– Я должен, – говорил он, – творить. Для этого мне требуется одиночество. Поэтому я и отлучаюсь.
– Понятно, – сказала Дафна.
– Если ты еще раз скажешь это слово, я тебя ударю.
И в ту же минуту ударил ее, хотя она не сказала ни слова.
Позже она сказала ему:
– Ты бы хоть предупреждал, когда уезжаешь, мне было бы спокойнее. А так я схожу с ума.
– Отлично. Сегодня вечером я уезжаю.
– Куда ты уезжаешь? Куда?
– Почему, – спросил он, – ты не возвращаешься в Африку?
– Потому что не хочу.
Всеми ее помыслами владел Ральф, и места для Африки уже не оставалось.
Его очередная книга пользовалась небывалым успехом. По ней снимался фильм. Он признался Дафне, что обожает ее и прекрасно сознает, какую адскую жизнь ей устроил. Видимо, с творческой натурой лучше не связываться.
– Игра стоит свеч, – сказала Дафна, – и, наверное, от меня тоже есть какая-нибудь польза.
В ту минуту он в этом не сомневался, прикинув, что последняя его книга была вся написана за время их связи.
По-моему, нам надо пожениться, – сказал он.
На следующий день он вышел из дома и уехал за границу. Два года не притупили ее любви, не заглушили боли и страха.
Через три недели он написал ей с материной квартиры и попросил съехать. Он сам потом расплатится и прочее.
Она позвонила его матери.
– Он не станет говорить с тобой, – сказала та.- Честно говоря, я со стыда сгораю за него.
Дафна взяла такси и поехала к ним.
– Он работает наверху,- сказала его мать.- Завтра снова куда-то собирается уезжать. Честно говоря, я надеюсь, что это надолго.
– Мне нужно повидать его, – сказала Дафна.
– Я буквально больная от него,- сказала мать.- Стара я, милочка, чтобы переносить такое. Благослови тебя Бог.
Она подошла к лестнице и крикнула:
– Ральф, спустись, пожалуйста, на минутку. Дождавшись его шагов на площадке, она быстро шмыгнула в сторону.
– Уходи, – сказал Ральф. – Уходи и оставь меня в покое.
III
В колонию Дафна вернулась в самые дожди. От сырости Чакату совсем замучил ревматизм. О ревматизме он в основном и говорил и, спросив что-нибудь про Англию, даже не слушал ответа.
– Вест-Энд страшно разбомбили,-сказала Дафна;
– Когда я поворачиваюсь в постели, в паху словно ножом режет, -ответил он.
Заходили соседи повидать Дафну. Молодежь переженилась, некоторых она вообще впервые видела.
– К югу от нас купил ферму какой-то парень из Англии, говорит, что знает тебя,- сказал Чаката. – Кажется, его фамилия Каш.
– Касс, – сказала Дафна. – Майкл Касс. Правильно?
– Это снадобье, что мне прописали, совсем не помогает. Только хуже себя чувствую.
В доме Старого Тейса теперь жил новый табачник. Старый Тейс жил в хозяйском доме, у Чакаты. Он сидел в углу веранды и нес околесицу либо сло нялся по двору. Чаката раздражался, когда Старому Тейсу не сиделось на месте, поскольку сам он передвигался с трудом. "Не приведи бог, – говорил он, провожая взглядом Старого Тейса, – вот и руки-ноги есть, а в голове никакого соображения. Я хоть еще соображаю". Чаката предпочитал, чтобы Старый Тейс сидел в своем кресле на веранде. В такие минуты он говорил: "Знаешь, после стольких лет я очень привязался к Старому Тейсу".
За едой Старый Тейс чавкал. Чаката словно не замечал этого. Дафне пришла мысль, что она теперь не очень и нужна Чакате, коль скоро ее не надо спасать от Старого Тейса. Она решила пожить на ферме месяц, не больше. А потом найти работу в столице.
На третий день погода разгулялась. Все утро она слонялась по ферме, облитой солнцем, а после обеда пошла в крааль Макаты. Новый табачник с большой охотой согласился заехать за ней на машине.
Она отвыкла ходить и после первой мили выдохлась. В небе она заметила облако саранчи и безотчетно бросила тревожный взгляд в сторону маисовых полей Чакаты. Стая пролетела, не опустившись. Дафна села на камень передохнуть и спугнула ящерку.
– У-хо-ди. У-хо-ди, – услышала она.
– Господи, – позвала она, – помоги. Нет больше моих сил.
Мальчик прибежал к сушильням, где, опершись на две трости, передыхал Чаката.
– Баас Тейс ушел стрелять антилопу. Негритенок говорит: он взял ружье стрелять антилопу.
– Кто? Что?
– Баас Тейс. Ружье.
– Куда он пошел? В какую сторону?
– К северу. Негритенок видел. После обеда, говорит негритенок, сказал, что идет стрелять антилопу.
Подошло несколько туземцев.
– Бегом за ним! Отберите у Старого Тейса ружье. Приведите обратно.
Они нерешительно взглянули на него. Чтобы туземцу велели отобрать у белого человека ружье – такое услышишь не каждый день.
– Отправляйтесь, болваны. Бегом!
Еле живые от страха, они приплелись через полчаса. Тем временем, ожидая их, Чаката дотащился до конюшни:
– Где Тейс? Вы его нашли?
Они не сразу ответили. Потом один туземец ткнул пальцем на дорогу через маисовое поле, по которой, шатаясь от усталости, брел Старый Тейс и что-то волочил за собой.
– Возьмите ее, – велел Чаката.
– Подстрелил антилопу,- объявил Старый Тейс собравшимся. – Выходит, на что-то еще гожусь. Подстрелил антилопу.
Он внимательно вгляделся в Чакату. Он не понимал его безучастности.
– Чаката, у нас антилопа на обед, – сказал он.
С похоронами в колонии не тянут, потому что климат торопит. Провели дознание и на следующий день Дафну похоронили. На похороны приехал. Майкл Касс, кладбище было неподалеку от дорпа.
– Вообще-то мы были довольно хорошо знакомы. Она жила у моей матери, – сказал он Чакате. – Мать подарила ей птицу – или что-то в этом роде.
Он хихикнул. Озадаченно взглянув на него, Чаката не увидел на его лице улыбки.
Чакате помогли сесть в машину.
– Надо показаться настоящему специалисту, – сказал он.
Случившееся потрясло Ральфа Мерсера. Получалось так, что некая догадка подтвердилась. Встретившись с ним, Дафна только и начала жить, а расставшись – в определенном смысле умерла. Он пытался растолковать это своей матери.
– Как те цветы, что растут в саду. Ведь нельзя сказать, что они существуют, пока не увидишь их собственными глазами. Или другой пример…
– Цветы, сад… Тут душа человеческая.
Через год Ральф пережил творческий кризис. Его книги расходились, однако серьезная публика не принимала их всерьез.
У всех его романов были счастливые концы. Он решил написать трагедию.
В поисках трагического он поворошил свой жизненный опыт. Он обдумал и забраковал домашние неурядицы своих прошлых и теперешних друзей – слишком все банально. Забраковал историю своей матери, рано овдовевшей, разочаровавшейся в сыне, но все еще не павшей духом, – слишком частная история. И задумался о Дафне. Тут забрезжило нечто экзотическое и трагическое. Он вспомнил ее рассказы о Старом Тейсе и Чакате, историю их пожизненной вражды. Он взял билет на самолет и улетел в колонию, чтобы собрать необходимый материал.
В колонии им почти сразу завладели поклонники; С ним еще никогда так не носились, он был нарасхват. Его пригласили к губернатору. В его честь устраивали обеды, и, хотя реки разлились, гости съезжались издалека. Он уже не каждым приглашением соблазнялся. Всякий белый человек знал это имя -Ральф Мерсер, даже если и не читал его книг. А главное, отдыхая после обеда на просторных верандах, он мог разглядывать общество, не опасаясь уколоться о встречный взгляд какого-нибудь критика, кошмарного типа, даже по имени вряд ли известного читательской публике, который дома обязатель но затешется в компанию и будет портить Ральфу кровь. Он склонялся к мысли, что весьма недооценивал своего читателя.
– Я подумываю о том, чтобы сменить творческую манеру. Подумываю написать трагедию.
– Великий боже, – сказал его собеседник, отставной генерал, – не пугайте нас.
И все его поддержали.
Еще в одном отношении все были единодушны: "Отчего бы вам не обосноваться у нас?" Или: "Отчего бы вам не купить дом и не жить в нем несколько месяцев в году? Это единственный способ избежать высоких налогов".
В клубе он встретил Майкла Касса, который приехал в столицу похлопотать о ссуде в земельном банке.
– Моя жена обожает ваши книги,- сказал Майкл и хихикнул. Ральф забеспокоился, не критик ли он. – У нас с вами есть общая знакомая,-сказал Майкл,- вернее, была. Дафна дю Туа. Я приезжал ее хоронить.
И хихикнул.
– Я, собственно, приехал, чтобы побывать на ее могиле,- сказал Ральф в свое оправдание.- И еще – поговорить с ее дядей.
– У вас есть машина? – спросил Майкл. – Если нет, то я вас отвезу. Я живу недалеко от них.
Ральф догадался, что хихиканье Майкла – это просто нервный тик.
– Я думаю обосноваться в колонии, – поведал он, – жить здесь семь месяцев в году.
– Недалеко от нас есть прекрасный дом,- сказал Майкл. – Его скоро будут продавать.
Только пробыв в колонии два месяца, объездив страну вдоль и поперек, повидав все достопримечательные места и интересных людей, Ральф смог наконец ответить на приглашение Майкла и приехал к ним на ферму.
