Где-то на краешке сознания замаячила неприятная мыслишка, что что-то здесь не слава Богу, не поискать ли где-нибудь если не помощи, то совета, но думать так было неприятно и страшно, поэтому Ирочка отринула мысль в корне, как несостоятельную, и просто удвоила усилия. Признаваться кому-нибудь в подобных проблемах было ей, как нож острый, она всегда избегала даже чужих откровений на эту и породненные темы, а тут самой идти, рассказывать, да еще в собственной неполноценности признаваться… «Нет уж, подумаешь, большое дело, – думала Ирочка, – сама справлюсь».
Слава тем временем действительно отбыл в поход, и действительно с Леной в напарницах, но Ирочку раздосадовал не столько сам этот факт, сколько то, что вот теперь благоприятный момент будет упущен, целый месяц жди потом нового… С другой стороны, возможно, если отдохнуть друг от друга, то потом, с новыми впечатлениями…
Рассуждая так, Ирочка брела себе потихоньку с уже порядком обрыдшего ей Павелецкого вокзала (Слава чаще всего уезжал именно отсюда, и этот раз исключением не был), намереваясь сесть на Садовом в троллейбус, брела мимо многочисленных киосков, столиков и лоточков, пестревших товарами на любой вкус и цвет, остановилась на секунду перед книжным развалом… На глаза ей попалась книжка сентиментального розового цвета «Чего ожидать от беременности», их таких во множестве появилось в продаже, и Ирочка, все так же в раздумчивости, купила ее, сунула в сумку, увидев вдалеке свой подходящий троллейбус, побежала к остановке…
Про книжку она вспомнила только вечером, уже дома, когда, задев на ходу сумку локтем, уронила ее с подзеркальника в прихожей. «А что у меня там такого тяжелого?»– озадачилась она, подымая сумку и дивясь несвойственному данному предмету весу. Книжка. Надо же. Действительно, купила и забыла.
Начав читать книгу (из соображений отчасти познавательного, отчасти дисциплинарного характера – куплено, значит, надо прочесть), Ирочка не заметила, как увлеклась. Книга была переводная, с английско-американского, причем и перевод-то топорный, как это свойственно многим современным изданиям – неважно, как перевести, лишь бы скорей, но даже этот корявый перевод не мог изничтожить свойственного американцам, пожалуй, в наибольшей степени, трепетно-уважительно-восхищенного отношения к беременности и родам, а также материнству вообще.
Ирочка почувствовала себя приподнявшей краешек занавеси и заглядывающей в новый, неизвестный ей доселе мир. Только заглядывающей, но уже с пониманием того, что мир этот чист и чудесен, и хочется, нет, просто необходимо туда попасть, попасть как можно скорее, и не гостем, а полноправным жителем. Ощущение это было столь необычным, легкое и трепетное чувство причастности к чему-то большому так завораживало, что Ирочка начисто забыла о познавательно-дисциплинарных аспектах своего чтения, и с упоением читала, примеряя к себе то или иное описываемое впечатление, задавая и отвечая сама себе на вопросы, которые были после каждой главы.
Она так явственно – впервые – представила себе ребенка, растущего в ее теле, бывшего ею – и в то же время отдельным существом, что, когда она закрыла книжку и неизбежно встретилась с реальностью, которая состояла в том, что она-то пока не беременна, начисто отказалась эту реальность признавать. Не беременна, и что же? Пока – не беременна, но это ерунда, это только пока, вот вернется Слава…
Под свежим впечатлением Ирочка купила на следующий день еще одну книжку на ту же тему, за ней последовало еще несколько. К Славиному приезду она могла вполне считаться экспертом на любительском уровне по правилам поведения женщин в период беременности. Ирочка даже в порыве радости поделилась с мужем своей мечтой, встретив в нем своего рода понимание, хотя и без излишних восторгов. Сказано было:
– Тебе хочется? Давай, я не против, только с чего ты вдруг? Вроде и так было неплохо.
Но где им, мужчинам, понять всю подоплеку? Несчастные, им просто не дано. Ирочка, заново подкованная в вопросах мужской психологии, по этому поводу никаких иллюзий и не испытывала. В конце концов, не этого от них нужно, так что Славино равнодушие радости ее не омрачило.
Омрачило другое. Прошло почти три месяца после Славиного приезда, а никаких признаков наступившей беременности – ни тайных, ни явных, Ирочка в себе не обнаруживала. Каждый день она, просыпаясь, прислушивалась к себе – не тошнит ли, не тянет ли где поясницу, каждый месяц с содроганием ждала, вернее, не ждала основного признака – и в отчаянии каждый раз дожидалась.
С этим определенно надо было что-то делать, но что? Книжки, увы, этого вопроса не предусматривали, нужно было искать альтернативные источники, и Ирочка пошла к Соне.
Почему к Соне, а не, например, к той же Марине, которая была в свое время самой близкой Ирочкиной подругой, Ирочка не могла ответить однозначно. Соня и жила поближе, и детей у нее уже было двое, и потом Соня казалась ей как-то мягче, добрее, Марина, та могла при случае ответить резко, Соня же крайне не любила никого обижать.
Словом, Ирочка пришла к Соне. Она еще не решила про себя до конца, будет ли говорить здесь о сокровенном, просто зашла под предлогом поболтать-давно-не-виделись.
Вид Сониного жилья педантичную аккуратистку Ирочку слегка потряс. Соня открыла ей дверь, махнула приветственно мокрой рукой, и с кратким: «Привет, проходи пока в комнату, я две минуты», – унеслась в ванную, откуда доносился шум льющейся воды. Ирочка зашла в комнату, и первым же ее безотчетным желанием стало немедленно выйти оттуда, причем навсегда, ибо комната больше всего напоминала картину партизанского боя в лесу. Опрокинутые стулья, накрытые сверху скомканным пледом и мятой подушкой, торчащие оттуда непонятные палки и равномерно раскиданные вокруг игрушки всех сортов и мастей придавали помещению неповторимый колорит. Ирочка сделала было шаг назад, но тут за спиной ее раздался шум и пыхтение, она едва успела отскочить в сторону, как возле нее, едва не зацепив за ногу (новые итальянские колготки!) прокатился трехколесный велосипед, на котором восседал пухлый младенец в рыжих кудрях. Крепкие ножки бодро перебирали по полу, а пустые педали крутились сами по себе; уверенно держась за руль, всадник миновал Ирочку, даже не заметив, и устремился к груде стульев. Оттуда раздался воинственный визг, плед задергался, и из-под него вылетели два плюшевых зайца и полосатый тигренок.
Поймав тигренка, летящего ей в лицо, Ирочка начала было сомневаться, действительно ли дети – такое большое счастье, но тут вбежала на крик Соня, мгновенно оценила обстановку, схватила велосипедиста под мышки, причем малолетний бандит даже в этой подвешенной ситуации пытался не расстаться с велосипедом, крикнула в сторону блиндажа: «Я его держу, вылезай оттуда, только быстро».
Плед снова задергался, стулья раздвинулись, и из-за них вылезла девочка лет пяти, кудрявая и курносая, уменьшенная Сонина копия. Тряхнув копной всклокоченных волос и озорно блестя глазами, девочка метнула в брата белую плюшевую мышь, показала язык и выбежала из комнаты. Младенец на руках возопил негодующе и забрыкался, Соня выпустила его, и он унесся следом. Из глубин квартиры снова раздались вопли, но Соня махнула рукой, рассмеялась и сказала:
– Постарайся не обращать внимания, в крайнем случае они просто убьют там друг дружку, всего и делов. Ты не думай, обычно у нас не так. Обычно у нас гораздо хуже.
Говоря все это, она подняла стулья, встряхнула и сложила пледы, нагнулась и сгребла в кучу игрушки. Комната сразу приобрела гораздо более жилой вид, в ней обнаружились диван и мягкие кресла, куда хозяйка и предложила Ирочке сесть.
– Ты чаю какого-нибудь хочешь? Нет? Правильно, через полчаса я загоню ораву спать, и тогда мы пойдем на кухню, и там будем уже как люди. Рассказывай пока, как жизнь.
Но поговорить толком не удалось, дверь распахнулась, малыш влетел в комнату, подбежал к Соне и спрятал голову у нее в коленях, за ним по пятам вбежала девочка с криком:
– Мам, ну скажи ему! Он там опять брал мою Барби!
– Фу-у, – вздохнула Соня. – Знаешь, детка, давайте-ка я вас спать отправлю, вы что-то уж совсем сегодня развоевались.
– Только пусть Сашку первого, – упрямо сказала девочка.
– Договорились. – Соня встала, держа малыша за руку. – Я пойду его укладывать, а ты развлекай гостью, чтобы она не скучала. Ир, я недолго, вы тут пообщайтесь пока.
Соня вышла. Девочка присела на краешек кресла и стала с интересом разглядывать Ирочку. Та немного растерялась, не зная, как себя вести и что говорить, но малышка заговорила первой.
– Меня зовут Аня. – серьезно произнесла она. – Мне уже пять, а Сашке только два с половиной. Я умею читать, давно уже, и музыкой тоже занимаюсь. А как тебя надо развлекать?
– Не надо меня развлекать, – ответила Ирочка. – Скажи лучше, вы чего с братом деретесь?
