— Тятя был в городу у Боровкова. Он приказал уходить вам. Про вас пронюхали…
— Так, значит, вы не с ними? — Лисин едва заметно кивнул на бандитов.
— Нет. Но об этом потом. Вчера я слышал разговор, что послезавтра будут сделаны налеты на коммуны и потребиловки. Вам надо как-нибудь выйти во двор. Садитесь на моего коня и скачите в город. У ручья будет развилка, так вы влево возьмите.
— Хорошо, Иван, спасибо.
Теперь для Лисина уже было ясно, что у бандитов есть свой осведомитель в милиции. Это грозило провалом всей операции по обнаружению и поимке Луковина. Подождав немного, Петр встал из-за стола, пошатываясь, шагнул к двери.
— Ты куда, господин хороший? — остановил его Евдоким.
— На воздух…
— Пойдем вместе, я провожу тебя.
Они вышли во двор. Громыхало уже рядом, тяжелая черная туча заслонила ярко пылавшее солнце. В распадке стало прохладно. Они остановились у стены сарая.
— От самогон, — улыбнувшись, сказал бандит. — Все нутро гложет.
— А вы крепкий, — похвалил его Лисин.
— Это верно, — подтвердил тот. — Смотри-ка ты, дождь начинается.
Бандит поднял к небу голову. В это время Лисин нанес ему короткий удар под ложечку. Икнув, Евдоким стал оседать. Второй удар опрокинул его на землю. Выхватив у старшего из кармана пистолет, Лисин бросился к воротам. Повод затянулся, никак не хотел сниматься со столба. Развязывая его, Лисин услышал крики. Прыгнув в седло, он помчался вниз по распадку. Сзади раздались выстрелы. Будто кто палкой ударил Петра по плечу. В глазах потемнело.
Глава четырнадцатая
Сообщение Якова Семенова взволновало Шатрова. Они встретились у железнодорожного вокзала.
— Зачем им нужен Евстигней? — недоумевал заместитель начальника угрозыска.
— Может, свести с ним счеты? — предположил Семенов.
Увольнение Якова из милиции было организовано самым серьезным образом. Издали приказ, в котором внимание всех сотрудников обращалось на самовольные действия милиционера Семенова, повлекшие за собой серьезные последствия. Встречаясь со знакомыми, Яков жаловался на проявленную к нему несправедливость. Ему сочувствовали. Зато среди базарных торговок его увольнение вызвало настоящее ликование, для них Яков был бельмом на глазу.
— Счеты? — переспросил Шатров. — Он же отец-благодетель уголовников. Кто, как не Евстигней, в трудную минуту приходит им на выручку: прячет по малинам, кредитует, снабжает наркотиками?
— Но и дерет он с них дай боже, — усмехнулся Яков.
— Да, «услуги» его дороговато стоят, — задумчиво постукивая костяшками пальцев, подтвердил Шатров. — Вот что, Яков, ты побудь здесь, а я живо смотаюсь к Трегубову. На какое время намечена операция?
— В два часа ночи.
— Время у нас еще есть…
Парфена Шатров застал за странным занятием. Трегубов перекладывал с места на место истрепанные фотографии.
— Ты что это, Парфен, колдуешь?
Почесав затылок, тот ответил:
— Да тут Боровков задачу подкинул…
Утром, вызвав Трегубова, начальник милиции показал ему фотографию и спросил:
— Ты с этим человеком никогда не встречался?
С карточки на Парфена смотрел бравый колчаковский офицер в парадной форме.
— Вроде бы лицо знакомое, а кто — не могу вспомнить, — ответил заместитель.
— Н-да, — протянул Боровков. — Ты понимаешь, лицом больно смахивает на нашего начальника секретной части Перфильича.
— Перфильича? — удивился Трегубов. — Вроде что-то есть… Хотя, погоди: Перфильичу-то уже за сорок, а этому — не более тридцати. Притом Перфильич пришел к нам из ЧК…
Эту фотографию Трегубов и показывал сейчас Шатрову. Георгий долго рассматривал бравого колчаковца.
— Нет, Парфен, ничего не могу сказать.
— Ты понимаешь, Боровкову и мне сдается, что этот офицерик похож на нашего начальника секретной части Гришина. Но колчаковцу, судя по карточке, не больше тридцати, а Гришину за сорок.
— Н-да, — протянул Шатров. — А откуда она у вас?
— Вчера умерла старуха в Заречье, одинокая. При описи имущества у нее нашли альбом. Ничего интересного в нем нет, семейные фотографии домочадцев: дедушки, бабушки, внуки. А эта особняком была приклеена. Тюрин, который составлял акт, первый обратил внимание, что офицер похож на нашего Перфильича. Боровков приказал ему держать язык за зубами, а мне вот подсунул для изучения.
— А эти фотографии самого Гришина? — кивнул Шатров на другие снимки.
— Его. Я их из старого личного дела взял, которое нам из ЧК передали.
— Вообще-то похож. Только на этих фотографиях он действительно выглядит старее.
— Может, у него брат колчаковец?
— А что? Помнишь, Боровков рассказывал, как отряд чоновцев погиб, когда гонялись за бандой Мозжухина? Кто-то тогда бандитов предупредил. Не Гришин ли? И за Луковиным сколько бегаем?..
— Круто забираешь, — остановил его Трегубов. — Все это пока догадки. Но если насчет Гришина — правда, тогда он нам здорово повредит при операции против Луковина и Елизова. Надо его изолировать на время. Пошлем в командировку в губернский центр.
— Правильно.
Взглянув на Шатрова, начальник уголовного розыска спросил:
— Так что у тебя?
Георгий коротко рассказал о сообщении Семенова. Трегубов слушал, скосив глаза на окно, выходившее во двор милиции: там двое милиционеров седлали коней.
— И что ты думаешь по этому поводу? — поинтересовался он.
— Здесь может быть две версии…
— Ишь ты, куда загнул, — засмеялся Парфен. — Версии! Ну, давай, валяй.
— Арест Евстигнея задуман, может быть, для того, чтобы проверить самого Семенова. Это во-первых. А во-вторых, возможно, с целью вымогательства.
— Так, так, — поддакнул Трегубов. — А третьей версии у тебя нет?
— Пока нет, — признался Шатров.
— Н-да. И что же ты намерен делать?
— Надо проследить, куда Яков с «помощниками» доставит Капустина, и там арестовать всю головку.
— Думаешь застать Луковина с Елизовым?
— Не исключено, что и они тоже там будут.
— Нет, Георгий, — возразил Парфен. — Ход твоих мыслей не совсем верный. Ну зачем же им для проверки Семенова красть Капустина, куда-то увозить его? Для этого достаточно более рядовой фигуры. Так что твоя первая версия, будем считать, отпала. А вот арест Евстигнея с целью вымогательства… Тут надо крепко подумать. Помнишь, мы говорили с Боровковым и с тобой, для чего стекаются сюда бежавшие бандиты? Тогда в двадцатом-двадцать первом им только зубы повыбили, а корешки остались. Большая часть из того, что награблено, осела в уезде. Может, у того же Савичева или Капустина… Луковину и Елизову нужны деньги, деньги и еще раз деньги. За ними они сюда и явились. Кое-что им, конечно, удастся взять у своих сообщников. Но всего не отдадут, никак не отдадут. Вот тут-то бывшие вожаки и попытаются взять реванш. Ну, а приемы у них остались прежние. Пойдут налеты на кассы, грабежи населения, в том числе и богатых нэпманов. Без убийств не обойдется. Поэтому они будут действовать дерзко, решительно и, главное, — быстро. А там ищи ветра в поле. Вот этот момент нам и надо упредить.
— Если бы только нэпманов трясли, еще полбеды, — заметил Шатров. — Я бы сам с удовольствием помог.
— Ишь, какой у меня, недальновидный помощник, оказывается, — засмеялся, Парфен. — Нэп — это ленинская политика, и мы обязаны неуклонно проводить ее в жизнь. Вот и получается, что сотрудники милиции, то есть мы, обязаны жизнь нэпманов так же охранять.
— Умом я это понимаю, — признался с горечью Шатров, — а сердцем — не могу.
— Ничего. Сердце у тебя хорошее, доброе к людям. А что до нэпманов… Вот покончим с разрухой, понастроим больших заводов и фабрик, тогда им непременно придет конец. Не выдержат конкуренции с социалистическим государством.
— Может, уйти мне из милиции? — уныло произнес Георгий.
— Обиделся? — удивился Трегубов. — Вот чудак! Да разве я сам не переживаю. Представь, мой дружок детства сейчас тысячами ворочает. Думаешь, легко его ухмылки переносить? То-то же! Теперь давай о деле. Подумаем-ка за Луковина, как он намерен осуществить свои планы. Мужик головастый и рисковый…
Глава пятнадцатая
Шубин околачивался на кухне, заигрывал с поварихами, подтрунивал над официантами. В полуденный час для вышибалы никакой работы не было.
Разбитной парень пришелся по нраву женскому персоналу номеров. Не один раз он ловил на себе игривые взгляды горничных и подавальщиц. Особенно симпатизировала ему Клаша из верхних номеров, где останавливался солидный народ. Это была красивая женщина с копной каштановых волос. Болтали про нее всякое, однако она умела держать себя с достоинством.
Как-то, столкнувшись в коридоре с Шубиным, Клаша сказала ему:
