– Согласна. В обоих случаях. Но они вроде не глупые, а прятать тела в здании, из которого ты съезжаешь, верх идиотизма. Если бы банк уже тогда, пятнадцать лет назад, затеял там что-то перестраивать, на них первых пало бы подозрение. И они первые, на кого падает наше подозрение сейчас.
– Бывает, люди делают глупости от отчаяния.
Ева согласно кивнула.
– Это уж точно. Давай-ка разузнай побольше о погибшем брате и о сестре. И все, кто когда-то работал в Обители, должны стать объектом нашего пристального внимания, вплоть до какого-нибудь мастера, приглашенного всего на один раз.
– Ее реакция мне тоже показалась искренней. Неподдельный шок и ужас.
– Да, но если бы я много лет изо дня в день работала с трудными подростками, я освоила бы такое актерское мастерство, чтобы никому и в голову не пришло, что мне нередко хочется распять их на стене и развести внизу огонь.
– Ух ты!
– Это я просто тебе объясняю. – В дверях показалась Шивиц, и Ева обернулась.
– Мистер Джонс сказал… Он сказал, вы хотите со мной поговорить. Он сказал… – Она замерла на пороге, по ее уже заплаканному лицу с новой силой хлынули слезы.
Иметь дело с излишне эмоциональными свидетелями Пибоди было не впервой, так что она подошла, обняла женщину за плечи и усадила в кресло.
– Я понимаю, для вас это большое потрясение.
– Это… это что-то невообразимое! Кто-то убил двенадцать девочек? И это могли быть наши девочки? А потом оставил в этом жутком месте? Кто же мог такое сотворить? – Шивиц стукнула себя кулаком по бедру. – Что же это за безбожное чудовище такое? Найдите его! Вы должны его найти. Бог его накажет, не сомневаюсь. Но сначала его должен наказать людской закон. А закон – это вы!
– С этим не поспоришь. – Благородный гнев осушил слезы. Ева придвинулась. – Постарайтесь вспомнить: может, был кто-то, кто вызывал ваше беспокойство, быть может, проявлял неподобающий интерес к девочкам в Обители? А может, и здесь, в особенности первое время?
– Да кто бы такое допустил? Мы отвечаем за безопасность детей, которые пришли в наш дом. Мы ни за что не позволили бы никому, кто находился с ними рядом, причинить им вред!
Пибоди присела на соседнее кресло и доверительно наклонилась к Шивиц.
– Бывает, люди хорошо работают, производят впечатление добропорядочных, но что-то вас настораживает. Что-то заставляет думать, что в этом человеке что-то не так.
– Я знаю, о чем вы говорите. – Быстро кивнув, Шивиц выставила вверх палец. – Раньше я покупала продукты в одном магазине, но что-то в продавце мне не нравилось, и я стала ходить в другой. А потом узнаю, что тот, первый, арестован. Но за что? – Она понизила голос. – За букмекерство! А я-то давно поняла, что с ним что-то нечисто. Так что это чувство, о котором вы говорите, мне знакомо.
– Вот и хорошо. – Ева задумалась, насколько страшным грехом для этой Шивиц является букмекерство. – Так в Обители у вас никто такого чувства не вызывал?
– Нет. Мне жаль, но… Хотя… Погодите. – Она сосредоточенно шевелила губами. – Броди Файн, наш мастер на все руки. Нет, против самого Броди я ничего не имею. Он приятный человек, хороший семьянин и очень надежный работник. Он даже принял к себе на работу двоих наших ребят, когда они школу окончили. Но у него был ассистент – помощник, так, кажется, он его называл. Он у него появился незадолго до нашего переезда в новое здание. И вот этот человек вызывал у меня такое чувство. Дважды я слышала, как он употребляет бранные слова, а разве так можно выражаться, особенно при детях? И я уверена, что раз или два от него пахло спиртным. Он к нам и приходил-то всего несколько раз, но, по правде говоря, не нравился он мне.
– А имя его помните?
– Господи, забыла! Такой был крепкий молодой человек… Да, сейчас, когда я об этом думаю… Было в нем что-то такое… Нецивилизованное, я сказала бы.
– Хорошо. Мы проверим. Кто-нибудь еще?
– Мы очень осмотрительны. Да и было это так давно! Ой, бедные, бедные девочки!
Слезы опять навернулись ей на глаза, и Ева поспешила задать следующий вопрос, пока не хлынул потоп:
– А посетители? Родители? Опекуны?
– Да в те времена родителей мы почти и не видели. Самое печальное то, что большинство наших ребят убежали из дома либо потому, что там им было плохо, либо из-за того, что пошли по кривой дорожке. Иногда, конечно, родители приходили забрать ребенка домой, и, если не было иного судебного решения, мы им препятствовать не могли. И действительно, мы знали случаи, когда родители из кожи вон лезли, а с ребенком все равно никакого сладу. Вот вы спросили, и я вспомнила одну пару, они приезжали забрать домой дочь. Мать – та еще ничего, стояла себе тихонько и плакала, но отец! Тот закатил жуткий скандал. Стоял и кричал, обвинял нас в том, что у нас тут секта!
Она положила руку на сердце и легонько похлопала, как будто от таких шокирующих обвинений оно могло остановиться.
– Будто бы мы подбили его дочь на неповиновение родителям, позволили ей совсем распоясаться – и так далее, и тому подобное. Мы разве такими вещами занимались? О, я его помню, этого Джубала Крейна, я ведь даже тогда испугалась, как бы он не набросился с кулаками на мистера Джонса, а то и на мисс Джонс. И я не сомневаюсь, видит бог, что уж свою-то дочь он ими точно охаживал. А может, даже и жену. Они из Небраски были. Это я точно помню. Фермеры. А девочка убежала из дома и в конце концов оказалась здесь.
Она замялась.
– И? – пришла на помощь Ева.
– К своему сожалению, вынуждена признать, что она неоднократно торговала собой за еду и за кров. Звали ее Ли, и мы делали все возможное, пока это было в наших силах. Ах да, он же потом еще раз приезжал, примерно через месяц, поскольку Ли снова сбежала. Он хотел ворваться и обыскать весь дом, думая, что она у нас. Но ее тут не было, мы ему сразу так и сказали. На этот раз мы вызвали полицию, и его забрали. И теперь, когда вы спросили, я припоминаю, что это было примерно в то время, когда мы готовились к переезду.
– Это очень полезная информация, Матушка. – Пибоди подбавила в голос ободряющих ноток. – Больше никого не вспомните?
– Ну, на ум только эти приходят, но я обещаю еще подумать. Одна мысль о том, что я могла знать изверга, который это сделал, теперь мне спать не даст. Но факт остается фактом, мисс: мы тут – то есть мисс Джонс и мистер Джонс – настолько скрупулезно подбираем тех, кто у нас работает, кто приходит в этот дом, кто бывает рядом с детьми, что я даже ума не приложу, как такое могло произойти.
– Дети ведь не всегда в доме, да? – вставила Ева. – Они и на улицу выходят. Вы же не держите их круглосуточно в четырех стенах?
– Конечно, нет! Очень важно, чтобы у них был, так сказать, нормальный режим, здоровое сочетание того и другого – то есть чтобы они и с внешним миром умели общаться. Это крайне важно для формирования доверия. И конечно, у них бывают задания, для которых они выходят на улицу. Покупки, походы на природу, свободное время. А, я поняла. Кто-то извне. Наверняка это сделал кто-то посторонний! Заманил девочек в старое здание. Кто-то извне, – повторила она, облегченно вздохнув. – Не из наших.
Может, и так, подумала Ева. А может, и нет.
– Большое вам спасибо за помощь. Если вспомните еще кого-то или что-то необычное, свяжитесь, пожалуйста, с нами.
– Обещаю, что так и сделаю. Вы же еще не знаете имен жертв. – Она встала. – Мистер Джонс сказал, там только кости. Вы нам скажете, когда узнаете, кто они? Я всегда стараюсь подружиться с нашими ребятами. Узнать, кто они и откуда, кем они хотят стать. И всегда старалась. Когда я узнаю, кто эти девочки, я стану крепче за них молиться.
– Как только станет возможно, мы вам сообщим. А Серафима Бригэм сегодня здесь?
– После обеда она сегодня свободна. У нее только утром были занятия и дежурство. Она же пока не знает… – Шивиц снова прижала руку к сердцу. – Для нее это будет большой удар! Она ведь была одной из них, понимаете? Одной из девочек.
– Не хочу вам мешать… – В дверях неуверенно мялась Филадельфия. – Я принесла то, что вы просили. – Она протянула несколько дисков. – Они все подписаны. Это все, что пришло нам в голову.
– Спасибо. – Ева взяла записи. – Вы не знаете, где мы могли бы найти Серафиму?
– Я знаю, что, когда у нее вторая половина дня свободна, она обычно обедает с бабушкой. Иногда они вместе идут в музей. Или по магазинам. Еще у нее есть молодой человек, там все серьезно, так что она может быть и на свидании.
– А вы что же, не одобряете?
– Ну что вы, дело не в этом. – Филадельфия слегка покраснела. – Вы меня не совсем правильно поняли. Он очень милый молодой человек. Художник. Он предлагал нам рисовать наших детей, это так любезно с его стороны.
– Но?
– Он из Вольного поколения.
У Евы за спиной кашлянула Пибоди, тоже представитель Вольного поколения.
– Дело в том, что мы изо всех сил стараемся внушить нашим ребятам строгие принципы в отношении секса, и конечно, будучи открыты для всех вероисповеданий, стараемся приучить их к более, что ли, традиционному христиано-иудейскому порядку. А Вольное поколение… Оно более…
