– Что ты от меня хочешь? – интересуюсь я. – Я готова на все, чтобы найти мою дочь.
– Представь себе, я тоже готов абсолютно на все, чтобы найти нашу дочь, – рычит он.
– Но у тебя закончились идеи, как это сделать!
– А у Рауля их масса!
– Конечно, они там целой стаей думают!
Мы уже не просто рычим друг на друга. Кричим. И это отрезвляет. Как отрезвляют его слова, сказанные убийственно спокойно:
– Отлично, тогда я тебя не держу.
Это сравнимо с пощечиной. С новым ударом, к которым я так и не привыкну. Во мне поднимается нечто яростное. Нечто злое. Обидное. Поэтому, когда Рамон стремительно выходит из номера, я хватаю покрывало с кровати, рычу, раздирая его на части когтями. После покрывала наступает черед подушки, затем торшера. К счастью, в номере не так много обстановки, которую способны уничтожить я и моя ярость. Мое отчаяние, потаенный страх, что я больше никогда, никогда-никогда не увижу дочь.
На переломанном торшере я выдыхаюсь. Осматриваю хаос в виде осколков на ковре и осевших облаками перьев из подушек, и мне становится стыдно. За нанесенный ущерб, за эту вспышку, за то, что я выпустила своего внутреннего зверя, позволила волчице взять над собой верх. А ведь она тоже потеряла ребенка! Я чувствовала ее слезы. Чувствовала ее боль. И эта боль проходила сквозь меня.
Тогда я очнулась посреди всего этого беспорядка, который так ярко сейчас иллюстрировал мою жизнь, и поняла, что я не хочу ехать за Раулем. Я вообще его знать не хочу. Когда я собиралась за него замуж, он не вел себя как настоящий эсдеринос. И, как бы меня не ломало от мысли, что придется это сделать – надо бы извиниться перед Рамоном. Хотя бы потому что сейчас мы на одной стороне, и он единственный действительно заинтересован в том, чтобы найти дочь. Он хочет найти Сару так же сильно, как этого хочу я.
Поэтому я приглаживаю волосы, глядя на свое уставшее отражение, вытираю вспотевшие ладони о брюки и иду искать истинного. Благодаря нашей связи это несложно – Рамон оказывается во внутреннем дворике отеля. В саду, утопающем в зелени, и с симпатичным фонтанчиком посредине. Истинный сидит на скамье, спиной ко мне. Но он не один.
Я спотыкаюсь о порожек, потому что узнаю его спутницу, с которой он разговаривает. Да и как тут не узнать? Ее я даже со спины узнаю.
Это Сиенна.
Вот тут я впервые в жизни жалею, что я вервольф, и что Рамон и Сиенна тоже вервольфы. Потому что мне хочется по-человечески остаться незамеченной и уйти. Перенести разговор с Рамоном на потом. Да какой на потом? Мне уже не хочется с ним разговаривать, тем более – извиняться. Час назад Рауль напал на волков Хантера и хотел забрать меня, отвезти к Микаэлю, а Рамон – что? Как ни в чем не бывало беседует с его женой! Интересно, о чем они тут договариваются? О комфортной передаче меня Раулю? Не держит он меня, как же!
На этой мысли мне больше не хочется уйти, тем более меня уже заметили: Рамон вскинул голову, а Сиенна обернулась следом, поджала губы. Эта волчица точно не рада меня видеть, несмотря на то, что делала все, чтобы я поверила в ее доброту душевную. Даже спасла меня от безликих. А что толку, если Сару все равно выкрали? Если Альма все равно планировала ее забрать после родов! Получается, тот эпизод призван был меня запугать или запутать. Чтобы я смотрела вдаль, и не рассмотрела змею поближе. У себя под носом.
Что в итоге? Я не доверяю никому. Тем более Сиенне.
– Что ты здесь делаешь? – интересуюсь я, шагая к ним. – Пришла за мной?
– Нужна ты мне! – фыркает Сиенна в своем стиле.
Я приподнимаю бровь:
– Ах да, тебе нужен Рамон.
– Ревность тебе не идет, Венера.
– А что мне подходит? Доброта и улыбка? – я изобразила самую милую улыбочку, на которую сейчас была способна. Правда, не уверена, что не получилось грозного оскала.
– Хватит, – приказывает Рамон тихо, и Сиенна осекается, хотя до этого она явно намеревалась продолжить наш «содержательный» диалог. – Мы не враги. Всего лишь не поняли друг друга.
– Расскажи это ей, – киваю я на Сиенну, – и своему родному брату. Когда я давала клятву верности альфе Микаэлю, то не соглашалась на свадьбу или на то, что он решит присвоить себе мою дочь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я не виновата в том, что Рауль на тебе помешался! – рычит волчица. – Я тебе желала исключительно счастья.
Я шагаю к Рамону и хватаюсь за его локоть, прижимаясь бедром к бедру. От внимания Сиенны это, конечно, не ускользает, и она плотно сжимает губы.
– Я счастлива. Ко мне, наконец-то, вернулся мой истинный. Тот, кого вы успели похоронить. И мы теперь вместе ищем нашего ребенка. А ты и твой муж этому мешаете.
– Мешаем?! Если бы Мик мешал, тебя бы уже здесь не было. Ты правильно напомнила о клятве! И что? Мучают головные боли? Зов? Он тебя не зовет. Понимает, что ты пережила. Может, зря?
Я бледнею, даже зеркало не нужно, чтобы почувствовать, как краска отливает от моего лица. Потому что зов – это не то, что можно легко игнорировать. Если альфа позовет, я вряд ли смогу сопротивляться, особенно в таком состоянии. И буду с Раулем, который на мне помешался.
– Сиенна, ты сейчас угрожаешь моей истинной. – Глубокий голос Рамона вытряхивает меня из мрачных мыслей, я удивленно моргаю. Он встал на мою защиту? Пора, наверное, к этому привыкнуть, но я пока не привыкла. Не привыкла к тому, что меня защищают, пусть даже перед бывшими.
А Сиенна слегка краснеет, правда, сомневаюсь, что от стыда, скорее, от внутреннего яда.
– Прости, я здесь не за этим, – она вроде как извиняется передо мной, а смотрит на Рамона. – Микаэль не станет использовать свое влияние, зная, что ты пережила. Он не зверь.
– Не за этим? Тогда зачем?
Вместо нее отвечает Рамон:
– Сиенна предлагает помощь.
Помощь? Да они со своим Микаэлем уже помогли так, что никак от их помощи отойти не могу! А Рамон? Зная, что со мной случилось, зная, как я к ней отношусь, зная, что она его бывшая… Предлагает мне согласиться? Согласиться на помощь!
Я посмотрела на Рамона, но по его лицу было сложно понять, что он сам думает на этот счет. Принял ли уже решение, или действительно советуется со мной? Да бред! Не нужны ему мои советы.
Конец ознакомительного фрагмента.
