабка это твоя была.
– А другие волшебные птицы, они тоже мои родственники?
– Да так. Только родство считается близким по одной кладке. Вон из других кладок встретишь здесь чудесную птицу Феникс, Жар-птицу, Синюю птицу Счастья – я тебя с ними тоже познакомлю, а еще есть грустные птицы: Дева-Обида и птица Див, вон они, видишь, сидят серые да мрачные даже во сне, никто их не любит и все боятся, так как когда появляются близко – знак того, что беда пришла. Не рады они, что их миссия такая, но изменить ничего не могут.
– А что, у моих теток детей нет? Чегоонимне-то так рады?
Кот вздохнул.
– У Алконост есть, но немного печалят ее дети, хотя она жизнерадостности не теряет и радостные песни поет, и люди, когда ее видят, знают, что это добрый знак.
– А какие они, ее дети? – почему-то это меня живо заинтересовало.
– Алконост каждый год в море откладывает яйцо, а Стратим повелела ветрам в это время не дуть, на море штиль стоит полный. Птенец появляется на седьмой день и его забирают сюда, на Буян, и пытаются воспитывать, только не получается – своеобразные они у нее.
– Как это и кто их отец? – ахнула я.
– В том то и дело, что отца у них нет. Партеногенез это в чистом виде, то есть, значит, размножение без оплодотворения.
– А разве так бывает? Всегда думала, что для появления детей пара должна быть.
– Фу, какая ты, Лотта, неграмотная. Да в природе множество животных размножается партеногенетически – и тли там всякие, и ящерицы – и при этом появляются или особи женского пола, или мужского, а в нашем случае появляются дети с приветом. Они, Лотта, не от мира сего. Мало того, что смертные, так их научить ничему не могут, они, как разговаривать начинают, так только хвалебные песни поют, ангелы они в каком-то смысле, Лотта, в своем особом мире живут. Вот пока не повзрослеют лет до пяти – здесь бегают, а потом на небо попадают и там, в Иридии, песни поют. Алконост уже и не расстраивается, привыкла, а то ей все хотелось, чтобы птенчики и ее любили, но не судьба, видать.
Я помолчала, а Кот продолжил:
– У Сирин и Гамаюн вообще потомства нет. Сирин поэтому часто грустит и плачет, песни поет печальные, скорбит в душе своей и часто появляется перед людьми, когда хочет их о беде предупредить, а они, дураки, считают, что она предвестник этого несчастья. Нет, чтобы выводы сделать правильные и подумать, что может произойти, так все им предначертанным кажется.
Кот немного помолчал и продолжил:
– Гамаюн вообще из всех твоих родственниц самая странная. Она, конечно, птица вещая,светлая, когда ее встречаешь – это точно к счастью. Знает она много и об устройстве мира, что и почему происходит, но, как говорится, многие знания – многие печали. Мне вот, когда на нее смотрю, всегда кажется, что она не в себе: то говорит сама с собой, то такое говорит, что на голову не налезет. Нет, можно, конечно, сказать, что ее понимает только тот, кто видит тайное, но вот пояснее бы выражалась – и людям, и ей бы легче стало. А так, один туман.
Тут я вспомнила, что она спасла меня от чар Мораны, и решила заступиться за тетку:
– Нет, она чудесная, хоть и странная, но мне так с ней хочется поговорить, узнать ее получше. И всех остальных, конечно, – добавила. – Ты мне о бабке и матери моей поведай, а то почему-то, кажется мне, могу услышать несколько разных вариантов истории.
– Это да. – муркнул Кот. – Тут история запутанная и сложная. Дело было где-то так.
И он продолжил:
– Царевна-лебедь, твоя бабушка, красавица писаная, жила спокойнехонько на Буяне долгие годы. Скажем так, проживала, ни о чем не печалясь. Зарю-Заряницу встретила, поболтала – день прошел, Вечерка пришла – день обсудили. За ней Ночка пожаловала, в постельку отвела – и так день за днем. На Буяне мало что происходило, закрытая у нас зона. МОЖЕТ, сторона ???Тетки твои все куда-то летали, во что-то встревали: кого-то предупреждали, кому-то помогали. А бабку твою мало что волновало, про плохое не ведала, а хорошему радовалась. Все ее любили за нрав спокойный, душу незлобивую. А что ей злобиться-то, коли ей что день, что месяц – все одно? Сестры в ней души не чаяли. Хоть и взрослая вроде девица, а все одно как дитя. Но однажды, как описал один великий поэт Александр Пушкин… (И откуда он все узнал? Хотя и приврал сильно). Дело начиналось так:
В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет…
В этой бочке находилась царевна человеческая с сыном, ее из-за придворных интриг оболгали родственницы и засунули в бочку, а бочку бросили в море. Вот царевна и ее сын стали просить прибить их к берегу.
И послушалась волна:
Тут же на берег она
Бочку вынесла легонько
И отхлынула тихонько.
Мать с младенцем спасена;
Землю чувствует она.
В общем, прибило на Буян бочку с людьми, а ведь до этого тут человеческая нога не ступала. Прибыла княжна с сыном, его Гвидоном кликали. Вышли они на берег, а тут как раз Чернобог непонятно почему на нашу лебедушку напал, до сих пор неясно, чем ему Царевна-лебедь и ее потомство мешает, что все время их погубить старается. Поэт описал это так:
Вот и слышит будто стон…
Видно на море не тихо;
Смотрит – видит, дело лихо:
Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Каким-то чудным чудом Гвидон изловчился, пустил стрелу в коршуна.
Тут Кот остановился.
– А хочешь я тебе всю сказку расскажу? Красивая… И написана так …поэтически.
– Нет уж, ты мне суть поведай, что ты все сказки знаешь, я уже поняла. Так что произошло дальше-то? Рассказывай.
Кот вздохнул:
– Ну вот, совсем у тебя к поэзии влечения нет. Я тебе стихи читаю, а тебе сухие факты подавай. Через некоторое время – быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается – увидел князь бабку твою, раскрасавицу, в человеческом облике – и влюбился. А как в нее было не влюбиться? Вот как ее описывают (привирают, правда – ни звезды, ни месяца у нее не было):
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как-речь-то говорит,
Словно реченька журчит…
Кот вздохнул и продолжил:
– А самое печальное, что Лебедушка наша тоже в этого князя влюбилась. Аж очнулась, жизнь в ней пробудилась, глазки любопытством засветились, сердце радостно забилось, кровь ко щекам прихлынула. Короче, поженились, но только это в людских сказках так бывает, что жили долго и счастливо и умерли в один день. Гвидон-то человеком был, а Лебедушка наша – сущность бессмертная. А бессмертная – это не значит, что не умрет, а только что умрет не от старости. Умер в свое время Гвидон, устал ли от бесконечного покоя, время ли ему пришло, хотя и долго прожил – тут, на Буяне, даже люди долго живут. Любила она его сильно и не смогла без него жить. Что ни делали тетки, как ни уговаривали ее найти кого-нибудь, даже бессмертного какого-то предлагали в женихи, про любовь к твоей матери вспоминали, только что толку? Уснула она летаргическим сном- длительным, значится, – поучительно объяснил Кот.- Царевну любили на острове и, чтобы не расстраиваться, каждый день на нее глядючи, сделали ей красивый хрустальный гроб и поместили его в горе. И Кот процитировал еще стих:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
