— Ты нравишься мне, Мари. Я не скрываю и не собираюсь этого скрывать. Очень нравишься. Нет. Я не навязываю тебе своих чувств. Просто пойми. Ты не справишься сама. И моя мать не справилась бы, если бы в нужный момент рядом с ней не оказался мужчина. Они найдут тебя. Рано или поздно. Найдут и уничтожат и тебя и ребенка. Со мной ты будешь под защитой. А я… Я не стану ничего тебе навязывать. Обещаю, что не притронусь к тебе, если ты сама этого не захочешь. Просто позволь мне быть рядом и защитить тебя.
— Но Динар… Это… Это слишком!
— Я никогда не обижу тебя, Мари. Никогда ничем не попрекну. Я уважаю твои чувства к другому, хоть совсем и не могу их понять. Если не сложится, я пойму. Мы оформим развод. Но сейчас. Сейчас дай шанс своему ребенку. И себе. Шанс на спокойную жизнь.
Он вытаскивает из кармана черную бархатную коробочку.
А мне кажется, что я нахожусь в какой-то параллельной реальности.
Ведь рядом со мной должен быть другой! Не он!
Голова кружится. Кажется, я со всего размаху падаю куда-то вниз. Прямо с этого моста.
— Не отвечай ничего сейчас, Мари. У нас пока еще есть время, — сквозь туман слышу голос Динара.
— Но он мертв. После такого не выживают. Если ты ждешь его, то напрасно. Мари!
Перед глазами темнеет.
И я правда упала бы с этого моста, если бы сильные руки Динара не подхватили бы меня!
— Другого выхода все равно нет, Мари, — я прихожу в себя уже в доме Динара. В постели той самой комнаты, которую он выделил мне.
Он сидит рядом, а на тумбочке так и лежит коробочка с кольцом.
А у меня чувство, что там не бриллиант, а ядовитая змея.
* * *
10 Глава 10
* * *
— Имам, какого хрена мы здесь ползаем по руинам? Еще прихлопнет новым взрывом! На хрен нам это надо? Мы свое сделали. Сейчас сюда воронье слетится. Еще попадемся. Что ты ищешь? Золото? Нам его отсыпят. На три жизни хватит!
— Тело надо найти. Надо убедиться, что мы выполнили заказ.
— Эй! Заказа на убийство у нас не было! Наша задача положить взрывчатку. И рвануть. Все. Мы все сделали, Имам. Пора уходить. Валить на хрен из города.
— Ты же понимаешь, за что нам заплачено. За тот взрыв пришлось половину бабла отдать обратно. Забыл?
— Мне плевать. Я на трупы не подписывался. Блядь. Я это видеть даже не могу!
— Что ты как девочка, м? Разнежился на спокойной жизни? У нас приказ. И если ты хочешь бухать коктейли на островах в жарких каких-нибудь краях, мы должны убедиться, что все сделали правильно.
— Я не убийца. Я мастер. Взрывотехник. Остальное не мой вопрос. И да. Мне противно смотреть на эти трупы со стеклянными глазами. Меня воротит. Проникнуть. Установить. Подорвать. Все. Дальше не мое дело.
— Да перестань! Вон он! Смотри! Охренеть, живучий. Сам дьявол его, что ли, охраняет?
— Он сам как дьявол, Имам. Все. Увидели и валим.
— Нет. Надо убедиться. Твою ж мать!
— Говорю тебе. Он точно дьявол. Другого бы разорвало. А этого смотри. На двадцать метров из окна выкинуло. Да еще так, что ни один обломок до него не долетит.
— Живой. Сука. Он таки живой. Дышит. Давай. Один выстрел. И все.
— Ни хера. И вообще. Почему я? Тебе надо, ты и делай.
— Что? Кары боишься?
— Я семье Багировых кровью присягал. Такие клятвы, знаешь… Через них не переступают. И я не убийца.
— Не поздно ты спохватился, Имам? Про клятвы вспомнил? Суеверным стал?
— Как хочешь. Но я не выстрелю. Я грех на душу не возьму. Смотри. Его и правда будто что-то оберегает. На хрен мне это на себя брать? Тут что-то выше человеческих законов. Я в это не полезу. Даже не говори мне об этом! У тебя у самого вон рука со стволом дрожит. Сам все значит понимаешь.
— Ладно. Ты прав. Давай так. Если его найдут, от нас не отцепятся. Опять придется бабло возвращать. А я уже задаток за дом дал. Давай его в пустыню вывезем. Тела не найдут, с нас спроса никакого. Там сам сдохнет. Разве что дьяволы его вытащат. Но оттуда даже они не спасут. И мы его не убивали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Да. Идеальный вариант. Согласен. Туда, куда всех выбрасывают. На все воля природы и высших сил, да? Это же не грех.
— Какой на хрен грех? Пусть решают там. Бог или черти. Пусть разбираются. Только оттуда, насколько я знаю, еще никто не выползал.
— Значит, судьба его такая. А мы ни при чем. Давай. Потащили. Бури за ноги, а я за плечи потащу.
— Тяжелый, сука. Блядь, откуда он такой тяжелый?
— Еще немного. Машину нашу уже видно. А там самолет. Давай. Тащи. Не надорвешься.
* * *
Жар. Это не жар. Это самое настоящее пекло!
Будто в дурмане.
Треск раздирает уши. Голоса слышу. И как тело пинают. Как трясет, а потом швыряет на какую-то раскаленную хрень.
Пекло. Самое настоящее пекло.
А я пошевелиться не могу. Веки разлепить. Ни хера не могу.
Со всех сторон палит так, что вздувается кожа. Две сковородки, снизу и сверху. Все по мне.
Кожа шипит. До паленого мяса.
А я как труп.
Руками дергаю, а ни хрена не выходит. Сдохну. Сдохну, на хрен, здесь, на этих сковородках.
Но ни хрена. Не сдохну. В пекло провалюсь, а оттуда вынырну. Найду тех, кто это сделал. Я должен. Должен встать. Их мясо выдрать. Хоть зубами, а выдрать. И подождать, пока это мясо обуглится.
Рывок. Еще один. Еще.
Как же трещит голова. И во рту мерзкий металл. Раскаленный. Расплавленный. Язык и небо в нем сварятся сейчас.
Горит. Все внутри горит, а перед глазами черные всполохи.
Но я таки подымаюсь на ноги. Разлепляю веки, чувствуя запекшуюся почти поджаренную кровь на лице.
И ору.
Дико. Неистово ору так, что песок начинает ссыпаться от меня в стороны.
Твою мать!
Ничего здесь больше нет! Песок и палящее солнце. Такое, что плавит мозг! Насколько видно глазу!
11 Глава 11.
* * *
Ей конца и края нет. Этой чертовой проклятой пустыне!
Пекло. Настоящее пекло.
Кожу сдирает с каждым шагом. С каждым прикосновением к этому проклятому раскаленному песку! До мяса сдирает.
Запекшаяся кровь смешивается с потом, текущим со лба. Заливает клаза, готовые лопнуть от дикого палящего солнца.
Прокусываю щеку изнутри, напиваясь собственной соленой кровью. Руки уже обкусал до мяса. Кожи не осталось. Рваные клочья ее висят на плечах.
Сдохнуть. Хочется одного. Просто повалиться и сдохнуть.
Перестать плавиться и поджариваться в этом аду. Вспыхнуть и сгореть.
Но ни хера.
Я дойду.
Я упрямый.
Нет силы, которая скрутила бы меня в бараний рог! Нет!
И я должен. Долже перейти через это лютое пекло. Хоть не вижу перед собой ни хрена, кроме все того же проклятущего песка!
Потому что я должен их найти.
И, блядь, по капле выжать из каждого всю кровь, сколько их ни есть в них. Должен!
О, как я буду сжимать каждого их них за горло! Смотреть, как они дергаются в агонии и испражняются от страха, а в глазах еще горит отчаянная надежда!
Надежда, потому что каждый урод всегда хочет выжить. Выжить, несмотря ни на что. До последнего не верит, что его может не стать. Что закроет глаза и свет для него померкнет.
И я, блядь, буду жрать эту надежду. Пить. Жадно хлебать, как сейчас собственную почто свернувшуюся кровь.
Впитывать в себя запах их крови. Их мочи и дерьма, которые из них полезут.
Стервятники, сука.
Стервятники по обе стороны от меня.
Присматриваются. Принюхиваются. Выжидают.
Ждут, когда свалюсь. Когда иссякнут последние силы.
Такие же чертовы стервятники. Как те, что забросили меня сюда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Падальщики. Не способные посмотреть в глаза. Чтобы хотя бы пристрелить.
Но разве врага пристерливают?
Неееет!
Ему ломают кости! Ему, блядь, крошат каждый позвонок. С наслаждением слыша, как они хрустят. Как превращаются в крошку. В такой же блядский песок, как под моими ногами.
