Стоило Марии приехать домой, как мать засыпала её вопросами.
— Как там Елисавета? Как протекает её беременность? Когда рожать ей? А Захарий — то как? Поди рад до смерти?
Вопросы сыпались и сыпались и, казалось, им не будет конца, а у Марии всё плыло перед глазами после пятидневного равномерного покачивания на осле. Она до того устала за дорогу домой, что даже не переживала перед страшным разговором с матерью, который, всхлипывая, репетировала всю дорогу. Она машинально отвечала на вопросы матери, а после съеденного супа звуки материнского голоса стали доноситься до её сознания, будто издалека, а потом всё тише и тише и Мария уснула прямо за столом.
— Иди ложись на кровать, — растормошив Марию, сказала мать и Мария, словно лунатик, поплелась на своё место.
Проснулась Мария задолго до рассвета и, не открывая глаз, лежала, обдумывая предстоящий день.
— Кому вперёд признаться — маме или Иосифу? Лучше — маме. Может, она поймёт меня, как понимала всегда. Поймёт и простит? Нет мне прощения! Нет. Надо сказать Иосифу. Пока он обратится в синедрион, пройдёт какое-то время, в течении которого мама ничего не будет знать, а значит, и переживать за её судьбу. Так я и сделаю, пойду сегодня к Иосифу и всё расскажу. Попрошу его сжалиться над моими родителями, пусть они узнают всё в последнюю очередь.
День прошёл, как обычно. Она помогала матери по хозяйству, отвечала на её вопросы, рассказывала про дорогу, а сама всё ждала вечера, чтобы пойти к Иосифу.
Неожиданно он заявился сам.
— Здравствуй, Мария, — радостно произнёс Иосиф, ворвавшись в дом, — я только что узнал, что ты приехала. Как ты? Как поездка? Как твои родственники в Вифании? Как дорога?
Мать засуетилась, пригласила Иосифа за стол, но он отказался и с нежностью смотрел на Марию, слушая её однозначные ответы.
— Давай выйдем, Иосиф, — решилась наконец Мария, — я хочу поговорить с тобой наедине, — тихо сказала она ему, чтобы не слышала мать. 42
Он быстро сообразил, что Мария хочет ему сказать что-то важное и почему-то обрадованно сказал матери: — Мы пойдём с Марией прогуляться. Хорошо?
— Идите, идите.
— Куда мы пойдём, Мария? — спросил он, когда они вышли из дома, — может, забежим на минуточку к нам? Мама будет рада тебя увидеть.
— Нет, Иосиф, пойдём к заброшенному колодцу, а?
Мария знала, что там они никого не встретят и никто не помешает ей сделать признание.
— К колодцу, так к колодцу, — весело проговорил он, — с тобой хоть куда.
Иосиф стал рассказывать, как суетится его мать, готовясь к их свадьбе, как она планирует устроить их быт, куда поставить их кровать. Он видел напряжённое лицо Марии, какое-то отрешение в её глазах, но относил это к усталости после тяжёлой дороги и всё пытался растормошить её.
— Мария! Ну, улыбнись, я так люблю, когда ты улыбаешся.
Мария, шедшая всю дорогу к колодцу с опущенной головой, сделала жалкую попытку улыбнуться, а потом вдруг, остановившись, произнесла: — Иосиф! Там, в Вифании… Она замолчала и вдруг заплакала.
— Я виновата перед тобой, Иосиф. Там, в Вифании, я полюбила другого.
Поражённый Иосиф не мог произнести ни слова. Он опустил голову и со стороны казалось, что он внимательно разглядывает свои сандали.
— Он говорил, что любит меня, а сам сбежал, — добавила Мария и, не смея глядеть на Иосифа или желая спрятать свои глаза, отвернулась от него.
— Ну, сбежал — и слава богу, — тут же улышала она ответ Иосифа, в котором слышалось облегчение. — Дурак он, если сбежал от такой девушки.
Затем Иосиф помолчал несколько секунд и добавил: — Мы обручены перед богом, Мария. А любовь… Может, пройдёт время и ты полюбишь меня.
— Ты не понял меня, — резко повернувшись к нему, с болью в голосе произнесла Мария, — он обманул меня, он… Я беременная.
43
При этих словах Иосиф застонал и закрыл лицо руками.
— Я знаю Иосиф, мне нет прощения. Прошу тебя только об одном: не беги сразу к моим родителям, не подымай сегодня шума. Пусть они узнают последними.
Иосиф отвернулся от Марии и долго стоял, что-то обдумывая. Марии даже показалось, что он забыл про неё. Наконец, он повернулся к ней и начал говорить:
— Знаешь, Мария, Великий Гиллель сказал: *Не судите, да не судимы будете. Не судите своего ближнего, пока ты не в его положении.* Так вот, я не хочу тебя судить, на это есть бог. Я никому не расскажу то, что ты мне поведала. Спасибо тебе за правду. Ты свободна, я отпускаю тебя(1). Я всем заявлю, что ты мне не нравишся. Главное, что ты останешся жить, а дальше — живи как знаешь. Всё, Мария, иди домой.
Сказав это, он повернулся и зашагал в сторону своего дома…
— А где Мария? — спросила его мать, ожидавшая их.
— Нечего ей здесь делать. И вообще, забудь про неё, — сразил её Иосиф грубым ответом.
— Ты что это мелешь? — не поняла мать. — Уж не пьян ли? Да разве можно так говорить о своей невесте!
— Не невеста она мне больше, я отпустил её. Не нравится она мне, уродина, да и только.
— Да ты что, совсем спятил? — уже грозно сказала мать. — Перед соседями нас с отцом хочешь опозорить?
— Сейчас начнётся, — подумал Иосиф, но ошибся.
— Поругались, что ли? — вдруг поняв, в чём дело, заулыбалась мать. Не велика беда сынок: милые бранятся — только тешатся. Ничего. Помиритесь завтра.
— Нет, мама! Я передумал брать Марию. Понятно? И не приставай больше ко мне с разговорами о ней.
Первый раз в жизни Иосиф так грубо разговаривал с матерью. Она от удивления и обиды открыла рот и, поражённая поведением и словами Иосифа, не знала что и сказать, а он, не став ждать её ответа и резко повернувшись, вышел из дома.
— Вот подожди, — услышал он растерянный голос матери, — сейчас придёт отец, он тебе передумает. Да как же я теперь в глаза людям смотреть буду?
1. Библия. Мф.1:19
44
Иосиф вернулся к заброшенному колодцу и долго, всю ночь просидел, думая о Марии.
— Это надо же быть таким животным, чтобы обмануть девушку, — гневно повторял он про себя. Какой же это подлец и мерзавец! Он представлял себе этого незнакомого ему урода, представлял, как зверски избивает его и бросает в этот колодец.
— А я-то чем лучше? — вдруг подумал он. — Почему я забыл, чему учил отец, а отца — Гиллель: *Повсюду, где нет человека, будь ты человеком*.
— А я — то что? — тут же оправдал он себя. — Разве я не отпустил её? Теперь она будет жить.
— Жить, говоришь? — тут же осадил он себя, — как же она будет жить после рождения ребёнка без мужа? С какой славой?
— А что я ещё могу?
— Можешь! Если ты человек. Если любишь Марию…Любишь???
— Не знаю. Жалко её. И себя. Наверное люблю, только не знаю за что.
— А разве можно любить за что-то? Если за что-то, то это уже не любовь, а покупка какакя-то.
Рассуждая сам с собой, Иосиф и не заметил, что давно рассвело и по дыму над домами можно было сделать вывод, что хозяйки готовят завтрак.
— Будь человеком, — пронеслось в голове Иосифа. Он встал и решительно направился к дому Марии.
Мать Марии испуганно вздрогнула, когда Иосиф буквально ввалился в их дом. Сердце Марии сжалось в напряжённом ожидании скандала и своего позора.
— Мария, я люблю тебя и никому не отдам. Пошли. — Иосиф взял её за руку и повёл оторопевшую от неожиданных слов и поэтому безропотную Марию к выходу мимо ошарашенной матери.
— А завтрак-то как же? — только и бросила она им вслед.
— Мария, — выйдя на улицу, проговорил Иосиф, — прости меня, что я вот так, не спросив тебя, хочешь ты или нет, потащил тебя к себе домой, как невольницу. Ты вольна поступить как хочешь, я не хочу тебя насиловать. Скажи: согласна ли ты быть моей женой? Решай! Я только могу сказать одно: я никогда, слышишь, Мария, никогда не упрекну тебя.
А ещё я обещаю тебе, что никто и никогда не узнает, что твой будущий ребёнок — не мой и я буду растить его, как своего собственного.
…Когда Иосиф ворвался в их дом, Мария испугалась.
— Ну, вот, — подумала она, — пришёл, чтобы бросить в лицо моим родителям: *Ваша дочь — шлюха*.
Но теперь, когда всё произошло, да так быстро, сердце Марии наполнилось чувством благодарности к Иосифу. Она чуть было не расплакалась от переполнивших её чувств.
— Господи, какой же он добрый и как сильно любит меня, если поступает так.
Иосиф не дал ей слишком много времени на размышление:
— Ну, так как?
— А ты уверен, что не пожалеешь об этом?
— Уверен, не сомневайся!
— Ты же прекрасно понимаешь, что у меня нет выбора. Я согласна.
— Пошли, — радостно воскликнул он и, так и не выпуская руку Марии из своей, ввёл её в свой дом.
— Мама, папа! Я привёл в дом жену. Мы с Марией решили обойтись без свадьбы.
Четыре человека стояли посреди комнаты и молча смотрели друг на друга. Первой опомнилась мать.
— Вы что, совсем всбесились? То они совсем жениться не будут — передумали, то снова надумали, да так срочно, что аж невтерпёжь до свадьбы подождать!
