Тем более что она знала о мире то, чего не знал больше никто: как много вокруг ровного опалово-белого света, похожего на свет миниатюрного солнца. Этот ореол был больше всех остальных. Такой же непостоянный, изменчивый, часто затуманенный другими эмоциями, даже притушенный, он все равно был главным. Опаловый свет охватывал пап и мам, когда те приходили забирать из школы своих чад, – и самих детей при виде родителей. В одной дымке на двоих сидели на скамейках парочки, обнимаясь или держась за руки. И когда Ларе по вечерам становилось грустно, она непременно смотрела на здание через дорогу. Это был районный роддом, и, когда на ночь в палатах гасли лампы, сквозь темные стекла все равно были видны мягкие блуждающие огоньки. Осознание того, что в мире есть это теплое ровное свечение, делало ее сильнее.
И конечно, Лара не была бы собой, если бы иногда не пускала свою способность на служение шалости. Она не могла удержаться, чтобы не похвастаться обновкой перед приятельницей, основное настроение которой всегда было желтым, и после обмена парой фраз с Ларой девушка и вовсе становилась лимонной. И не упускала возможности получить задаром хорошую оценку, воспользовавшись максимальным душевным подъемом учителя.
После школы сестры поступили в мединститут. Строго говоря, это была мечта Лили, а Лара решила просто поддержать ее. Тем более что профессия врача казалась благородной и возвышенной. К тому же Лара не боялась признаться себе в том, что в ее выборе присутствовала изрядная доля эгоизма: Ларе хотелось как можно чаще видеть благодарность людей, которых она вылечит. Благодарность в виде шелковистой коралловой дымки – чертовски приятное зрелище.
Она училась различать оттенки, выискивала названия для них. Оттенков было в разы больше, чем имен, но, чтобы точно различить, ей нужно было познакомиться с каждым из них. Как таковых слов для обозначения цвета было немного, остальные возникали из аналогии с предметом. Из разных книг, чаще всего старых, Лара узнала, что «брусничный» когда-то означал оттенок не красного, а зеленого, по цвету листочков этой сибирской ягоды. Что бледно-розовый может быть цветом «аврора» или цветом «бедра испуганной нимфы», а земноводные подарили русскому языку два названия: серый «лягушка в обмороке» и зеленоватый «влюбленной жабы». Уже в мединституте выяснилось, что женщины различают больше цветов, нежели мужчины – в силу большего количества клеток в глазу, отвечающих за цветовое восприятие, и она обрадовалась, что в кои-то веки ее пол наградил ее преимуществом: вообще-то к женщинам Лара относилась довольно скептически.
– Как ты думаешь, почему это твое видение не распространяется на нас с папой? – однажды полюбопытствовала Лиля. Лара и сама раздумывала над этим и приходила к выводу, что во всем виновато близкое кровное родство. Если вообще можно объяснить такое смутное явление в терминах биологии.
– Меня ослепляет любовь! – отшутилась она.
– Слушай, а почему мы за столько лет никак не назвали твои способности? Нужно название! А то вдруг когда-нибудь я открою тебя как медицинский феномен? – поддразнила сестру Лиля. – И получу Нобелевку!
– Вечно тебе все надо упорядочить, Ли… – с готовностью оторвавшись от учебника по анатомии человека, отозвалась Лара.
– Почему нет? Когда все лежит на своих местах…
– Ничто никогда не лежит на своих местах, – отозвалась Лара беспечно.
Лиля с сомнением приподняла тонкую бровь и назидательно постучала ногтем по корешку затертого учебника под редакцией Привеса. Лара поняла ее без слов: как можно говорить о беспорядке, если изучаешь медицину, а строение человеческого тела – венец всему, Космос, порядок, возведенный в абсолют. Лара в ответ только хмыкнула.
Сестра сосредоточенно обдумывала что-то, покусывая изнутри щеку. Лара посмотрела на толстый библиотечный том с тоской и решила продолжить болтовню:
– Может быть, это и есть аура? Я вижу ауры?
– Никакие это не ауры! Аура – это почти душа, она ведь постоянная, а у тебя обычное видение эмоций.
– Обычное… – усмехнулась Лара. – Сказала мне величайший эксперт по аурам…
– Ты понимаешь, что я имею в виду! – отозвалась Лиля и вдруг вскрикнула: – Да, знаю! Я назову этот феномен «эмоциональным рентгеном»! Мы будем изучать тебя в лучших лабораториях мира.
– Отлично. Тогда с тебя белая шуба. Хочу как можно точнее вжиться в образ подопытной мыши. Красные глаза прилагаются.
Обе, конечно, знали, что такого рода беседы – не более чем способ сделать перерыв в зубрежке. Выдать Ларин секрет Лиля не согласилась бы и под пыткой. Кроме этого, она мечтала быть инфекционистом и никакой «эмоциональный рентген» исследовать не собиралась. Несмотря на постоянный недосып и почти реальное ощущение кипящих мозгов, Лиля училась самозабвенно и целеустремленно. Чего никто не сказал бы о Ларе.
Иногда Ларе становилось тягостно оттого, что сестра не может взглянуть на реальность ее глазами. Но чаще она просто боялась за Лилю, ведь та, по ее мнению, совершенно, даже катастрофически, не разбиралась в людях. Хорошо еще, что она почти всегда прислушивалась к чутью младшей сестры. Лет с шестнадцати главным поводом посоветоваться были, конечно, парни: вокруг Лили, несмотря на ее серьезность, их всегда кружил хоровод. Из двух симпатичных сестер, обладающих почти идентично стройными ножками, серыми глазами и лицами в форме сердечка, мужской пол безошибочно выбирал менее опасную. Лара была на них не в обиде.
Она очень хорошо помнила тот день, когда в жизни Лили появился Егор Арефьев. Это было вскоре после того, как Лара бросила мединститут на последнем курсе, а Лилю взяли на практику в лабораторию при НИИ эпидемиологии.
Несмотря на то что настроений сестры она в буквальном смысле не видела, Лара прекрасно замечала все остальное: учащенное дыхание, блуждающую улыбку, глаза, которые, еще немного – начнут сыпать искрами, как электросварка. Лиля вернулась домой всего несколько минут назад, а Лара уже знала:
– Ты влюбилась.
Сестра смутилась, как школьница, чем только подтвердила догадку. Лара с удивлением отметила, что впервые видит ее такой встревоженной и восторженной одновременно.
– Кто он? На работе? Он что, лаборант, как и ты? – забросала ее Лара вопросами. – Будущие супруги Кюри?
– Не будь такой едкой.
– Я не едкая, я проницательная!
Лиля присела на диван и взяла руки сестры в свои:
– Послушай. Завтра у нас свидание. Пойдем со мной?
Лара закатила глаза:
– Не думаю, что стоит начинать отношения с такого поворота? Что ты ему скажешь? Знакомься, это мой дубликат, на случай, если…
– Кузнечик, не передергивай, пожалуйста! – взмолилась Лиля. Она и правда была на взводе. – Просто ты придешь в то же место, посидишь за соседним столиком и потом выложишь мне все, что у него на уме.
– А ничего, что мы с тобой… как бы это помягче сказать… немного похожи? У мальчика не будет легкого дежавю? Или тебя это не смущает? – еще больше развеселилась Лара. И все-таки дала себя уговорить. Ей было до чертиков любопытно, кто мог так вскружить Лиле голову.
Строго говоря, он был не «с работы». И далеко не мальчик – как позже выяснилось, на десять лет старше сестер Велесовых. Лиля познакомилась с ним в НИИ только потому, что он представлял компанию, поставляющую новое оборудование. Более того, он был вице-президентом этой компании, и администрация попросила Лилю провести ему небольшую экскурсию по лаборатории, после которой они просидели в кафе через дорогу весь обеденный перерыв и условились встретиться на следующий день. Лиля влюбилась уже к вечеру.
Назавтра сестры провернули все, как и условились. Лиля встретилась с Егором в ресторане, а Лара устроилась неподалеку, прикинув, что без ущерба для семейного бюджета в этом заведении она может позволить себе только чашку капучино. Собирая ложечкой кофейную пенку, припудренную корицей, она не спеша наблюдала за сестрой и ее спутником.
У Арефьева были повадки человека, уверенного в своих силах. Двигался он без суеты, даже, пожалуй, красиво, темный костюм отлично сидел на подтянутой фигуре, а верхняя пуговица рубашки была небрежно расстегнута. С легким беспокойством Лара отметила, что по положению и достатку этот человек сильно превосходит их семью. К ресторану, куда девушки добрались на метро, он прикатил на серебристом «Вольво».
Внешность у него тоже была выше среднего, и это еще мягко говоря. В юности его наверняка можно было назвать смазливым. Сколько ему лет сейчас, гадала Лара, тридцать? Больше? В его облике уже не было мальчишеской мягкости. Ставшие заметными первые морщинки добавляли мужественности и одновременно выдавали веселый нрав. Лара приметила все детали его внешности, даже необычный разрез глаз. Внешние уголки не подняты, как у большинства людей, а опущены, из-за чего все лицо приобретает выражение серьезное и интересно-грустное. Женщины наверняка в очередь выстраиваются, чтобы испытать свои чары на этом загадочном мужчине, в котором расслабленная грация успешности сочетается с опытностью особого рода. Сочетание убийственное. Но Лару было не обмануть, уж она-то знала, что мужчины пользуются преимуществами своей внешности едва ли не чаще и беззастенчивее женщин, если, конечно, эти преимущества есть. Поэтому сама Лара всегда держалась подальше от красавцев: себе дороже, нет на свете хищника опаснее, чем нечестный привлекательный мачо.
