Так судьба еще в юности прокладывает маршрут Чехова через Малую Дмитровку, где позднее, в 90-е годы, три дома, пусть на короткое время, станут его адресами. Потому что та же судьба жестоко распорядится, вынудив Антона Павловича, полюбившего Москву еще в первый свой приезд из Таганрога на каникулы семнадцатилетним гимназистом и сказавшего: «Я навсегда москвич», так и не иметь в любимом городе постоянного адреса, пошлет ему сжигающую болезнь, скитальческую жизнь и даже смерть на чужбине.
Но Малая Дмитровка, хранящая его следы, увековечит имя Чехова в Москве, спустя десятилетия она будет названа улицей Чехова. Не миновал Антон Павлович и дома на углу Успенского переулка.
Впервые Чехов поселился на Малой Дмитровке во флигеле дома Фирганга (ул. Чехова, 29, во дворе), отмеченном ныне мемориальной доской, в конце 1890 года, вернувшись из поездки на Сахалин.
Уходила в прошлое дворянская Москва, уступая место Москве капиталистической, менялся ее силуэт. Рядом с уютными особняками росли многоэтажные и многоквартирные дома, строящиеся по заказам купцов, уверенных, что у них «денег хватит на все стили». Цены на наемные квартиры подскочили, и такие дома получили меткое название «доходных домов». Город охватила домостроительная лихорадка. Промышленная и торговая Москва настойчиво теснила традиционные обители московского дворянства, лишь небольшие островки, главным образом в районе Арбата и Пречистенки, упорно сопротивлялись натиску. Пыталась сохранить свой характер и Малая Дмитровка. Здесь не было промышленных предприятий, больших магазинов. Это дало основания Чехову написать не без иронии в 1891 году своему другу архитектору Ф. О. Шехтелю: «Я уже аристократ и потому живу на аристократической улице». Современник отмечал: «...Перейдя через Тверские ворота, вы на Малой Дмитровке очутитесь опять в барской Москве. Эта улица одна из самых красивых, чистых, широких и с постоянной ездой, особенно летом; тут пролегает путь на дачи через Бутырки в Петровско-Разумовское». Но время брало свое. И именно Малая Дмитровка стала первой улицей города, по которой в 1899 году от Страстного монастыря прошла линия электрического трамвая. Звонки трамвая заглушали стук карет и экипажей, извозчичьих пролеток и линеек. Возвратившись из путешествия по Сахалину, Чехов переживает трудные дни, мечется, терзаясь неудовлетворенностью собой, страдая от непонимания многих друзей, видевших в нем по-прежнему коллегу по журнальной круговерти, тогда как Антоша Чехонте уже превратился в Антона Павловича Чехова; закончилась эпоха газетно-журнальной текучки — наступила зрелость, а с ней и первое подведение итогов: «Я не шантажировал, не писал ни пасквилей, ни доносов, не льстил, не лгал, не оскорблял, короче говоря, у меня есть много рассказов и передовых статей, которые я охотно бы выбросил за их негодностью, но нет ни одной такой строки, за которую мне теперь было бы стыдно». Эти слова были написаны в 1890 году в доме на Садовой-Кудринской улице, ставшем теперь по праву Домом-музеем А. П. Чехова, поскольку в нем он прожил с 1886 до 1890 года, дольше, чем в других московских квартирах. В короткой жизни Чехова временные понятия как-то странно смещены: всего четыре года? целых четыре года? Сколько бессмертных страниц написано здесь, какие замечательные люди открывали дверь с медной дощечкой «Доктор А. П. Чехов»... В марте 1892 года Чехов покупает имение Мелихово, которое на семь лет станет его домом.
В эти годы болезнь, зловещие признаки которой появились еще в студенческие годы, неуклонно обостряется, но, верный выработанному жизненному кредо, Чехов всячески лелеет в себе надежду на невозможное и пытается убедить в этом окружающих: «Я жив и здоров. Кашель против прежнего стал сильнее, но думаю, что до чахотки еще очень далеко». Однако наступает все же день 22 марта 1897 года, поставивший все точки над i, когда в Москве во время обеда в «Эрмитаже» у Антона Павловича открывается сильное легочное кровотечение, заставившее его лечь в клинику профессора Остроумова (Б. Пироговская ул., 2). Необходимость перемены климата становится очевидной: «...бациллы гонят меня, и я опять должен буду скитаться всю зиму». Надо было думать о постоянном пристанище на юге. В октябре 1898 года умер отец Чехова — Павел Егорович. Это событие подстегивает решение, и вскоре Чехов покупает участок в Ялте и приступает к строительству дачи, а спустя некоторое время Мелихово было продано.
Но еще до этого Мария Павловна с матерью переезжают из опустевшего Мелихова в Москву и поселяются вновь на Малой Дмитровке, на этот раз в уже хорошо известном нам доме № 12. В этот период отношения Антона Павловича с единственной сестрой становятся еще более близкими, и не случайно ее долгая жизнь, протянувшаяся на полвека после кончины брата, была отдана увековечению его памяти.
«В нашем кругу она всегда была ноткой «тургеневской» женственности, тихо веющей от нее даже в самые шумные минуты. Она вся, с ее лучистыми глазами, неслышными шагами и тихим голосом, была олицетворением женственности и чистоты. Но — недаром она была Чехова: умела и понимать шутку, и сама подразнить — все это незлобиво и умно»,— вспоминала о Марии Павловне писательница Т. Л. Щепкина-Куперник, дружившая с семьей Чеховых.
Письма Марии Павловны брату осенью 1898 года рассказывают об обстоятельствах переезда:
И ноября: «Вчера уже дала задаток за квартиру на углу Малой Дмитровки и Успенского пер., не знаю, не посмотрела, чей дом. К 20-му мы с матерью уже будем жить вместе. Я бесконечно рада этому. Из Мелихова мы привезли только белье, ковры и немного посуды. Мои друзья снабжают меня мебелью. Квартира из четырех маленьких комнат. Ты можешь приехать и остановиться, как у себя дома».
16 ноября: «Мой адрес: угол Малой Дмитровки и Успенского .пер., дом Владимирова, кв. № 10... За квартиру я буду платить 45 р. в месяц, дешевле не нашла». Как поднялись за десятилетие цены на наемные квартиры! За обширные помещения в доме на Садовой-Кудринской Чеховы платили 650 рублей в год, здесь же почти за ту же цену «четыре маленькие комнаты».
20 ноября: «Наконец-то мы переехали вчера в Москву и теперь устраиваемся, получается некоторый уют. Комнаты очень маленькие, но остановиться приезжему есть где».
29 ноября: «Наняла я квартиру в Москве и думала: как-то я буду без мебели... И что же ты думаешь? Стали возить со всех сторон мне обстановку, очень приличную. Малкиели с удовольствием обставили мне гостиную и комнату матери, шелковые табуретки, кресла и драпировки. Хотяинцева дала хороший турецкий диван, на котором ночуют гости, и дюжину венских стульев. Купчиха прислала два стола. Я привезла ковры, скатерти и подушки для дивана, две вышитые подушки взяла у тебя в кабинете».
И уже весной 1899 года, ожидая приезда брата, Мария Павловна пишет: «Милый Антоша, если ты приедешь в начале апреля, то я тебе советую ехать прямо в Москву и остановиться у нас. Квартира приличная, прислуга своя, место центральное, повидаешься со всеми. Квартиру я думаю оставить за собой до 15 апреля».
Антон Павлович последовал совету сестры и, выехав 10 апреля из Ялты, 12-го обосновался в ее квартире.
Когда в 1905 году домовладелец коммерции советник Александр Ефимович Владимиров подает прошение в строительное отделение Московской городской управы о переделке главного дома в особняк, он сообщает, что в нем имеется четыре квартиры, сдающиеся разным лицам. Сомнительно, чтобы одна из квартир этого большого дома была всего лишь из четырех «очень маленьких» комнат. Мария Павловна в письмах говорит о доме на углу Успенского переулка. Так что логично предположить, что квартира № 10 размещалась в боковом корпусе, именно том, который выходил одной стороной в переулок.
В 1892 году часть этого корпуса, тянущаяся вдоль Успенского переулка, была снесена и выстроена вновь. Возможно, уже при строительстве помещение предполагалось сдавать внаем, поскольку на плане предусмотрены отдельные входы в квартиры. Именно в этой части, как видно на поэтажном плане, и были квартиры из четырех комнат, одинаковые на первом и втором этажах. Внутренняя планировка в основном сохранилась до наших дней, так что можно удостовериться, что комнаты действительно невелики, а вот от интерьеров, к сожалению, ныне нет и следа. Итак, остается вопрос, где была эта квартира: на первом или втором этаже. В «Деле об оценке владения, принадлежащего Владимирову Александру Ефимовичу», датированном 1900 годом, то есть всего год спустя после отъезда Чехова, значится свободная квартира из четырех комнат под номером 10, приносящая 540 рублей годового дохода (то есть те самые 45 рублей в месяц), расположенная в угловом корпусе на первом этаже. Думается, что и последний вопрос тем самым снимается.
Четыре дня провел Чехов в этом доме. Опять-таки: много это или мало? Заслуживают ли они пристального внимания? Что значили эти дни в быстротечной жизни Антона Павловича? Ответ один: для нас драгоценны любые мгновения его жизни. А что значили эти четыре дня в биографии дома? Одну из самых ярких его страниц, умещающихся в три захватывающих дух слова: «Здесь жил Чехов».
