насильно вторгаться в твой разум. Так можно искалечить и убить человека. Я сделаю кое-что, доступное мне как белому дракону.
— И что же? — проглотив подкатившийся к горлу комок, спросила я.
— Внушу тебе немного уверенности в своих силах, — голос Дэйна смягчился, и я слушала, как заворожённая. Ну, почему он не может быть таким всегда?
— Но для этого мне потребуется твоё разрешение. И доверие.
Доверяла ли я ему? Дракону, о чьём племени в родной Арифании говорили с ужасом и отвращением? Среди простого люда, среди таких, как я, бродили слухи, что драконы пожирают людей и драгоценные камни.
— Да, — чуть слышно произнесла я. — Разрешаю. И доверяю.
До сих пор он не причинил мне никакого зла, пусть однажды и грозился смертью. Поступки говорят о человеке — или о драконе — больше, чем слова; этому я научилась ещё тогда, когда слушала медовые речи господина Энери, обращённые к нам, слугам.
— Хорошо. Тогда я приступаю.
Его руки слегка надавили мне на макушку, а затем стали перебирать мои волосы. Щекотно, но до чего же приятно! Вот бы он не переставал… Я не двигалась, только гладила лепестки талисмана и расширенными глазами смотрела на белое сияние, окружившее меня. Кто действительно волшебник, так это Дэйнхар!
Нет, не волшебник. Дракон. Очарование рассеялось, когда он убрал руки, отстранился и нетерпеливо произнёс:
— Ну, давай. Чем раньше мы разовьём твой дар и расстанемся, тем лучше. Инор наверняка разболтал о тебе отцу, и в то, что ты просто служанка, вряд ли поверил. А значит, скоро здесь появится кто-то ещё и захочет посмотреть на тебя, побеседовать с тобой. Не сказать, чтобы я этого сильно хотел.
— А уж как я не хочу, — я шмыгнула носом, досадуя, что горло опять заболело. — Ничего, у нас всё получится! Готова за это поручиться.
— Моя магия сработала, — я скорее почувствовала улыбку Дэйнхара, чем увидела её. — Давай же, Роника, ты сможешь!
И я смогла. Даже не искры, а тонкие голубые нити обвились вокруг корешка первой книги, и, подхватив её в руки, раскрыв на первой попавшейся странице, я радостно улыбнулась.
— Вон здесь сколько всего написано! И картинка такая красивая… Что на ней изображено, Дэйнхар?
Он бережно взял у меня из рук книгу.
— Магический артефакт, способный засасывать магию. Видишь, он похож на обыкновенный посох, только с навершием в виде матового камня.
— А у кого сейчас этот посох? — полюбопытствовала я.
— К сожалению, он уничтожен серыми драконами много лет тому назад… Но ты не отвлекайся, Роника. Продолжай! Будет замечательно, если ты сможешь снять чары со всех книг! — В голосе дракона прозвучало возбуждение, и я поймала себя на мысли, что с таким вот довольным лицом, с сияющими голубыми глазами он удивительно хорош и совсем не грозен…
— Роника!
— Да-да, сейчас, — и я снова повернулась к грудам книг. На четырнадцатой почувствовала усталость, а ещё меня знобило, но я не стала этого показывать и перешла к пятнадцатой. Теперь голубые нити сменились искрами, и довольно слабенькими, но мне всё-таки удалось выполнить задание.
— В этой книге сплошные картины и чьи-то портреты, — поделилась я с Дэйном, листая её. — Здесь говорится о художниках, да?
— Верно. О живописцах при дворе альгахри — правителя белых драконов.
Я хотела передать пухлый том Дэйну, как и предыдущие, но едва не уронила.
— Ты устала? — Хмурясь, дракон всмотрелся в моё лицо. — Уверена, что стоит продолжать? Мы уже выяснили, что магия снятия чар у тебя недурна и вполне стабильна, годится для выполнения сложных задач. Следующее занятие отложим на вечер или на утро. Слишком торопиться тоже не стоит.
Кажется, он об этом уже говорил. Или не говорил? Отчего-то мысли путались у меня в голове, и, прижав ладонь ко лбу, я почувствовала жар. Только этого мне и не хватало! А если я всерьёз заболею и не смогу заниматься магией?
— С тобой всё в порядке, Роника? — озабоченно допытывался Дэйн, и я, сдавшись, честно помотала головой. Опёрлась на его руку и пробормотала:
— Мне нужно в спальню, под одеяло. Укутаться… чай пить… ещё бы травок каких-нибудь лечебных… сильно болею, похоже…
— А говорила «немного»! Что же мне теперь с тобой делать? — Сбитый с толку дракон вывел меня из комнаты, а я шепнула в ответ:
— Согревать.
И лишь спустя пару мгновений сообразила, что Дэйн мог понять меня… как-то не так. Если б не жар, от которого я и так, наверное, раскраснелась, стала бы цветом как морковка с крестьянского огорода!..
— Найдём, как тебя согреть, — после паузы ответил Дэйн. Видимо, решил, что на больную сердиться не стоит, мало ли что она сболтнёт. — Хорошую ты мне задачку задала! Придётся навестить какую-нибудь деревню и поискать лекаря.
— Да не надо, — слабо возразила я, — как-нибудь само пройдёт.
Конечно же, дракон меня не послушал. И если б я спросила его, с какой стати он так печётся о моём здоровье, то наверняка получила бы всё тот же ответ: «Вы моя спасительница, а я не привык быть неблагодарным».
Спасительница, вот как… А может, дело было не только в этом?
IX
Мне снился странный сон. Как будто я стою в огромной зале, чьи стены выкрашены в белый и голубой цвета, и склоняюсь в поклоне перед алтарём — цветком, чьи лепестки напоминают крылья бабочки. А затем возбуждённо шепчу:
— Фэлани, Фэлани, благослови и силу, отнятую у злодеев, подари…
Алтарь светится голубоватым светом, и невидимая толпа подхватывает мой призыв: «Благослови! Благослови! Благослови!»
Становится душно и всё труднее дышать. Свечи, зажжённые на алтаре, сам алтарь и стены храма — всё это сливается в одно расплывчатое пятно, а в ушах у меня так и звенит: «Благослови»… пока я не открываю глаза.
Замок-Артефакт. Моя комната. Я ощутила смутное облегчение оттого, что вернулась сюда.
На моей кровати сидела женщина средних лет, укутанная в серый плащ и вся обвешанная амулетами и талисманами из сплетённых вместе волос, разноцветных камушков и бус. Я смотрела, как она наливает в чашку зелёную жидкость из какой-то склянки, и с тревогой думала: мой талисман. Он ведь в точности такой же, как алтарь во сне. Могло ли это что-то означать? Я ощупала шею и встревожилась ещё сильнее: ленточки там не было!
— Пейте, госпожа, — женщина придвинулась ближе и поднесла чашку к моим губам. — Это лекарство.
Я рассудила, что Дэйн не притащил бы сюда эту женщину, не будь она опытной лекаркой. И, приподнявшись на подушке, безропотно выпила лекарство. Вкус у него был горький