Показ фильмов открывала совместная советско-индийская документальная лента: "Независимость - годы и свершения".
На экране - бойницы башен Красного Форта. несмотря на жаркое утреннее солнце, сотни тысяч людей терпеливо ждут уже который час на площади. Ждут вердикта истории. Фермеры, лавочники, купцы, рабочие, чиновники, военные все расы Индии. наконец с крепостных стен ударили пушки. Появился молодой Неру - вдохновенный, энергичный, смеющийся. Люди перестали говорить, двигаться. Люди затаили дыхание.
- Я объявляю великую, многострадальную, свободную Индию независимой республикой - отныне и навсегда!
Исторические кадры сменяются пейзажами огромной страны. Голос диктора звучал негромко и торжественно: "Сейчас я процитирую отрывок из недавней книги премьер-министра Неру: "Когда я думаю об Индии, я словно вижу мою Родину с борта космического корабля, находящегося в орбитальном полете. Сверкающие серебром пики могучих гор, коричневые ленты полноводных рек и голубые глаза озер; зеленые пояса джунглей и массивы цветущих полей; и моря, моря, бирюзовым разливом окаймляющие страну...
Я вижу отдельных людей - и всю нацию. Храмы искусств и заводы-автоматы, небоскребы и атомные реакторы, архисовременнейшие лаборатории и воистину массовые университеты - это лишь некоторые контуры Индии,которая грядет. В ней не будет места болезням и нищете, зависти и корыстолюбию, голоду и страданиям. В ней везде - на Севере и Юге, западе и Востоке естественным и привычным человеческим состоянием будет состояние счастья..."
В зале раздались аплодисменты. К.П.С.Менон, президент общества дружбы, зашептал Бенедиктову: "Господин Неру - северянин, вы знаете. Но эти его слова приемлет вся Индия, в них не забыт никто".
Даже на индийском политическом небосклоне, богатом яркими и крупными звездами, К.П.С.Менон выделялся как суперзвезда первой величины. И дело было даже не в его талантливости. И даже не в неизменном благосклонном покровительстве сильных мира сего, что само по себе уже могло - и при отсутствии таланта, и при не самой удачливой судьбе - обеспечить богатство и положение в индийском обществе. Как говорил еще отец Неру Мотилал, сердце К.П.С.Менона вмещало столько доброты, что он сам весь как бы светился ею изнутри. Он долго был послом Индии в Москве и теперь, помимо всего прочего, являлся главным советником премьера Неру по русским делам.
На экране одни за другими появлялись плотины, дамбы, заводы - храмы новой Индии. И, конечно, наибольшее количество метров пленки было отведено Бхилаи. Нищая деревня, буйволы в луже прямо на дороге. Приезд первых советских специалистов лозунги на русском и хинди; геологи и геодезисты обеих стран работают на площадке, очищенной от джунглей. Строители закладывают фундамент заводской электростанции - Неру орудует мастерком, говорит что-то веселое окружившим его людям, все смеются.
- Господин премьер-министр, - Бенедиктов склонился к Неру, тихо сказал: - Я читал о том, что вы бывали раньше в Бхилаи. Но что вы крестный отец завода - об этом я узнаю впервые!
- И горжусь этим! - сказал Неру. - Вроде бы вчера утверждался проект. И вот уже пора собираться на открытие первой очереди. Один из главных богов Индии - Великий Воин и Созидатель Кришна. Мой народ убежден, что Великий Созидатель благословляет Бхилаи.
- Но, кажется, Великий Каратель и здесь пытается противостоять Великому Созидателю!
Бенедиктов сделал паузу. Неру терпеливо ждал.
- Или до меня дошли всего лишь пустые кривотолки? Я слышал, что якобы сорок девять процентов акций Бхилаи будут распроданы...
Премьер молчал, смотрел на экран. Посол уже решил, что, наверное, зря он затеял разговор об акциях, что Неру не станет говорить на эту тему, тем более здесь. "Ошибка, какая досадная ошибка этот мой разговор с премьером!", - Бенедиктов поморщился. И вдруг услышал тихий, одному ему предназначавшийся ответ:
- Министр финансов Морарджи Десаи и все, кто за ним стоит (а их совсем немало), носятся с этой идеей. Недавно кабинет отверг ее как не отвечающую интересам нации. не далее как сегодня парламентские лобби всех правых партий приступили к обкатке мнений парламентариев на этот счет. Десаи заявил мне, что он и его фракция в парламенте - вопреки партийной дисциплине и этике - будут голосовать за законопроект о продаже акций. Важное, если не решающее, значение будут иметь голоса независимых. Вы понимаете, откуда ветер дует. Это не тайфун,не смерч и не ураган. Но борьба с ним отнимет много сил, которые так нужны для другого! И которых, к сожалению, остается не так уж много...
Неру вздохнул, слабо улыбнулся:
- Совсем немного.
После показа фильма "Белое солнце пустыни" в фойе бельэтажа состоялся небольшой банкет для особо важных гостей, актеров, активистов общества. Как почти всегда на таких банкетах, было весело, уютно, непринужденно. Неру с небольшой свитой ходил по фойе, пил свой любимый шербет ("Алкогольных напитков не пил, не пью и вам советую бросить!"), шутил, охотно фотографировался. Молодая, хорошенькая киргизка, талантливая киноактриса и преданная поклонница современного танца, пригласила премьера на "шейк". Неру так его исполнил, что вспыхнула овация. Свита премьера онемела - никто из них никогда не видел, чтобы он танцевал. Отплясывали и Бенедиктов и Менон. Когда они подошли к Неру, он уже собирался уезжать. Посмотрел на часы, нахмурился - стрелки показывали без пяти минут полночь. "Еще час-полтора придется бумаги читать, - подумал он покорно, зная, что это неизбежно, что есть срочные дела, которые может и должен решать только премьер-министр. - Значит, на сон опять остается четыре часа". Повернулся к Бенедиктову.
- Господин посол, во сколько вы встаете по утрам?
- В семь.
- Вы теряете целый час жизни, дорогой Иван Александрович. Следовательно, в год - пятнадцать с лишним суток. В десятилетие - полгода. Не слишком ли расточительно, ваше превосходительство?
И вдруг серьезно:
- Господа, мы смогли создать совместный документальный фильм неплохо для начала. Почему бы не подумать теперь о том, чтобы снять совместный художественный фильм?
- И главную женскую роль поручить, - К.П.С.Менон поискал глазами кого-то, радостно взмахнул рукой, - нашей прелестной танцовщице из Киргизии!
Пока Менон произносил заключительный тост за дружбу двух культур, Неру задумчиво смотрел в пол. Когда отзвенели бокалы, он сказал, ни к кому не обращаясь:
- Я иногда задумываюсь, откуда у наших стран столько общего? не в частностях - в главном. И отвечаю - общность эта исходит из самых глубин древней народной мудрости. И мудрость эта вот в чем - нет на свете ничего важнее и дороже, чем человек. Человек и его свобода. Человек и его душа. Мудрость эта порождена любовью.
Нет и нет - не ненавистью, любовью зачат этот мир!..
Глава двадцать девятая ВЕЧНЫЙ РИТМ
Схватки у Рейчел продолжались уже шесть часов подряд с небольшими перерывами. Джерри все это время стоял в ногах постели и не отрываясь смотрел на жену. Халат как-то странно тянул правое плечо, он он не хотел даже на минуту отлучиться из палаты из боязни пропустить самый миг рождения ребенка. Джерри не спрашивал у врачей - их было три - когда начнутся собственно роды. Он знал, что это - бесполезно, что ответить на этот вопрос мог лишь сам господь Бог. Рейчел, казалось, не смотрела ни на кого. Ее тяжкий взгляд был устремлен в потолок. "Господи, она и думать-то сейчас не может ни о чем", не то с сожалением, не то с осуждением подумал Джерри. Он ошибался. Рейчел думала в этот момент о нем. "Думала", - если можно было назвать клочковатые, отрывчатые, скомканные мысли, вихрем проносившиеся через ее сознание, этим словом. "Джерри, Джерри, Джерри, - любимый Джерри вдохнул в меня всю эту нечеловеческую, всю эту адскую боль. Вот эта боль затопляет, захватывает, замуровывает меня всю в себе, всю в себе! И источник ее, этой боли - он, Джерри. У меня будет от него ребенок, я буду любить, любить, Люби-и-ить этого ребенка, как я люблю отца. Как противоестественно, что самое дорогое рождается в звериных муках. И причина их - Джерри. Мой Джерри, мой любимый, будь ты проклят во веки веков, любимый! Легче умереть, чем терпеть эти муки. легче умереть... Ах, если бы сейчас умереть и не ощущать больше этих страданий. Умереть! Но... Как же ребенок, как же Джерри? Они будут без меня. Меня не будет. Все будут и все будет, а меня не будет. зачем же мне проходить через пытки нечеловеческие, чтобы потом уйти в небытие? оставить маленького Джерри, его отца и моего сына, в наследство будущей жизни - вот зачем. И это - счастье? И это счастье, счастье, сча-а-а-стье! Больно, ох, как больно. И что за противное лицо расплылось кровавым мясистым пятном, прямо напротив меня? И что за бесформенные губы урода. Что за зубы вампира! Что за уши дегенерата! Господи, да это же Джерри, мой любимый Джерри, мой ненавистный Джерри. Ему хоть тысячную долю моих теперешних страданий! Он не просто любил бы, он бы обожал нашего сына, который грядет в моих муках, слезах, поте и крови. Сын мой, приди, приди скорее, избавь свою мать от болей нелюдских!"
