Надзиратель смущённо пожал плечами, и они пошли дальше. Совсем рядом с камерой Василий вдруг остановился и стал объяснять по новой:
– Карма машины – кар – связана с кармой инстру́мент, андэстэнд?
– Кэнчо understand, Вася, – сказал надзиратель, сообразивший, наконец, как угомонить Василия.
– Вот видишь, – воскликнул Василий, – всё-таки ты понял! Мы же русские, у нас буддизм в крови! – Василий стал довольно сильно бить себя в грудь…
Дверь в камеру Василия была приоткрыта; там, на тюфяке сидел сам Мастер Джейду, просматривая рукопись с рисунками. Увидев Мастера, надзиратель побледнел и упал на колени. Василий этого даже не заметил: он был искренне рад видеть так понравившегося ему начальника.
– Куда ж ты пропал, чертяга бутанский? – Василий раскинул руки для объятий и бросился к дорогому гостю.
Мастер Джейду очень быстро встал и, почти в точности повторяя движения Василия, пошёл ему навстречу. После объятий мастер Джейду вынул из-за пазухи глиняный кувшинчик:
– Vodka, no depression.
Оба захохотали, затем были зажжены оба фонаря, а надзиратель Кенчо был отправлен варить пельмени. Только теперь Василий заметил, что гость, ожидая его, читал рукопись Жени Конгви.
– Слышь, Джэй, – засуетился Василий, ты – того, be careful, в смысле будь осторожен с этой книжкой – бук.
– Why (почему)? – удивился Мастер Джейду.
– Вай-вай, я те скажу, вай, – тут Василий нагнулся к гостю и стал шептать ему в ухо: – Друкпа Кагью – традиция устная, орал традишн. А устная она потому, что при помощи её практик – практис – народ – того, в другие миры выходит тока так – тревел ин анозер ворлд, вощем – труба. – Василий испуганно осмотрелся по сторонам, – такие вещи записывать опасно, да и читать тоже. Я за неё триста баксов заплатил – три хандред грин долларс! Это те не Лодейное Поле… мэджик – магия!
Тут нужно сказать, что рукопись Жени Конгви была не чем иным, как краткой компиляцией неоднократно изданных работ Ламы Оле Нидал (Lama Ole Nydahl), ставшего одним из первых на Западе учеником тибетских лам линии Кагью.
Что сразу и было понято Мастером Джейду, который тоже вдруг стал испуганно озираться по сторонам и даже побледнел на манер Кенчо.
– Спасибо, друг, – сказал он очень чисто по-русски – мы должны за это выпить.
Оба тут же расхохотались. Затем принесли пельмени, в общем, вечер вполне удался. Под занавес Василий вдруг предложил Мастеру Джейду:
– Джэй, а давай учиться вместе, летс лёрн! А чо, книга – бук – у нас есть, вощем – прорвёмся. Друкпа Кагью традишн – ту пипл, уан карма, понял? Типа, два человека с одной кармой объединяются… давай, я те на пальцах объясню, тут, типа, сложно…
Василий покрутил два указательных пальца перед носом у Мастера Джэйду:
– Ту пипл.
Затем стал их замысловато перекручивать:
– Уан карма.
Потом растопырил все десять пальцев в разные стороны:
– Карма – Лотус, просветление, инлайтмэнт!
– Wow, – восхитился Мастер Джейду, – ёлы-палы!
– За это нужно выпить, выпить, стоя, – Василий разлил по пиалам остатки из кувшинчика и встал, – давай Джэй, по-нашему, по-офицерски!
Мастер Джейду встал, и они выпили на брудершафт.
– Начнём прямо сейчас, – заявил Василий и, кряхтя, сел в позу Падма, подвернув под себя толстые крепкие ноги.
Мастер Джейду тоже закряхтел и принял позу Падма.
– Свет выключать не обязательно, – сказал Василий, закрыл глаза и сделался очень серьёзным. Воцарилась напряжённая тишина.
Через пару минут Василий, выпивший большую часть содержимого кувшинчика, стал чуть слышно сопеть, Мастер Джейду тоже стал сопеть.
Василий заметил это:
– Джэй, не нужно сопеть, сопеть не обязательно. Думай просто о чём-то хорошем.
– Вася, не нужно сопеть, – ответил Мастер Джейду.
– Я и не соплю, – обиделся Василий.
– Вася, не нужно сопеть, – повторил Мастер Джейду и, не выдержав, рассмеялся, затем стал хохотать и даже свалился на тюфяк.
Василий не поддержал друга, вскочил и стал нервно ходить по комнате:
– Джэй, с тобой трудно – дификалт, ты несерьёзно ко всему этому относишься. Ю ар нот сириоз.
– But you are… – мастер Джэйду продолжал хохотать.
Василий махнул на него рукой:
– Да ну тя к чёрту! – улыбка всё же проступила на его лице…
Шло время, и Василий чувствовал, что он «продвигается по религиозной линии».
– Во-первых, под кожей – ни жиринки, – загибал он пальцы перед носом надзирателя Кенчо, тоже, впрочем, заметно похудевшего.
Действительно, Василий сбросил килограммов десять и очень загорел; в нём появилась быстрота и ловкость, некая «внутренняя прыгучесть». Он даже потеть стал меньше.
– Во-вторых, меня животные теперь любят, а раньше – даже внимания не обращали.
Под «животными» Василий подразумевал молодую худющую кошку, которая привязалась к нему на строительных работах внутри полусгоревшего дзонга. (Василий упорно называл работы реставрационными.)
Кошку эту Василий взял с собой жить в камеру, объяснив Кенчо, что Муся Чемоданова – так он назвал кошку – нужна ему для телепатических упражнений.
– В-третьих, боги послали мне гонг!
Что касается гонга, то на самом деле это была просто жёлтая латунная тарелка, часть музыкальной ударной установки «Yamaha», случайно обнаруженная им в грузовичке полицейского управления.
Именно эту тарелку он повесил у себя в камере и использовал для «упражнений с гонгом», описанных подробно в рукописи Жени Конгви, а также для выхода в астральные миры.
Что касается последнего, то здесь пока хвастаться было особенно не чем.
– Понимаешь, Муся, – объяснял он своей кошке телепатически, – выход на высокий уровень Тантра происходит спонтанно и мгновенно, но вот подготовка к нему может длиться довольно долго. Я уже слышу звон астральных миров, но интерпретировать, как говорится, ещё не могу…
Чуть ли не каждый вечер, озарённый последними лучами заходящего солнца, Василий ударял в свой гонг, сидя в позе Падма, полностью готовый для выхода в астрал.
Мусе это не нравилось, она гневно мяукала, спрятавшись в тёмном углу.
– Муся отлично воспринимает телепатический сигнал, – уверял он Кенчо, – вот увидишь, однажды она расскажет нам секреты своего мира, мало не покажется…
Иногда Василия навещал Мастер Джейду. Появлялся он всегда неожиданно, без предупреждения, и неизменно с кувшинчиком водки.
Василий продолжал объяснять «Джэю» основы пофигизма, чем очень его веселил, а также просил «проверить» – сопит он или нет. Для проверки Василий садился в позу Падма, ударял в свой гонг и «погружался», а Мастер Джейду ходил вокруг и прислушивался.
– Знаешь, Вася, внешне – вроде нет, а вот внутренне…
Во время одной из таких попоек Василий неожиданно спросил Мастера Джейду о своём соседе, которого он так ни разу и не видел:
– Слышь, Джэй, а чо этот парень? – Василий ткнул пальцем в стенку Угиена.
– What about him (парень, ну и что)? – насторожился мастер Джейду.
– Странный он какой-то: иду на работу утром, загляну к нему в камеру, типа, как дела, чувачок, а он – того, прячется…
Джейду неопределённо пожал плечами. Как он мог объяснить Василию, что Угиен оказался талантливым учеником и достиг невероятных успехов в магических искусствах Друкпа Кагью? Угиен теперь и сам был способен смотреть сквозь стену и видеть его, Василия, прошлую инкарнацию, да и многое другое…
– А знаешь, Джэй, сосед мой – неплохой музыкант, мьюзишн.
– O, really? – удивился Мастер Джейду.
– Прихожу когда с работы, слышу – поёт, – Василий встал и попытался изобразить пение соседа.
Получилось очень смешно, и они оба стали хохотать.
– How about you (ну, а ты)? – спросил всё ещё смеющийся Мастер Джейду.
– Я ему вот на тарелке подыгрываю, ложкой, получается очень, между прочим, недурственно. Стенка, правда, мешает. Буддизм буддизмом, но культурный досуг ведь тоже нужен, правильно я говорю, Джэй?
Мастер Джейду согласно кивнул.
– Петь-то я не могу, я не вокалист, это у нас Саша Рудаков был вокалист. Я ведь, Джэй, когда в Питере в институте автодорожного транспорта учился – college, в общем, я ж в команде играл, ударником. У меня, понимаешь, чувство ритма – «джик-пака, джик-пака, джик, ум цаца, ум цаца», – Василий стал изображать, как круто он когда то играл на ударной установке, стуча невидимыми палочками по невидимым барабанам.
Мастер Джэйду тут же вскочил и стал изображать гитариста, ловко перебирая пальцами по струнам невидимой гитары и подвывая очень похоже: «вауяи-и-и-и-и, тяуи-и-и-и-и».
Муся замяукала, пытаясь, видимо, изобразить вокалиста. Вместе получилось так здорово, что какое-то время они даже не смеялись, но потом началась форменная истерика, особенно у Василия. В итоге, он упал и опрокинул блюдо с недоеденными пельменями. Успокоился, только когда понял: за это нужно выпить.
