18. «Ты слишком робко просишь у меня»
Хвала, поклонение, предание себя любви Божией являются, пишете вы мне, великими движущими силами вашей молитвы. Я очень рад этому. Но не пренебрегайте, тем не менее, просительной молитвой, словно бы она была чем-то низшим, или же представляла собою уже пройденный этап. Никогда нельзя забывать ни об одной из так называемых целей молитвы: поклонении, благодарении, покаянии, прошении. Они являются стержнем церковной литургии, и они должны играть ту же роль в вашей личной молитве. Я часто замечал, что просительная молитва является надежным критерием, чтобы судить о подлинности духовной жизни: лже-мистики презирают ее, мистики подлинные находят в ней отраду. Святой — всегда попрошайка, пусть не у людских дверей, но у дверей Бога. Он доверчиво ожидает от Господа хлеба своего насущного, и более всего Он просит у Него благ духовных, которых он алчет еще больше, чем хлеба: возрастания веры, надежды, любви, разумения Креста и любви к нему, смирения, сокрушения, даров Святого Духа. К тому же, подлинно духовный человек помнит слова Учителя, также побуждающие его к просительной молитве: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20,35). Человек открывает в этих словах тайну сердца Христова, и для него призыв к просительной молитве не столько предписание, сколько дружеская доверительность. Так что именно эту радость давать стремится он доставить своему Богу, когда является перед Ним, как проситель. Спросите свое собственное отцовское сердце, не явит ли оно вам подобного свидетельстЯ нашел отголосок этой потребности и радости давать в одном письме св. Томаса Мора к его дочери. В нем с очевидностью можно обнаружить, что святость не угашает отцовских чувств, но наоборот, утончает их и углубляет, так, что они становятся как бы зеркалом, в котором отражаются чувствования Бога. Читая эти строки, где превосходный отец выражает
свою потребность и свою радость давать, уразумейте, что подобное расположение, несомненно, гораздо более пылко проявляется по отношению к вам у Бога, вашего Отца. «Ты просишь у меня денег, дорогая моя доченька, с чрезмерной робостью и сомнениями. Твой отец, ты хорошо это знаешь, постоянно готов давать тебе, и тем более, что твое письмо заслуживает не двух золотых филиппов за строчку, как платил Александр за стихи поэта Херилия, но, если бы только мой кошелек соответствовал моим желаниям, по две унции золота за каждую букву… Тем не менее, я посылаю тебе ровно столько, сколько ты просишь. Я бы, конечно, мог и прибавить, но если мне нравится давать, то мне нравится также, когда моя дочь ласково меня просит, как она умеет это делать. Так что поторопись потратить эти деньги, — я уверен, ты найдешь им хорошее применение, — и чем скорее ты снова ко мне обратишься, тем больше буду я доволен».
19. Дерзновение
Почему я считаю вас человеком ветхозаветным? — Потому что вы, похоже, не ведаете той добродетели, которая является характерной чертой каждого истинного ученика Христова: дерзновения. Благочестивые Иудеи не смели приблизиться к своему Богу, говорить с Ним по-дружески; они поклонялись Ему, но как бы на расстоянии. Услышать Яхве и особенно увидеть Его означало, думали они, подвергнуться смертельной опасности. Они обращались к нему как к Хозяину одновременно грозному и почитаемому: «Господи! Да будет ухо Твое внимательно к молитве раба Твоего и к молитве рабов Твоих, любящих благоговеть пред именем Твоим» (Неем 1,11). Только первосвященник имел право произнести священную тетраграмму, четыре согласных Божественного Имени: это был предел дозволенной близости. Когда они произносились, те, кто стоял вокруг и слышал, простирались ниц на земле; другие же произносили: «Да будет во веки благословенно Имя Царствия его преславного!» И никто не покидал своего места до тех пор, пока Божественное Имя, если можно так выразиться, продолжало витать в воздуНо пророки возвещали новые времена, времена Мессии, когда всякому человеку будет дано приближаться к Богу и молиться Ему с упованием: «Тогда Я дам народам уста чистые, чтобы все призывали имя Господа» (Соф 3,9). И действительно, Иисус Христос сказал Своим ученикам: «Молитесь так: Отче наш, сущий на небесах» (Мф 6,9). «Потому что, — поясняет св. ап. Павел, — вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: Авва, Отче!» (Рим 8,15). «А как вы сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: “Авва, Отче!” Посему ты уже не раб, но сын» (Гал 4,6–7). Отныне христиане, не оставляя, разумеется, почтительности, которая лежит в основе всякого благочестия, могут «приближаться» с горячим упованием к своему Богу, о Котором они узнали, что Он есть их Отец. Послушаем св. ап. Иоанна: «Если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу» (1 Ин 3,21). И вновь св. ап. Павел: «Во Христе мы имеем через веру в Него дерзновение и надежный доступ к Богу» (Еф 3,12). Это и есть то дерзновение, та сыновняя уверенность, которую священные книги выражают словом «парресия» («дерзновение»), от греческого pan и rethos, т. е. «(право) говорить все». Парресия, дерзновение, к которому нас призывает святая Литургия перед прочтением, во время каждой Мессы, молитвы «Отче наш»: «Как научились мы от Самого Спасителя, и согласно Его заповеди, взываем дерзновенно…». Может быть, чтобы побудить вас молиться дерзновенно, имеет смысл присовокупить к вышеприведенным соображениям еще и заразительный пример? Я процитирую вам св. Терезу (Авильскую). Перегруженная тяжелыми трудами, истомленная заботами, она, сверх того, была лишена в молитве ощущения присутствия своего возлюбленного Бога. Не в силах больше этого переносить, она однажды пожаловалась Богу, и в словах ее сыновнего дерзновения было не меньше, чем почтения: «Как же так! Мой Боже, не довольно разве того, что Ты заставляешь меня вести эту убогую жизнь, что, ради любви к Тебе, я принимаю все эти испытания, и что я соглашаюсь оставаться в этом изгнании, где все устроено так, чтобы мешать мне обладать Тобой, где мне необходимо заниматься едой, сном, делами, отношениями с бесчисленным множеством людей? И однако, я смиряюсь со всем ради любви к Тебе, ибо Ты знаешь хорошо, о мой Боже, что это все для меня сущая пытка! И вот, в те несколько мгновений, которые мне остаются, чтобы радоваться общению с Тобой, Ты прячешься! Как это вяжется с Твоим милосердием? Как может Твоя любовь ко мне допускать такое? Господи, если бы возможно было для меня спрятаться от Тебя, как Ты прячешься от меня, то я думаю, я убеждена, что Твоя любовь ко мне не перенесла бы этого! Но Ты-то видишь меня постоянно. Такое неравенство слишком жестоко, о мой Боже. Учти, молю Тебя, что это значит обижать ту, которая Тебя так любит».
20. «Авва, Отче!»
В своем недавнем письме я старался определить, как вы помните, что есть главное в молитве. Усмотрев, что главное не может относиться к тому, что привносят в молитву тело, разум или чувства, я заключил, что оно содержится в воле. Это так, но и не так. Я пишу вам снова, чтобы устранить опасность ввести вас в заблуждение. Это верно в том смысле, что тот, кто молится, не может совершить ничего больше и ни лучше того акта воли, в котором он обращается к Богу и предается Ему. Но молитва христианина — это не только акт человека, но она есть также, и прежде всего, акт Бога, и совершенно очевидно, что действие Божие намного важнее человеческого. Это подразумевалось мною, когда я вам писал; подразумевалось ли это также и вами, когда вы читали мое письмо?
Впечатляющая библейская сцена весьма ярко иллюстрирует то, что происходит в христианской молитве. Маной и его жена (Суд 13,1920), будучи удостоены посещения Ангела Господня, принесли в его присутствии, на алтаре посреди поля, жертву всесожжения Господу. Они сложили дрова, возложили козленка, зажгли огонь. И вот внезапно ангел был как бы подхвачен пламенем и вознесен с земли к небесам. Таинственное Существо возносит молитву христианина, направляет ее, представляет ее Отцу-Вседержителю: Существо Это — Дух Святой. Апостол Павел предлагает нам это удивительное учение в самых недвусмысленных выражениях: «Дух подкрепляет нас в немощах наших, ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим 8,26). Эта молитва Духа в нас, вот что придает невероятное величие нашей молитве. Мы приступаем к ней усталыми сердцем и духом, и едва бормочем нечто убогое. Неважно! Из этих мертвых сучьев Дух разожжет живое пламя. Эта молитва Духа неуловима. Есть, однако, слова, которые позволяют распознать ее присутствие: Авва, Отче! «Поскольку вы сыны, — пишет св. ап. Павел, — Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: “Авва, Отче!”» (Гал 4,6). Тем самым, сущность нашей молитвы есть этот порыв сыновней нежности [7] Сына к Своему Отцу, порыв, который Дух Святой порождает в нашей душе. Нужно ли теперь удивляться, что наша человеческая молитва бывает приятна Богу? Поскольку мы еще только новички в сфере молитвы, мы обычно не отдаем себе отчета в этой молитве Духа Святого; мы не воспринимаем этого возгласа: «Отче! Отче!», который, тем не менее, раздается в глубине нашего существа. Наши внутренние чувства, пока еще плохо воспитанные, нечувствительны к этому присутствию Духа в нас. Но время от времени, с тайной радостью и все чаще и чаще по мере того, как утончается наше духовное восприятие, мы начинаем предощущать нечто о трепетной жизни Духа Христова: «Сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божии» (Рим 8,16). Это следует понимать так, что мы открываем в себе порыв любви к Отцу, о котором нам безусловно следует признать, что он исходит не от нас. Итак, молиться — это очень просто, это значит только согласиться, примкнуть (слова, исполненные смысла для людей духовных) к тому, что совершается в нас, это значит только предать себя молитве Духа Святого, как масло в лампе предает себя пламени и в нем сгорает. Очень часто ничто в нас не обнаруживает таинственной деятельности Духа. Но и тогда не меньше следует с нею соглашаться и к ней примыкать, но уже в плане веры, и как раз именно тем самым актом воли, о котором шла речь в моем предыдущем письме. Не боюсь показаться излишне настойчивым, рекомендуя вам, когда вы только приступаете к молитве, ясно и твердо исповедовать веру в Духа Христова, исполненного желания молиться в вас. И, как подписывают незаполненный чек, заранее и полностью на это согласиться.
