— Как зовут вас, почтенный? — спросил он.
— Зовут меня Вэйян, — ответил молодой человек, — вернее, это мое прозвание, что означает Полуночник. Сам я из дальних краев, а здесь, в Чжэцзяне,[40] путешествую. Я много слышал о вас, наставник, знаю, что вы знаменитый отшельник и люди чтут вас как живого Будду. Поэтому, прежде чем войти в этот скит, я постился и соблюдал положенные запреты. Я пришел поклониться вам и хочу с вами побеседовать.
Возможно, вам интересно узнать, почему гость на вопрос монаха не назвал своего настоящего имени, а сказал лишь прозвание. Любезный читатель, тебе следовало бы знать некоторые странные обычаи, которые царят в мире образованных людей. Ученые мужи, обращаясь друг к другу, не любят называть себя настоящим именем, а указывают свое прозвище. Известно, что молодой человек часто называет себя шэном — студентом. Муж, зрелый годами, зовется цзы — учителем, а старик величает себя даожэнем — праведником. Каждое слово, выражая достоинство того или иного человека, имеет определенный смысл, отражая устремления человека, особенности его повадок и чувств. Итак, выбрав один или два иероглифа, сей муж придумывает себе новое имя, смысл которого нередко бывает понятен лишь ему одному, и никому больше.
Молодой ученый нравом своим был сластолюбив, ибо находился во власти женских чар. Причем свои любовные дела он старался устраивать не днем, а ночью, и даже не просто ночью, но в первую ее половину, словом, в полночь. Однажды наш студент встретил в «Книге песен» фразу о юноше, что приходил в полночь, и взял эти слова в качестве своего прозвания. Так он стал Вэйяном, или студентом-полуночником.
Необыкновенная учтивость гостя поначалу смутила монаха. Ответив несколькими церемонными фразами, он предложил ему отведать вместе с ним скромную монашескую трапезу из глиняной плошки. Они сели друг против друга и завели разговор о Чань[41] — ученье о созерцании, и эта беседа показала полное их согласие в мыслях. Надо вам знать, что Вэйян отличался острым умом и обширными знаниями — он умудрился прочитать едва ли не все книги Трех учений и Девяти школ.[42] О таинствах Чань другие могут говорить тысячи слов и все невпопад, а он схватывал самую суть мысли, которую излагал монах.
«Весьма начитанный юноша!.. — с удовольствием подумал инок. — Жаль только, что природа, сотворив его, совершила оплошность, дала ему этакую красивую внешность. Как глубоки его познания в учении Будды, но какая греховность исходит от его лика! Наружность и манеры говорят, что он великий любодей! Если вовремя не обуздать юношу, не засунуть его в мое кожаное вретище, он может принести громадные беды, ибо он готов на все, дабы удовлетворить свои желания. Чтобы пробраться в женские покои, он проползет в любую щель и перелезет через любую стену. Неизвестно, сколько жен в Поднебесной будет отравлено ядом, который он источает! Нет, никак нельзя допустить, чтобы этот сеятель греха вводил в искус людские души. Если я не остановлю его, значит, путь милосердия и печали, по коему я иду в этой жизни, очень плох!»
И монах сказал:
— С тех пор как я, бедный инок, покинул семью, мне приходилось встречаться с разными людьми — мужчинами и женщинами. Не стоит сейчас вспоминать о тех тупицах и невеждах, которые отказывались приобщиться к добрым деяниям. Скажу о других, о тех ученых и чиновных мужах, кто приходил сюда, чтобы постичь Закон и вникнуть в тайны ученья Чань. Даже они являли свое невежество, и мало кто из них был способен овладеть секретами этого ученья. Неудивительно, мне довольно трудно было предположить, что вы, сударь, покажете столь яркие дарования и проявите желание познать наше ученье. Через короткое время вы смогли бы подняться к самой вершине Трех таинств[43] — вершине самадхи. В человеческой жизни проще всего обрести форму, гораздо труднее добиться высоких качеств характера; гораздо легче потратить время жизни, нежели достойно пройти чрез ее превратности.[44] Вы, сударь, имеете все качества, достойные деяний Будды, а потому вам не следует вступать на путь злых духов. Пока не рассеялись утренние пары, отриньте прочь греховные влечения и страсти, и вы войдете во Врата пустоты. Я, бедный инок, всего лишь обыкновенный человек с грубой плотью, однако же даже я способен стать одним из камешков, из коих строят гору. Я готов проявить свое умение и отдать все свои силы, чтобы объяснить вам тайны Причин и Следствий.[45] Пройдет сотня лет, и вы приобщитесь к счастливой монашеской братии — самгхе[46] и боле не станете слушать наказы демонов — лоча. Что скажете на это, сударь?
— Я давно мечтал приобщиться к ученью Чань, с тем чтобы в свое время войти во Врата закона. Дело, однако, в том, что я еще не исполнил двух своих жизненных желаний. Мне трудно от них отказаться, почти невозможно. Нет, в последующие несколько лет я прежде хочу попользоваться всеми радостями жизни и тем самым исполнить два своих завета, а уж потом я вновь приду сюда в обитель, и вы, наставник, возложите свою руку на мою главу. Думаю, будет еще не поздно. Ведь годами я еще очень молод.
— Позвольте спросить, сударь, какие же ваши желания?
Вероятно, вы хотите прославиться на ниве экзаменов или совершить подвиг в далеких краях, дабы выразить свое почтение трону. Не так ли?
Вэйян покачал головой:
— Не угадали, учитель. У меня совершенно другие планы!
— Другие? Какие же?
— Они целиком зависят от моих сил и возможностей, а потому их нельзя назвать пустыми химерами… Не скрою, учитель, у меня есть некоторые способности к ученью, я в состоянии постичь Путь — Дао.[47] Наконец, я обладаю талантом сочинительства. Во всем этом я довольно преуспел… Между прочим, замечу, что нынешние знаменитости по-настоящему не умеют даже читать. Единственно, на что они способны, — это делать некоторые весьма посредственные и даже грубые наброски, в которых все перемешано вкривь и вкось. Если им и удалось написать книжонку стихов или прозы, они готовы сию же минуту воздвигнуть алтарь и водрузить стяг, дабы возвысить свою славу в мире. По-моему, все, что они делают, не более чем лживая подделка… Если кто-то действительно стремится стать знаменитым мужем, ему прежде следует прочитать все редкостные книги, завязать знакомства с удивительными людьми нашего мира и объездить знаменитые горы Поднебесной. И лишь потом, уединившись в кабинете, он смог бы сказать веское слово, которое, может быть, дойдет до следующих поколений. Понятно, каждый человек способен прославиться на экзаменах, а потом сделать что-то полезное для трона. Если же, увы, литературное счастье не улыбнулось и ему до старости суждено сидеть возле окна,[48] то даже тогда не поздно себя прославить на многие и многие лета… Вот почему я имею в своем сердце два потаенных желания и постоянно повторяю две заповеди. Первая — это стать самым талантливым человеком Поднебесной…
