— Но… как же так, дорогие мои? Неужели вы хотите бросить старого дядюшку Труа? И это после всего, что я для вас сделал?
Лерой переступил с ноги на ногу и, вжав голову в плечи, угрюмо пробормотал:
— Простите, мастер, нам надо… тетушка Магмара помирает… и сарай надо матери отремонтировать…
Мастер Труа всплеснул пухлыми руками:
— О Ева-заступница, какие мелочи… — По изменившимся лицам стоявших перед ним главных источников дохода он мгновенно понял, что так говорить нельзя, и сменил тон: — Нет-нет, мне тоже очень жалко вашу тетушку, я даже готов… — Тут его руки вновь торопливо погрузились в денежный ящик, лихорадочно отыскивая среди смятых бумажек купюры помельче. — Вот… возьмите, — толстые пальцы мастера вынырнули наружу с несколькими зажатыми между ними купюрами достоинством один и два кредита, — отправьте эти деньги тетушке, и она сможет купить на них дорогое лекарство (это была неслыханная щедрость, поскольку предложенная хозяином сумма превышала месячный заработок любого из стоящих перед ним). Так что вам совершенно незачем ехать самим… — Мастер Труа рассыпался довольным смехом. И напрасно. Стоявшие перед ним уроды — гаранты его процветания лишь угрюмо переглянулась и еще больше нахохлилась. Похоже, их решимость покинуть “Отель удовольствий” была слишком твердой, чтобы ее могла поколебать такая сумма, как, наверное, и более крупная. Но мастер Труа попытался.
— Послушайте, вам совершенно незачем уезжать. Вашей тетушке лучше поможет квалифицированный врач. А вы там будете только мешаться. Более того, здесь вы сможете заработать… причем больше, намного больше, чем раньше. Я согласен платить вам… — Тут мастер Труа запнулся, ибо слова, что сейчас готовился произнести его язык, жгли огнем его сердце. — Вы будете получать… два-ад… нет, тридцать кредитов в месяц! — Хозяин борделя вздрогнул и зажмурился от подобной перспективы и едва не дал задний ход. Но… если эти трое уедут, то на его “Отеле удовольствий” можно поставить…
— Да! Я буду платить вам тридцать кредитов. — Хозяин решительно кивнул, тряся тройным подбородком и, распахнув глаза, гордо уставился на стоящий перед ним персонал. К его изумлению, даже столь чудовищная сумма совершенно не произвела на них никакого впечатления. Мастер Труа, все еще не пришедший в себя от собственной щедрости, оторопело вытаращился на них. О Ева-спасительница, что же еще может их остановить? И тогда мастер Труа решился на отчаянный шаг. Он вновь запустил руку в денежный ящик и (буквально чувствуя, как скрипят и хрустят пальцы) вытащил оттуда две измятых полусотенных кредитки:
— Вот, вот, возьмите, отправьте тетушке, матери… на это можно построить дюжину сараев.
Гаранты процветания переглянулась, Тироль покачал головой:
— Да-а-а…
Ему в ответ кивнул Лерой:
— Двенадцать сараев! Это… о-о-о-о!
Следом покачал головой дядюшка Роб, а Идрису выпала часть закончить обсуждение.
— Да уж! — глубокомысленно заявил он. Но к протянутым Труа деньгам никто не прикоснулся.
Мастер нахмурился и тряхнул вытянутой рукой (деньги жгли ему пальцы):
— Ну же, чего вы стоите, берите!
Уроды снова переглянулись, Лерой вздохнул:
— Извините, мастер Труа. Но… нам не нужно столько сараев!
5
Большой парадный выезд герцога Эсмеральды, как и большинство подобных моделей других высокопоставленных особ, был сконструирован на базе стандартного армейского десантного бота типа “Мотылек”. Вообще-то ходили слухи, будто у графини Эрлисии большой парадный выезд был собран на основе ходовой платформы типа “Гусь” (в просторечии “Большая буханка”), но это было уже нонсенсом. “Гусь” имел сорок ярдов в длину и двенадцать в ширину. А поскольку согласно традиции парадный выезд передвигается только над наземными дорогами и на высоте не более одного фута от поверхности, для подобного монстра оказывались недоступными девяносто девять процентов наземных дорог. Он просто не вписался бы в первый же поворот. Так что даже если это и было правдой, то, скорее всего, этот парадный выезд графини никогда не покидал пределы ее поместья. Парадный же выезд герцога Эсмеральды был вполне стандартных размеров — десять ярдов в длину и три с половиной в ширину. И внешне он почти ничем не отличался от классических образцов — высокий корпус с огромными зеркальными окнами, массивная сдвижная дверь, масса хрома и позолоты и пара двойных “стаканов” для лакеев в кормовой части. Конечно, открытые площадки с поручнями, по мнению герцога, выглядели бы шикарнее, но ей эта колымага досталась по наследству, и она решила ничего не менять. Тем более что, если все пойдет по плану, от нее все равно придется отказаться. Может быть, поэтому она так полюбила эти вечерние поездки по поместью. Настолько, что велела заложить парадный выезд даже сегодня, хотя с самого утра не переставая лил дождь… Впрочем, скорее всего, это был один из последних выездов. Сообщение профессора Антемы заставило резко форсировать планы, поэтому скоро все должно решиться. Скоро произойдут события, которые вознесут ее, герцога Эсмеральду, на самую вершину власти… и заставят отказаться от маленьких радостей. Поэтому она спешила пользоваться моментом…
Когда жаркая дискуссия в курительной начала понемногу иссякать, герцог незаметно выскользнула из комнаты и поднялась к себе в кабинет. Она едва успела разжечь жаровню, нагреть песок и воткнуть в него несколько джезв с ароматным содержимым, как дверь кабинета тихо открылась и в комнату деловито вошли пять человек, которых она ожидала. Адмирал Шанторин была не в курсе того, что помимо того круга лиц, озабоченных судьбой королевства и изысканием возможности направить его развитие по пути свободы и демократии, к которому ныне принадлежала и она сама, существует еще один, гораздо более узкий круг. Причем мнение лиц этого круга весило гораздо больше, чем всех остальных сторонников изменений в государстве, вместе взятых. Ну, по поводу четверых из этого узкого круга у Шанторин, даже узнай она о его существовании, не возникло бы никаких вопросов. Потому что она считала этих четверых личностями, способными без всякого мыла пролезть в любое, даже самое узкое анальное отверстие. Но вот пятое лицо… Впрочем, адмирала Шанторин здесь и в помине не было, а в глазах герцога присутствие всех пятерых выглядело вполне оправданным. Поэтому Эсмеральда только слегка покосилась на вошедших, ни на мгновение не отрываясь от своего чрезвычайно важного и серьезного занятия, требующего полной сосредоточенности. В этом большом поместье, заполненном десятками и сотнями вышколенных слуг, не было ни одного человека, которому герцог доверила бы это дело. Впрочем, таковых не было и на всей этой планете, да и вообще в королевстве существовало только трое, кому Эсмеральда могла бы доверить, и то не очень охотно, заваривание кофе. Причем один из них был уже мертв. Наконец джезвы почти одновременно вскипели густой коричневой пенкой, после чего их содержимое было разлито по маленьким изящным чашечкам, которые тут же перекочевали в руки гостей. И герцог наконец позволила себе уютно устроиться в своем кресле:
— Итак, что будем делать?
Сестры Энгеманн переглянулись, затем старшая втянула губы и откинулась на спинку мягкого диванчика, вновь, как и обычно, предоставляя младшей огласить их совместное мнение:
— Ждать больше невозможно. Акция должна быть проведена в течение недели.
Герцог насмешливо вздернула бровь:
— Это общее мнение?
Младшая Энгеманн скривилась.
— Разве это сборище болтунов способно выработать какую-то общую позицию? Это наша позиция. — Она бросила выразительный взгляд на остальных присутствующих. Молчание супругов Присби было выразительнее всяких слов. Герцог медленно кивнула:
— Годри, как там дела с рейтингами?
Глистообразный Годри Присби вялым движением извлек из папки, с которой никогда не расставался, тонкие пластиковые листки распечатки. Пару мгновений он вглядывался в них, а затем скривил лицо в странной гримасе, которую окружающие могли расценить и как отвращение, и как брезгливое одобрение:
— Пока неплохо, но динамика мне не нравится. По-моему, начинается откат.
— А мы можем что-то сделать за оставшееся время?
Годри задумался. Его жена хранила молчание. Только очень информированные люди знали, что за последние десять лет Каролина Присби где подкупом, где угрозами, где прямым шантажом сумела получить негласный, но от этого не менее эффективный контроль над тремя из пяти самых влиятельных головизиосетей королевства. Но это было еще не все. Действуя теми же методами, она смогла продвинуть в руководство профсоюза работников головещания Берту Железную Задницу, которая вот уже лет восемь как была у нее на содержании. И это назначение позволило ей накинуть удавку на своенравную и не признающую никаких видимых ограничений журналистскую вольницу. Ибо неугодные журналисты теперь довольно быстро оттеснялись от первых ролей. Нет, внешне все было прилично, никто не налагал никаких запретов, просто на тех каналах и у тех программ, которые выступали с позиций, неугодных Каролине Присби, внезапно начинались проблемы с персоналом.
