Прощаясь со мной, Цатуров объявляет:
— Еду в Старую Бухару охранять нашу делегацию.
Я желаю ему успеха и зову Йожефа Тота. Вместе мы возвращаемся в свой вагон. Наскоро перекусив, наказываю Тоту никуда не отлучаться, ждать Месароша, а сам иду к Федору Ивановичу Колесову. Представил меня ему Кишигаев. Колесов протянул через стол руку:
— Значит, вы связист? Вот и отлично. Мы тут сейчас набросаем одну депешку. Надо проследить, чтобы телеграф передал ее в Ташкент без искажений.
Пока Кишишев писал, Колесов неторопливо размышлял вслух:
— Настораживает меня уступчивость Алимхана, не готовит ли он нам какую пакость? Надо бы было хоть заложников оставить из эмирской делегации... Ревком считает, что совместная поездка с этими сановниками в Старую Бухару гарантирует безопасность нашим посланцам. А я в этом не уверен. Но что делать? Не идти же на конфликт с младобухарцами?
— Обойдется, Федор Иванович, — успокаивал начальник штаба. — Пендо, Галимханов, Уткин не дадут себя в обиду. Да и охрана у них надежная. Двадцать пять человек, а стоят сотни. Лучших бойцов отобрали.
— Будем надеяться... Что ж, пошли проводим их... Колесов передает мне текст телеграммы и, застегнув плащ, выходит из вагона. Мы за ним.
На станции — толпа любопытных. Бухарские министры садятся в коляски, наши делегаты — в седла. На Галимханове — черный, схваченный тонким поясом бешмет, лихо заломленная папаха, мягкие кавказские сапоги. Рядом с ним, широкоплечим, тяжеловесным, живой и подвижной Пендо выглядит подростком. Заметив Колесова, Пендо скачет навстречу. Нагибаясь с лошади, спрашивает:
— С кем донесения присылать?
— Тебе видней.
— Ладно... Ну, прощай. Завтра ждем вас в Бухаре...
Я бегу на телеграф. Убедившись, что депешу правильно приняли в Ташкенте, возвращаюсь к Колесову и стараюсь выяснить, что нам делать дальше.
— Поезжайте-ка завтра вместе с ревкомом в Старую Бухару. Наладьте нормальную связь с Каганом. После этого, думаю, сможете вернуться в Самарканд...
Вечером Колесов собрал командиров отрядов, членов ревкома. Решали, какому отряду идти в столицу ханства. Совещание прервалось самым неожиданным образом. Прискакали два всадника. У одного из них по лицу текла кровь. Резко осадив взмыленного коня, он выкрикнул:
— Товарищ командующий, убиты!..
— Кто убит?
— Делегаты наши... Охрану тоже порубили. Мы вот только утекли...
Все пришли в движение. Послышались крики, ругань. Какой-то боец орал:
— Даешь Бухару! Повесить эмира и всех его министров!..
Вскоре выяснились подробности этого тяжелого происшествия.
Высшие чиновники эмира встретили наших посланцев как положено. После обмена приветствиями провели их в помещение, расположенное рядом с дворцом Алимхана. Охрана осталась у ворот. Бойцы закурили, доверчиво поглядывали на обступивших их людей. Вдруг кто-то закричал: «Смерть неверным!» Откуда-то вынырнул сарбаз, подскочил к красногвардейцу и рубанул его саблей. В ответ последовал револьверный выстрел. Толпа, подстрекаемая приспешниками Алимхана, ринулась на конвой. Завязалась жаркая схватка. Арсен Цатуров, работая клинком, пытался вырваться из окружения, но был сражен пулей. Другие, оборонявшиеся плотной группой, постепенно были разъединены и растерзаны. Чудом спаслись только двое. Они и доставили страшную весть.
Колесов приказал с утра возобновить наступление. Отряды готовились к бою. Комиссары лично и через коммунистов разъясняли бойцам, что нападение на красногвардейцев — не случайность, а заранее задуманная провокация. Все произошло с ведома эмира, который пытается при помощи своих слуг настроить против нас весь народ.
Едва зарозовел восток, опять загремели пушки. Наши войска двинулись к крепости. С самого начала бой принял ожесточенный характер. Эмир поставил на карту все. Ночью среди населения была проведена массовая мобилизация. Муллы звали жителей на «священную войну против неверных». Вчера против нас была только армия Алимхана и несколько сот религиозных фанатиков. Теперь к ней присоединились тысячи бухарцев.
На некоторых участках у нас обозначился успех. Чарджуйский отряд сбил противника с позиций и начал преследование. Конники Григория Барцева нанесли неприятелю чувствительный удар во фланг. Поддерживаемые артиллерией, начали теснить врага и другие части.
Но развивать наступление нечем. С нетерпением ждем подхода сильного мервского отряда. Он должен подвезти и боеприпасы.
А пока движение вперед постепенно приостанавливается. Один за другим командиры доносят:
— Снарядов нет!
— Патроны на исходе!
Куда же запропастились мервцы? Где летучка со снарядами, высланная из Ташкента?..
Ожидания наши оказались напрасными: помощь так и не пришла. Ночью бухарцы разрушили много десятков верст железной дороги, и спешившая к нам летучка с боеприпасами застряла на станции Кермине, отряд, следовавший из Мерва, — в Каракуле.
Перебежчики из Старой Бухары сообщили: все наши представители уничтожены. Расправился эмир и с младобухарцами. Никакой надежды на восстание революционных элементов в городе больше не оставалось, а своих сил у нас было недостаточно, ими крепость не взять. Колесов решился на отход.
Но встал вопрос, куда лучше отходить: к Чарджую или Самарканду? До первого примерно сто верст, до второго — около двухсот. Главное, однако, не в расстоянии. Командующего больше интересовало, где можно получить снаряды и патроны, где легче пополниться бойцами.
В конце концов последовало решение отходить в направлении Самарканд — Ташкент.
Нам тогда не было еще известно, что оставшийся в Ташкенте за Колесова нарком внутренних дел Агапов[5] повел линию на то, чтобы не посылать отрядам никакой помощи. Его сторонники распустили по городу грязную клевету, будто красногвардейцы обирают бухарцев, бесчинствуют и пьянствуют. На народных митингах они зачитывали телеграммы, которые слал из Новой Бухары директор государственного банка. Верноподданный царский чиновник называл грабежом осуществленную председателем Совнаркома Туркестанского края национализацию золота и других ценностей. Но Агапов истолковал все по-своему. А когда рабочие Ташкента отказались верить его сказкам и потребовали все же послать Колесову подкрепление, изменник пошел на новую авантюру. Поставленные во главе отрядов левые эсеры Колузаев, Петренко и Степанов получили от него приказ: к Колесову не пробиваться, а ограничиться лишь «содействием ему в выводе войск с бухарской территории».
4
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});