В верхних могилах глиняная посуда почти отсутствует, но зато в них поразительно много чаш, бокалов и ваз из стеатита, диорита или тяжелого диорита, гипса, известняка и алебастра. Следует отметить, что все эти материалы импортные и зачастую их привозили издалека — из Мосула на севере, от Персидского залива и Персидских гор на востоке. Но изготовлялись эти сосуды в самом Уре. В отвалах мусора над могилами мы нашли образчики головок каменных сверл для высверливания ваз. Стеатитовую чашу можно начерно вырезать и металлическим узким долотом (стеатит — камень мягкий). Но для окончательной отделки даже стеатитовых сосудов приходилось пользоваться сверлом с диоритовой головкой. Такими сверлами обрабатывали более твердые породы, вращая их тетивой лука. Вазы изготовляли искусные мастера — это не вызывает сомнений. Многие их изделия поистине прекрасны, а формы ваз каждый раз изменяются в соответствии с материалом. Например, из полупрозрачного камня, такого, как алебастр, они изготовляли вазы с широким плоским венчиком вокруг горла, делая его тонким, как бумага, и в то же время из черного диорита они вытачивали большие тяжелые вазы, строгим линиям которых мог бы позавидовать любой афинский скульптор начала V в. до н. э.
Мастера были настолько искусны, что создавали свои шедевры, не прибегая к внешним украшениям. Поэтому большинство ваз гладкие или имеют рельефный шнуровой орнамент вокруг горла. Однако изредка попадаются вазы и с более сложной резьбой, в которой отражено пристрастие шумерийцев к изображениям животных. Любопытным образчиком такой утвари может служить алебастровый светильник в форме раковины — тридакны с пятью отростками — желобами для фитилей. Кстати, мы находили в могилах немало настоящих раковин — тридакн, приспособленных под такие светильники. На сей раз мастер по какому-то капризу фантазии вырезал на круглом дне светильника рельефную голову летучей мыши. Если смотреть снизу, рогатые отростки «раковины» кажутся перепончатыми крыльями, и вся она напоминает парящую летучую мышь. Стоит еще упомянуть туалетную коробочку, основанием которой служит фигурка барана, и две известняковые чаши, опоясанные барельефными изображениями идущих друг за другом быков. К сожалению, ни один из этих предметов не блещет мастерством обработки. Следует напомнить, что в могилы обычно клали вещи, какими люди пользовались при жизни; эти же могилы принадлежали отнюдь не богачам.
Мои расчеты не оправдались, и наша шахта оказалась в стороне от центра кладбища. Более богатые погребения, по-видимому, располагаются где-то у юго-западного края раскопок, а самые пышные — еще дальше, вне пределов досягаемости. Поэтому мы и не надеялись обнаружить здесь шедевров искусства, какие, например, были найдены немецкой экспедицией в храмах и дворцах Урука.
И действительно, лучший из найденных нами образцов скульптуры Джемдет Насра был обнаружен не на кладбище, а среди развалин домов в большом котловане — это стеатитовая фигурка дикого кабана. Она служила подножием для какого-то предмета и в свою очередь укреплялась на специальной подставке. Глубокие борозды на боках кабана наводят на мысль, что он как бы лежит в зарослях тростника, возможно, из бронзы или золота. В таком виде образ зверя обрел подлинную пластичность. Вздернутая над клыками верхняя губа кабана придает ему черты жизненности, но это единственная реалистическая деталь, все остальные подробности сглажены и сознательно принесены в жертву абстрактному равновесию масс. В целом это действительно удачная композиция!
Чаши с быками, как я уже говорил, просты и грубы. Это был дешевый «рыночный товар», который и не претендовал на искусство. Гончар лишь приблизительно воспроизводил формы какого-то прекрасного образца. Найденная в развалинах дома персидского периода великолепная стеатитовая чаша дает представление о том, на что он мог ориентироваться. Однако эта чаша явно принадлежит другой эпохе, весьма близкой к периоду Джемдет Насра, пожалуй, чуть помоложе. Во всяком случае она создана в традиционном стиле Джемдет Насра или, может быть, даже является копией с подлинного образца того периода.
В поздних могилах верхнего слоя мы нашли множество орнаментированных каменных ваз. Например, в одной могиле мы насчитали тридцать два каменных сосуда! Тем не менее, поскольку и здесь встречаются трехцветные глиняные вазы, столь характерные для периода Джемдет Насра, все эти могилы, как древние, так и более поздние, отражают лишь различные стадии развития одной и той же культуры. Их объединяет одна особенность. Почти в каждой могиле мы находили бусины из сердолика, раковин, лазурита, гематита, стекло видного сплава и золота. Из таких бусин некогда были собраны браслеты для предплечий или запястья, ожерелья или поясные украшения — вещи сугубо личные. Но ни в одной могиле мы не нашли ни оружия, ни инструментов, столь обычных для погребений других эпох.
В этот период металл был уже хорошо известен. Мы откопали множество медных горшков, причем больше всего их оказалось в нижних слоях. Следовательно, медное оружие тоже должно было бы быть достаточно распространенным. И тем не менее его не оказалось ни в одной могиле. Это можно объяснить лишь религиозными верованиями, о которых мы ничего не знаем.
Кое-какие, хоть и не очень значительные, сведения о религия периода Джемдет Насра могут дать оттиски печатей из слоя мусора, расположенного непосредственно над могилами[16]. Здесь попадаются куски глины, которыми замазывали горла сосудов и запечатывали печаткой, принадлежавшей их владельцу. На некоторых оттисках сохранились пиктографические знаки — схематизированные изображения, свидетельствующие о зарождении искусства письма. Но большинство печатей декоративно, т. е. имеет либо более или менее геометрический узор, достаточно оригинальный, чтобы по нему можно было определить хозяина, либо какой-нибудь рисунок. Оттиски с рисунками особенно интересны. Помимо птиц, животных и бытовых сценок, мы встречаем здесь примитивные изображения религиозных обрядов, воскрешенных искусством более поздней эпохи или продолжающихся по традиции. Вот перед нами ритуальный пир: два человека сидят друг против друга и что-то пьют через трубки. Вот сцена поклонения: обнаженный жрец приближается к алтарю божества с традиционным жертвенным козлом и кувшином для возлияний, а за ним следуют одетые верующие со своими жертвоприношениями. Вот божество, восседающее в лодке. Вот сценка доения возле хлева, такая же, как встретившаяся нам в храме Нинхарсаг в Эль-Обейде. Вот ритуальный танец. Все это говорит о том, что корни религии классического Шумера уходят по меньшей мере в век Джемдет Насра. То же самое можно сказать о всей шумерийской культуре в целом. Одновременно с оттисками печатей мы нашли в том же слое мусора глиняные таблички с надписями[17]. Последовательность слоев показывает, что они относятся к концу периода Джемдет Насра. Это же подтверждает и характер надписей; их начертания не столь архаичны, как на табличках, обнаруженных в самом Джемдет Насре и датируемых предположительно серединой периода, однако они еще гораздо примитивнее табличек из Фара, которые до наших раскопок считались следующей ступенью развития письменности в Месопотамии. Здесь письмо не клинописное, а еще линейное, даже с некоторыми закругленными начертаниями. Однако оно далеко не так архаично, как на печатях того же времени, на которых резчик, для красоты, придерживался более изящных старых форм. Писец, для которого важнее была легкость и быстрота, не был столь консервативен. Эти таблички восходят к самому началу истории письменности, а потому их содержание крайне ограниченно и однообразно. Человек учился писать вовсе не для того, чтобы увековечить свои мысли и деяния. К тому же это было бы довольно трудно сделать. Простейшее письмо — пиктографическое. Каждый его знак изображает непосредственно или условно единственный и совершенно конкретный предмет: быка, дом, человека, колос, слиток металла и тому подобное. Нельзя изобразить отвлеченную мысль, отношение к чему-либо или действие. Поэтому древнейшие таблички сохранили нам только списки предметов и их подсчет. В них нет ни одной связной мысли или высказывания, ибо грамматических конструкций еще не существовало.
Примерно из четырехсот табличек, найденных нами в Уре, большая часть — списки хранившихся хлебных злаков и изделий из них; муки, печеного хлеба, пива, а также живого инвентаря. Семьдесят табличек относятся к земельным владениям, четыре содержат списки имен, около двадцати — школьные упражнения, среди которых попадаются перечисления имен богов и названий многочисленных храмов. Все это не очень интересно, а для неспециалиста и подавно. Но одну любопытную деталь отметить необходимо. Из всех названий храмов, перечисленных в табличках, ни одно не упоминается в Уре династической эпохи, а из имен богов — лишь немногие. Простой эволюцией этого не объяснишь. И тем не менее, несмотря на то, что древние боги Джемдет Насра получили впоследствии другие имена, я уверен, что оттиски печатей отражают преемственность религиозных обрядов.
