Хлодвиг замолчал, со вкусом делая новый глоток рома и выбирая ягоду, достойную того, чтобы бросить её себе в рот. Хилберт не выдержал паузы.
- Ну, и? Помешал им добить его? - спросил и, на согласный кивок Хлодвига, задумчиво продолжил, - Ты же знаешь, такому не выжить. Так этот твой пухлый, возможно, хотя бы сравнительно быстро отмучился. Зачем тогда?
- По двум причинам. Во-первых, эти трое толкнули меня в присутствии нескольких свидетелей. Этого я, ашварси, не мог никому спустить: наказание палками каждому из этой троицы было неизбежно. Какое могло быть, в таком случае, продолжение драки или погони? А во-вторых... у этого жирного такие... яркие синие глаза… И он с таким чистым восторгом смотрел на меня… Не знаю… Что-то дрогнуло внутри. Вот только не надо ржать, как конь. Это было… было... как будто ребёнка обидеть! Перестань ржать, говорю по-хорошему! Ты же знаешь, я детей никогда не трогаю. Нет, ну Хилберт! Помнишь, я даже с императором пару раз из-за детей крупно поспорил. Первый раз, когда он приказал мне подавить мятеж в северной провинции и уничтожить всех мятежников под корень, включая их семьи. Второй раз, когда ловили вожака пустынников, который устраивал грабежи на наших южных границах, и истребляли весь его народ.
- Да, знаю я, знаю. - Хилберт перестал смеяться. - Но только… Хлодвиг, всех мальчиков, которых ты тогда пощадил растят как будущих воинов императорского войска. В созданных для них специальных приютах, эти дети не видят ни радости, ни тепла. А девочки, все, стали рабынями. При чём, самые миленькие из них с ранних лет попали в весёлые дома. Тебе не кажется, что смерть была бы для них предпочтительнее?
- Нет! Не кажется! Если есть жизнь, то можно что-то изменить, рано или поздно. Только смерть никогда ничего не позволит сделать. - Хлодвиг сделал ещё глоток рома и угрюмо добавил. - Ты же понимаешь, Хил, каково спорить с императором? Это - единственное, что я смог для них выжать у него.
Глава 7.
Стояла безветренная погода и, наверное, поэтому ночной лес был непривычно тихим. Солнце уже село. Полоса горизонта там, где оно спряталось еще светлела, но вокруг деревьев и на дороге, которая вела из чащи к лагерю уже клубилась беспроглядная тьма. Вся сборная десятка сидела на голой земле у самых ворот и с напряжением вглядывалась в лес, пытаясь различить хоть какое-то движение на дороге. На затянутом чёрными тучами небе, сегодня, не было видно ни одной звезды, и молодого месяца, который вчера изгибом и острыми кончиками напоминал Филиппе улыбку ночи, тоже не было.
- Наверное, будет дождь, - тихо произнесла Филиппа.
- Да, тяжёлые тучи, ещё днём, обложили небеса со всех сторон. Думаю, вот-вот хлынет ливень, - так же негромко, отозвался, сидящий рядом с ней, Барт.
Больше никто не поддержал разговор, и звенящая тишина снова наполнила воздух. Даже дыхание молодых бойцов, уже отдохнувших после очередного долгого забега по лесным тропам и дорогам, стало неслышным. Не скрипели деревья, не шелестела листва, даже ночные птицы не подавали своих ухающих голосов.
Сборная десятка и их наставник молча ждали своего последнего бойца.
На полевой кухне, у большого казана, висящего на высокой железной подпорке, давно закончился ужин и весь остальной лагерь давно спал в палатках. Только дозорные у ворот и на вышках встревоженно поглядывали на ожидающих.
- Да где же он? – не выдержал безмолвного ожидания Коротыш, потирая пустой живот, неприятно ноющий от голода.
Имя этого невысокого парня никто даже не запомнил. Из-за очень маленького роста кличка «Коротыш» с первых дней, ещё в повозке сборщиков, прикипела к нему намертво, и, скоро он сам себя тоже так называл.
Точно также, Филиппу прозвали Пузаном. И только Барт и Тиль изредка вспоминали, что она, вообще-то, имеет имя, Фил. Ещё один призванный в их сборной десятке, за прошедшие два месяца в тренировочном лагере, также привык отзываться только на свою кличку - это глуповатый добрый увалень, порою, пускающий слюни, которого с чьей-то лёгкой руки, нарекли Деткой.
- Наставник, позвольте нам пойти ему навстречу, - не выдержала и попросила Филиппа, рискуя нарваться на наказание.
За два месяца после сбора, редкий призванный в тренировочном лагере, в любой десятке, ещё ни разу не был наказан. Если даже кто-то не провинился сам лично, так, значит, отбывал наказание за чью-то провинность вместе со своей командой. Туг и наставники, увы, совсем не отличались терпением и добротой, скорее, наоборот.
К слову, когда впервые, Филиппа после выхода из санитарной палатки, увидела и услышала наставника их десятки, она с чувством шепнула Тилю и Барту, едва они немного отошли от воина:
- Боги, какой он злой и уродливый! Когда наш наставник чистит лук, тот, наверное, сам плачет от ужаса, глядя на него.
- Вы! Ходячие, говорящие недоноски! Бегом марш! – громом раздалась в этот момент команда за спинами, не спеша идущей к своей палатке, троицы, и они в прыжке рванули с места, как ужаленные. При этом, если Филиппа при движении ощущала просто дискомфорт, то парням бежать ещё было реально очень больно.
С тех пор девушка не просто, как все, опасалась наставника, но и всё время задавалась мыслью: не услышал ли он её замечание при самой первой встрече, не отомстит ли?
Она, ещё лёжа на животе в санитарной палатке, решила придержать свой глупый язычок, и теперь, если говорила что-то язвительное, то только шёпотом, и, только Барту с Тилем.
Хоть и шёпот можно подслушать, но совсем всегда молчать для Филиппы оказалось слишком трудно!
Сегодня наставник был раздражён и недоволен отсутствием одного бойца из их команды и обращаться к нему, когда он в таком настроении, решился бы только самоубийца. Тиль незаметно дёрнул Филлипу за штанину: молчи, мол, нарываешься.
- Наставник, может он упал и сломал ногу… - несмотря на предупреждение друга, еле слышно настойчиво продолжила девушка.
- Ты, ты и ты! – ткнул пальцем в их неразлучную троицу старший воин. – Ступайте на поиски. Вернётесь без бойца, получите по двадцать палок.
- Ну спасибо тебе, Пузан! – зло шипел Тиль, когда он с факелом в руках входил в чёрную пасть леса, впереди их маленькой дрожащей спасательной команды.
- Я тебя сам отметелю, когда вернёмся. Если вернёмся… - гневно вторил ему Барт.
До самого леса Филиппа шла чуть поодаль и благоразумно молчала, а то парни могли передумать и начать работать кулаками не дожидаясь возвращения. А так, есть реальная надежда, что они поостынут.
Тьма давила со всех сторон. Казалось, что за каждым деревом в ней прячется если не чудовище, то дикий свирепый хищник, готовый их сожрать с потрохами.
Вскоре, все ожидающие у ворот, в скупом освещении нескольких факелов, исчезли из поля зрения Филиппы и её друзей, и молодые бойцы почувствовали себя совсем потерянными и одинокими. Им было страшно до печёнок. Если бы не угроза палками, возможно, они кинулись бы со всех ног бежать обратно, к свету. Филиппа неосознанно стала жаться ближе к парням.
- Что? – язвительно прошептал Тиль. – Боишься?
- Вот нападёт на нас хищник, мы тебя, Пузан, как самого питательного, ему подсунем, а сами сбежим, - тут же мстительно пообещал Барт.
Однако, при этом, он сунул в руки Филиппе факел, а сам с треском выломал две палки. Одну оставил себе, вторую сунул в руки Тилю. Дальше оба парня пошли по бокам от Филиппы.
Первые крупные капли дождя упали ей на лицо, как раз в тот момент, когда девушка заметила на дороге что-то, похожее на лежащее тело. Она подняла руку с факелом повыше.
Все трое поспешили вперёд с радостными возгласами.
Однако боец не шелохнулся и не отзывался на оклики. Он неподвижно лежал лицом вниз. Филиппа, безостановочно окликая парня, подбежала первой, присела и потормошила его одной рукой, во второй она держала факел. Боец не реагировал. Подоспевший Барт осторожно перевернул его на спину. В неподвижных, распахнутых, остекленевших глазах лежащего отразилось пляшущее пламя факела.
