Мистер Мэрки не принадлежал к числу тех привередливых моряков, которые предпочитают есть в темноте или отвернувшись спиной к окну, чтобы не оскорблять зрение видом корабельной пищи. Если черви находят ее вполне съедобной, то и для него она достаточно хороша!
Откусив порядочный кусок сухаря, он задумчиво принялся его жевать. Он едва ли ощущал вкус пищи; впрочем, вкуса, как такового, и не было. Мистер Мэрки думал об Анне Блайт. Пожалуй, «думал»— было не совсем подходящим словом, просто беспорядочные и смутные стремления и эмоции стучались в его толстый череп, словно обломки кораблекрушения в обшивку судна. Он допил свой черный кофе с патокой и поднялся по трапу на палубу,
— Капитан Баджер, — серьезно спросил он, отирая ладонью липкие губы. — Значит, и девица, и старуха, и этот пьяный молодчик — все они плывут с нами до Барбадоса?
Дэн Баджер довольно ухмыльнулся. Он был в превосходном настроении. Этому петушку, изрядно потрепанному и помятому, да еще назюзюкавшемуся, как речной лоцман, придется-таки вытряхнуть свой кошелек в карман капитана Баджера в уплату за провоз трех пассажиров до Вест-Индии! Двести пятьдесят золотых соверенов — практически стоимость всего груза в кормовом трюме «Ямайской Девы»!
— Да, мистер, — ответил он своему помощнику. — Они собираются доставить нам это удовольствие. Сдается мне, у них внезапно появился вкус к морским прогулкам! — Капитан захохотал. — Да, им нужен Барбадос! Они все сходятся на том, что лучше сбежать на край света, чем оставаться дома и щипать пеньку в Эдинбургской тюрьме. Честно говоря, я не особенно осуждаю их за это!
Взгляд мистера Мэрки скользнул в сторону, где у борта лежали штабеля тяжелых тиковых бревен. И постепенно в его мозгу начала зарождаться идея, вырисовываясь все явственнее, словно паутина под усердными стараниями трудолюбивого паука:
— Не пристукнуть ли мне молодого щеголя сегодня ночью, да и за борт — а, капитан? И старуху тоже?
Баджер так широко растянул в улыбке щербатый рот, что у него даже зубы заломило от холодного морского ветра.
— О, я завидую вашему, уму, мистер Мэрки — положительно завидую! — сказал он. — Тонкий и изворотливый, как у змеи! Братца прихлопнуть, сестрицу затащить к себе в постель! Взбудоражить всю команду и дать майору Боннету повод проткнуть вас шпагой — просто для того, чтобы досадить мне и заставить делать работу первого помощника наряду со своей собственной!
Он протянул руку и постучал кургузым пальцем по необъятной груди мистера Мэрки:
— Смотрите, чтобы с этим молодым франтом не приключилось ничего неожиданного, мистер, потому что сейчас я сообщу вам новость, которая вас удивит. Этот парень — врач. Доктор, понимаете? Во время всего нашего путешествия у нас на борту будет собственный врач, чего с нами еще ни разу не случалось за последние пятнадцать навигаций! А когда мы доберемся до Барбадоса — с божьей помощью! — то сколько, по-вашему, можно там получить за молодого здорового и сильного доктора? Сколько нам за него заплатят береговые братья15 — капитан Авери, например? Или Барто Робертс? Или, скажем, Черная Борода?
Все это было слишком мудреным для мистера Мэрки. Он ухватился за последнее из того, что понял:
— Черная Борода? — осклабился он. — Мой старый корабельный товарищ! Мы с ним служили под командой капитана Хорнигольда. Во время войны с французами, на ямайском капере16. Еще до того, как они занялись пиратством — он и капитан Хорнигольд, то-есть. Честно говоря, я его немного побаивался в те дни, Черную Бороду! Мы все его боялись. Это был настоящий дьявол. Бешеный, как барракуда!
— А в наши дни вы бы боялись его еще больше, и я ничуть не был бы этим удивлен! — засмеялся капитан Баджер и собрался было уходить, но в медлительном мозгу мистера Мэрки все еще оставался непереваренный кусок:
— А если не сплавлять этого молодого доктора за борт, капитан, то, может, просто легонько стукнуть его по голове? Чтобы он лежал спокойно до поры, до времени. Так было бы порядочнее…
Капитан Баджер непритворно удивился:
— К чему это, мистер? Зачем бить его по голове, легонько или не легонько? Он же не буйствует во хмелю? Да и не так уж он бывает и пьян: может, лишь чуточку больше, чем вся остальная команда!
— Но молодая леди, капитан… Она ведь его сестра. Парню может не понравиться глядеть на то, как я с ней забавляюсь…
— Эй вы, чурбан с соленой башкой! Держитесь подальше от девчонки, мистер! Ей предназначено стать личной собственностью майора Боннета, когда мы прибудем на Барбадос… хотя она пока и не подозревает об этом.
— Прошу прощения, капитан, она ею не будет!
Капитан Баджер остановился, словно налетел на рею:
— Что с вами, мистер? Уж не собираетесь ли вы поднять бунт?
— Нет, капитан, я не намерен бунтовать. Это нехорошее слово! — Мистер Мэрки набожно сплюнул в сторону, чтобы очистить рот от скверны. — Но я об этой девице, капитан. Пока я на борту, она не достанется никакому надушенному щеголю с Барбадоса! Будь он хоть трижды джентльмен! Мне приходилось спроваживать на тот свет французов, от которых куда больше пахло мужчиной, да и португальцев тоже!
— Мне бы не хотелось иметь на борту беспорядков такого сорта, — безразличным тоном произнес капитан Баджер. — Не забывайте, что на судне — я хозяин. Малейший беспорядок, и я посажу вас на цепь, даже если сначала мне пришлось бы вас пристрелить. Кстати, пистолеты на борту «Ямайской Девы» имеются только у меня, если не считать пистолетов майора Боннета, мистер! Помните об этом!
— Да, сэр! — голосом, похожим на рычание, ответил мистер Мэрки. — Этого я никогда не забуду!
Капитан Баджер повернулся уходить, но опять передумал:
— Послушайте, мистер Мэрки! Не будем ссориться, словно глупые матросы! На борту ведь есть и другие женщины. Или вы о них забыли? Теперь, когда мы отошли от берега на безопасное расстояние, я думаю, их уже можно выпустить на палубу погулять. Прикажите открыть носовой трюм!
— Да, сэр! — без особой теплоты в голосе ответил мистер Мэрки и отправился выполнять приказание.
На нижней, так называемой «пушечной» палубе, где однако никаких пушек не было, в низком и тесном межпалубном пространстве толпился обычный нелегальный груз «Ямайской Девы»— несколько семей шотландских эмигрантов. Все они были несостоятельными должниками, которые решились на отчаянную меру, чтобы вырваться из Толбутской и Канонгэйтской тюрем: они подписали кабальный договор, обязывающий их проработать семь лет на плантациях в Вест-Индии.
Тюрьма была отнюдь не удобным местом для должников. Их содержали хуже, чем уголовных преступников, о чем свидетельствует выдержка из Шотландского Судебного Уложения, трактующая правила содержания заключенных, обвиняемых в неуплате долгов: