Оно того стоило. Я любила красивое белье. Обожала ощущение атласа и шелка на коже. Мне нравилась мысль, что под простыми голубыми джинсами прячутся кружевные трусики за двести долларов, как те, что на мне сейчас. Белье — это личное заявление, которое не обязательно делать на весь мир. Можно быть тихоней или озорницей — кем угодно, но никто и не догадается, пока ты не покажешь… ну, или если не пострадаешь в серьезной автокатастрофе. Прожив с людьми, у которых что на уме, то и на языке, носить в буквальном смысле несколько секретиков оказалось довольно приятно.
Почти с каждым из маленьких ансамблей меня связывали приятные воспоминания. Я все еще хранила тот классический белый кружевной бюстгальтер, который надевала под платье на выпускной. Еще у меня сохранились атласные красные бикини, чуть не потерянные, с наслаждением кувыркаясь с ассистентом кафедры университета Миссисипи, чье имя я уже и не помнила. И несмотря на то, как закончилась моя помолвка, я не выбросила черный кружевной корсет, который надевала в ночь, когда Тим сделал предложение. Я не могла думать о белье, вспоминая о мужчине, с которым оно связано, и наоборот.
Эй, как по мне, так скрапбукинг настораживает гораздо больше.
Зная свои пределы в плане самоограничения, я притащила с собой всю коллекцию в Гранди, которая сейчас упакована в крепкие отдельные коробки с ярлыками, аккуратно расставленные на полках шкафа. И если бы я рассказала об этом Эви, не сомневаюсь, что та и с Купером бы поделилась. Когда дело касалось сводничества, у этой женщины отсутствовали угрызения совести.
— Там всего лишь тренажер, — ответила я ему. — Знаю, кажется глупо, что я тащила его всю дорогу. Но здесь нет тренажерки, поэтому никакого кикбоксинга, ни ракетбола. Не хотелось бы в первую же зиму набрать килограммов двадцать, так что…
— О, я не стал бы так переживать, — фыркнул Купер таким тоном, будто не ждал, что меня хватит на всю зиму, и набор веса — наименьшая моя проблема.
— Ну а вы что делаете для поддержания формы? — спросила я, прищурившись.
— Рублю лес и перетаскиваю бревна, много хожу пешком с туристами — знаете, работаю, чтобы содержать себя, — подчеркнул он.
— Точно, и вам нравится? — спросила я.
Что ж, получилось более дерзко, чем я собиралась.
Купер вздохнул, почти пыхтя от раздражения.
— Слушайте, если Эви хочет, чтобы я вам помог — я помогу. Только скажите, когда прийти.
Приказной тон и раздражение в его голосе задели меня за живое. Почему именно этот человек во всем городке заставляет меня так злиться? Были другие, еще менее приветливые. Черт, да Линнетт до сих пор звала меня «эй, ты», когда передавала заказы. Но почему-то именно встреча с Купером довела меня до белого каления.
Я рявкнула:
— Не надо. Меня и так все устраивает.
— Перестанет, когда ударят морозы и двигатель замерзнет, потому что вы не смогли загнать грузовик в гараж.
Я выдала свою самую сахарную улыбку:
— Ну, я не хочу доставлять вам неудобства. Уверена, что смогу попросить еще кого-нибудь помочь. Алан Далинг вроде как вызвался добровольцем.
Ноздри Купер раздулись при упоминании рейнджера.
— Что ж, тогда, полагаю, все улажено.
— Наверное. Но все равно спасибо.
Я объехала Купера, пытаясь управлять тележкой без резких движений, не теряя чувства собственного достоинства. Я поменяла свой маршрут вдоль полок с продуктами, сознательно избегая Купера, пока мы опять не встретились, одновременно вырулив к очереди. Дэрби Кармайкл косилась на меня, пока я пялилась на Купера, которого молодая продавщица рассчитывала на второй кассе.
— Почему в твоем взгляде на Купера написано «попробовать овцебыка и умереть»? — спросила она, когда он вышел из магазина.
— Это такой оборот речи? — не поняла я.
— А ты когда-нибудь его пробовала? — поинтересовалась она.
— Нет, — призналась я. — Знаешь, как с некоторыми людьми бывают терки? Так вот, Купер моя личная наждачная бумага.
— Он со всеми так, — заверила меня Дэрби. — Не принимай на свой счет. Некоторые рождаются с шилом в заднице. В случае Купера, оно торчит в боку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что ж, спасибо за веселую картинку.
— Знаешь, что по-настоящему сведет его с ума? — спросила Дэрби, и в ее глазах заплясали чертята. — Свидание с Леонардом Трамбле.
— Хорошая попытка, Дэрби.
— Ну не можешь же ты осуждать девушку за настойчивость.
***
Так уж сложилось, что когда я расстроена, то занимаюсь выпечкой. Или мне скучно… или у меня ПМС… или сегодня вторник. Короче, я использую любой предлог.
Придя домой, я распаковала пакеты и испекла шесть десятков шоколадных шахматок, чтобы взять завтра на работу. Шахматные пирожные южное лакомство, вариация шахматного пирога — выпечки с заварным кремом, где как загуститель вместо обычной муки использовалась кукурузная крупа. И когда я воспользовалась секретным рецептом Ребы Рейнольдс, то получилась своего рода смесь шоколадного кекса и чизкейка. Взрослые мужики плакали от счастья, попробовав мои шахматки.
Я прямо-таки горжусь своими кулинарными способностями.
Я собиралась сразить Базза и Эви наповал и убедить изменить меню «Ледника». Пирожные стали бы первым залпом. Не то чтобы еда в салуне была плохой, просто немного примитивной.
Ладно-ладно, я надеялась убедить их изменить меню, потому что мне скучно. Но Эви уже позволила мне внести кое-какие дополнения, например, помимо соли добавлять специи в смесь для бургеров. Правда Баззу, каждый день с кислой миной сидящему за стойкой, она никогда не признается, что клиентам моя стряпня нравится больше, чем его.
Я планировала предложить начать с малого: супы, омлеты с разными начинками, расширить десертное меню. Мы бы подавали хорошие, полезные обеды, после которых я в конце дня не пахла бы, как Рональд МакДональд.
Оставив последнюю партию пирожных остывать, я включила компьютер и обнаружила, что местная телефонная компания наконец предоставила мне доступ в Интернет. На удивление, скорость оказалась приличной, учитывая на какое расстояние пришлось тянуть кабели. В ящик на «Хотмэйле» во входящих пришло двадцать три новых сообщения. Четыре из них от Кары.
«Мо, я знаю, что пару дней у тебя не будет электронной почты, так что писать бессмысленно, но я уже скучаю. Это странно. В последние годы мы жили за сотни километров друг от друга, но теперь, мне кажется, стало хуже, когда между нами целый континент. Я все думаю: «Я должна позвонить Мо и рассказать ей это», но затем вспоминаю, что во-первых, ты больше не у себя дома, и во-вторых, мало того, что ты сменила место жительства, так выбрала для этого другой конец гребанного полушария.
Итак, как я провела последние дни: ужасное первое свидание во вторник вечером с тем парнем из тренажерки. Оказывается, его потливость не связана с долгой тренировкой на беговой дорожке. Думала, понадобится полотенце, когда он обнял меня, пожелав спокойной ночи. Вечером в среду проходило заседание книжного клуба, но книгу я не осилила. Чего лукавить, я вступила в клуб ради бесплатного вина и легкодоступных мужчин. В четверг я бросила книжный клуб и записалась в новый спортзал. Так что да, неделя была очень продуктивная.
На выходных у папы день рождения, я поеду домой, вот и будет возможность сообщить новости о твоем переезде. Уверена, мама и папа порадуются за тебя.
Пожалуйста, позвони или напиши, когда сможешь. С любовью, Кара».
Я фыркнула. Мать Кары обычно называла нас Черепаха и Заяц. Мы двигались с разной скоростью, но в конечном итоге достигали одного и того же места. Кара крошечная блондинистая динамо-машина. Я же — ужасно высокий сторонний наблюдатель. Вы подумаете, что учеба в одном классе, работа и совместное проведение всего свободного времени посеют разногласия или периодические язвительные перепалки между двумя совершенно разными девочками-подростками? Но мы с Карой пропустили все болезненные периоды развития дружбы. Кажется, она никогда не возражала против того, что я буквально поселилась в ее доме, отнимая время и внимание ее родителей. Со своей стороны Кара настаивала, что я не знаю, во что ввязываюсь, и ее родители навязчивые и властные, хоть и в меньшем масштабе, чем мои. Но я никогда не забуду готовность Джона и Ребы Рейнольдсов принять «ту девчонку хиппи» в своем доме, несмотря на пересуды и сплетни соседей. Я целую жизнь прожила среди людей, превозносивших разделение и пожертвования, и все еще благоговела перед щедрыми душами Рейнольдсов.
