Охотник берет семена и аккуратно высаживает их, чтобы женьшень мог вырасти снова, собирает листья и цветки и сжигает их с подобающими церемониями и молитвами. Костяной лопаткой выкапывает раздвоенный корень, по форме чем-то напоминающий человека, — скептики указывают именно на этот факт, говоря об основе невежественной религии простолюдинов, — после чего идут в ход гибкие ножи, которыми он срезает крохотные отростки, бородки. Именно они считаются главными носителями целебных свойств женьшеня. Искатель заворачивает корень в березовую кору, посыпает его перцем, дабы насекомые держались от него подальше, и начинает свой долгий и опасный путь обратно к безопасности цивилизации.
— Где ему, скорее всего, перережет горло какой-нибудь Грязнуля Ма, — желчно добавил настоятель. — Потом корень обманом заполучит кто-нибудь вроде Ростовщика Фаня и продаст его кому-нибудь вроде Прародительницы, которая, словно огромная ядовитая жаба, рассядется на народном божестве, чья единственная цель — помогать чистым сердцем.
— Преподобный, я никогда не слышал о Прародительнице, — скромно заметил я.
Настоятель откинулся назад и потер усталые глаза.
— Бык, это такая женщина, — начал он со злобным восторгом, — она начала свою карьеру одиннадцатилетней наложницей при дворе императора, когда ей исполнилось шестнадцать, император Вен окончательно оказался в её власти и даже сделал своей третьей женой. Прародительница быстренько отравила новоявленного мужа, удавила остальных жен, обезглавила всех его сыновей, кроме самого младшего, и возвела этого слабака на трон под именем императора Яня, а сама осталась в тени, став фактической правительницей Китая.
— Преподобный, я всю свою жизнь слышал, что император Янь был порочным, развращенным правителем, который чуть не погубил всю империю, — воскликнул я.
— Это официальная версия, без отцеубийства, — сухо ответил настоятель. — На самом деле Янь был робким маленьким человеком, вполне приличным. Настоящим правителем стала Прародительница. Этим титулом она наградила себя самолично, ведь в нем определенно присутствует конфуцианская законченность. Правление её было кратким, но ярким. Она поставила империю на грань разорения, приказав заменить каждый лист, упавший на землю в императорском саду наслаждений, искусственным, сделанным из самого дорогого шелка. Её императорский корабль наслаждений насчитывал 25 чжанов в длину, четыре палубы в высоту, мог похвастаться трехэтажным тронным залом и 120 комнатами, украшенными золотом и нефритом. После сооружения этого чудовища совершенно неожиданно оказалось, что ему просто негде плавать, поэтому государыня призвала на государственную службу три миллиона шестьсот тысяч крестьян и заставила их связать воедино реки Хуанхэ и Янцзы, прокопав канал 4 чжана в глубину, 15 чжанов в ширину и 2800 ли в длину. Великий Канал стал незаменимым для торговли, но Прародительница гордилась только тем, что во время его постройки умерло три миллиона человек, ведь такая грандиозная цифра лишний раз подтверждала её богоподобное величие.
Когда сооружение канала подошло к концу, — продолжил настоятель, — Прародительница пригласила несколько друзей сопровождать её в важной поездке по провинции Янчжоу. Флот увеселительных кораблей протянулся на 184 ли от кормы до кормы, управлялся 9000 гребцов и буксировался 80 000 крестьян, некоторые из которых даже выжили, государственная миссия, потребовавшая таких растрат, заключалась в том, что вся процессия направилась лицезреть, как распускаются бутоны луноцвета, правда, император Янь красотами не любовался. Чрезмерности Прародительницы приписывали ему, поэтому все путешествие он провел, разглядывая себя в зеркало. «Какая у меня прекрасная голова, — беспрестанно хныкал Сын Неба, — интересно, кто её отрежет?» Обезглавливание претворили в жизнь друзья великого солдата Ли Шимина, который, в конце концов, взял себе имя Тан Тайцзуна и по сей день восседает на троне. Налицо все признаки того, что он станет со временем величайшим императором в истории Китая, но я, со всей положенной мне скромностью, могу сказать, что нынешний Сын Неба допустил большую ошибку, когда приписал все преступления династии Суй крошке Яню, позволив Прародительнице удалиться от дел и жить в роскоши.
Наверное, тогда я стал бледнее призрака. Настоятель наклонился и похлопал меня по колену:
— Бык, ты будешь путешествовать с человеком, который вот уже на протяжении девяноста лет постоянно играет с опасностью, если, конечно, предположить, что начал он свою деятельность в твоем возрасте. Тем не менее мастер Ли все еще жив и способен поведать нам о своих подвигах. К тому же мудрец знает о Прародительнице гораздо больше, чем я, и, уверен, понимает, как использовать её слабости.
Настоятель погрузился в размышления. Вокруг гудели пчелы, жужжали мухи, а у меня в голове была только одна мысль: не слышно ли ему, как у меня дрожат коленки. Еще несколько минут назад я готов был скакать вперед, словно резвая лошадь, а теперь предпочел бы залезть поглубже в нору, как кролик.
— Ты хороший мальчик, и я предпочел бы не встречаться с людьми, превосходящими тебя по физической силе, но ты очень мало знаешь об этом злом мире, — медленно промолвил настоятель. — Сказать по правде, я не так беспокоюсь о твоем теле, как о твоей душе. Понимаешь, тебе неведомы люди вроде мастера Ли, а он сказал, что вам надо достать денег в Пекине, и подозреваю…
Неожиданно голос его затих, настоятель замешкался в поисках подходящих слов, а потом решил, что моя нормальная подготовка в этом вопросе займет, по крайней мере, несколько лет.
— Десятый Бык, слушай! Мастер Ли — это наша единственная надежда, — угрюмо продолжил он. — Ты должен делать все, что он тебе приказывает, а я буду молиться за твою бессмертную душу.
С таким достаточно тревожным благословением он отпустил меня, а сам вернулся к детям. Я же пошел сказать до свиданья своей семье и друзьям, а потом даже смог немного поспать. Во сне меня окружили пухлые загорелые дети, я старался повязать красную ленту вокруг корня молнии в саду, где множество фальшивых шелковых листьев шелестели на ветру, смердевшем тремя миллионами настоящих гниющих тел.
5. О козлах, золоте и Скряге Шэне
Чан Чоу писал: «Весенний ветер подобен вину, летний — чаю, осенний — дыму, а зимний — имбирю или горчице». Ветер, обдувавший Пекин, благоухал чаем с легким привкусом дыма, ароматами сливы, мака, пиона, платана, лотоса, нарцисса, орхидеи, дикой розы и сладко пахнущей листвы бананов и бамбука. Одновременно воздух разил едким зловонием свиного жира, пота, кислого вина и одуряющим запахом людей. Я даже не представлял, что их может быть так много.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
