— Всё просто, — добродушно улыбнулась Юля. — Если бы здесь водились тро… люди изменённые, и у них уже были бы дети, мы бы с Ильёй попытались достать образец их молока. Вдруг так удастся определить чего не хватает полукровкам.
Подавившись смешком, я поражённо замерла. Впрочем, подобная реакция была не только у меня, а почти у всех на нашем плоту.
— Это шутка? — с непонятной надеждой спросила Надя.
— Юля права, — серьёзно кивнул Илья. — Если увидим Homo alterus, то надо задержаться, пока я не схожу за их молоком. Но ты, — добавил химик, обращаясь к жене, — со мной не пойдешь.
— Народ, а вы не дурите? — с сомнением потянул Дет. — Я понимаю, что вы знаете некий способ защититься от нападения изменённых. Даже допускаю, что он срабатывает почти всегда. Но неужели вы верите, что больные женщины так просто подпустят вас к своей груди?
— Почему нет? — спокойно посмотрела в глаза лидеру Юля. — Да, думаю, что подпустят.
Я молча переводила взгляд то на химика, то на его жену. Если внешность Ильи ещё позволяла предположить нечто подобное, то астроном казалась слишком простодушной и даже простоватой. Ан нет, в тихом омуте вон какие тайны скрываются…
Даже Дет стушевался перед непоколебимой уверенностью этой пары и больше не возражал против вылазки. А вот у меня, несмотря ни на что, оставались сомнения. К счастью, троллей мы так ни разу и не встретили, поэтому Юле с Ильёй рисковать не пришлось.
Пока химик следил за берегом в надежде увидеть врагов, из-за которых собственно и затеяли сплав, мы пытались решить проблему другими способами. И, в конце концов, после недели неудач, всё-таки смогли обнаружить, чего не хватает в нашем молоке полукровкам — сахаров. Регулярно подкармливая сиропом из сладких ягод или фруктов, когда их удавалось найти, мы добились того, что дети перестали слабеть. Спали они по-прежнему мало, впрочем, этим отличались все полукровки, которых матери решили оставить в живых. По молчаливой договорённости мы с Лилей часто клали их рядом, и они с интересом наблюдали за повседневной жизнью на плоту. Почти не капризничая, два мальчика быстро заслужили симпатию всех мужчин, Игорь даже выразил готовность участвовать в уходе за полукровками и кормить своим молоком, чем и занимался иногда, если мы хотели отдохнуть. Его помощь очень меня порадовала, потому что по мере того, как к Диме возвращались силы, увеличивался его аппетит, и я начала опасаться, что молока на двоих у меня всё же не хватит.
Вера, Вероника и Света за это время разродились здоровыми чистокровными девочками. Удивительно, но дочь Вероники, в отличие от чернокожей рыжеволосой и оранжевоглазой матери, оказалась очень светленькой, с нежно-розовой кожей и льняными волосами. Цвет глаз пока не определился, они оставались голубовато-молочными, но и без этого понятно, что девочка получилась не в мать и не в отца. Слишком светленькая и без малейших признаков рыжего в волосах.
— Ничего удивительного, — улыбнулась агроном, заметив моё недоумение. — Её отец был светлым.
— А разве?.. — я подняла взгляд на мужа Вероники и осеклась, поняв, что могу спровоцировать ссору.
Маркус рассмеялся:
— Нет, моя огненная не подгуляла на стороне. Мы с ней познакомились, когда она была уже беременна.
— Прошлого мужа убили тролли, — пояснила агроном.
— И моего тоже, — неожиданно грустно добавила Света. — Они пытались задержать этих монстров, пока мы с Вероникой убегали. Спасли нас ценой своих жизней.
Понимающе вздохнув, я замерла, краем глаза заметив на лице прислушивающейся к разговору Юли неподдельное сожаление и что-то ещё… Неодобрение? Обвинение? Взглянула внимательнее, но теперь мимика астронома не выражала ничего, кроме сочувствия.
— Отцы моих дочерей — герои, — завершил тему Маркус. — Но я тоже их отец. И ничуть не меньше, чем те, прошлые.
Чистокровные дети оказались гораздо капризнее полукровок, чуть что их не устраивало — начинались слезы и крики. Когда я находилась рядом, Рысь тоже могла покапризничать, но стоило её оставить одну — сразу затихала и засыпала. Честно говоря, иногда, сильно устав, я пользовалась этим приёмом, хотя обычно старалась не злоупотреблять и не лишать дочь материнского общества. На тринадцатый день жизни у Рыси открылись уши, а на пятнадцатый — глаза. В тот день она впервые подарила мне улыбку. Малышка по-прежнему большую часть времени спала, но в краткие периоды бодрствования начала ориентироваться, например, узнавать меня ещё до того, как я брала её на руки.
Греясь в лучах утреннего солнца, я наблюдала за зеленокожим, который всё ещё не отказался от идеи изучить наш внутренний животный мир, и размышляла. У Росса живет тот же вид червей, который минимум два раза вызвал серьёзное, угрожающее жизни заболевание. У других «людей» нашего плота — тоже. Можно предположить, что большинство сплавляющихся заражены этим паразитом. Тогда почему дней через двадцать после отплытия все, имеющие некоторые, не слишком сильные, признаки болезни, поправились? Да, кстати, и цитадельские тоже перед разделением уже выглядели гораздо здоровее, чем когда только присоединились к каравану. Почему сейчас среди окружающих меня людей нет больных? Факт, конечно, радостный, но он означает, что одних глистов недостаточно для возникновения непроходимости кишечника. И у цитадельских, и в том лагере, к которому я присоединилась, наблюдалась нехватка продуктов питания. Голод вызывает ослабление организма, оно — болезнь. Это хорошо сочетается с тем фактом, что в нашем лагере голодание не вступило в полную силу, тогда как цитадельские действительно серьёзно от него пострадали — соответственно, и больных у них оказалось больше. Стоп, не получается. Насколько я помню, в нашем лагере были отдельные группы, поражённые сильнее остальных, и посвящённые в них не входили! Зато болели почти все махаоны и ещё кто-то.
— Игорь, а ты случайно не знаешь, как махаоны жили до начала сплава?
— Нормально, а что?
— Нет, мне конкретно интересно: голодали ли, чем питались, какой лагерь устроили, болели ли…
— Да нет, они совсем не голодали, потому что рыболовы отменные. И лагерь хороший был, чистый… — я махнула рукой, показывая, что можно не продолжать.
Отменные рыболовы! Поскольку в лагере было не до разносолов, наверняка они питались преимущественно рыбой, как и цитадельские. И так же, как и цитадельские, страдали непроходимостью…
— Росс! — от моего вопля зеленокожий вздрогнул и, оторвавшись от микроскопа, одарил меня недовольным взглядом. — Ты когда-то говорил, что ещё раньше кого-то оперировал из-за непроходимости. Вы были знакомы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
