Барро ошибался, их ждали и с этой стороны тоже. Когда два нюхача примерно равной силы играют друг против друга, такие накладки – обычное дело. Ты пытаешься сбить противника с толку и не дать ему засечь себя – он отвечает тем же. Буквально за несколько секунд весь дом оказался битком набит ложными целями, в нем фантомы гонялись за призраками, и разобрать что-то в этой кутерьме не было никакой возможности. Роза не видела своих врагов, но и враги не понимали, где она прячется. А ведь тут были еще люди, и некоторые из них носили оружие.
И то, что ты движешься быстрее, стреляешь точнее, чуешь опасность затылком, умеешь туманить разум людей и сбивать им прицел – еще ничего не гарантировало.
Ведь ты действуешь по закону и играешь по правилам, а противник – нет.
Едва Барро и Кнехт взбежали на террасу, опоясывающую второй этаж, как распахнулась дверь, и им навстречу вышел мужчина в полицейской форме. Он без предупреждения открыл огонь с десяти шагов, расстрелял весь магазин и не попал ни разу. После чего Барро ударил его в горло, а Кнехт – в глаз, и полицейский рухнул на пол.
Пуля ударила в стену над головой, посыпалась штукатурка. Барро, не глядя, ткнул пистолетом за спину, оружие сухо захрустело, на другой стороне двора вдребезги разлетелось стекло и кто-то упал, не переставая жать на спуск.
Кнехт дал короткую очередь по соседней двери, покрыв ее крошечными оспинками, – за дверью гулко свалились и тонко закричали. Барро толкнул оконную раму, прыгнул через подоконник внутрь дома и сразу кому-то врезал пистолетом по лицу, а потом ногой в живот.
Кнехт на террасе трещал одиночными выстрелами – направо, налево, вверх, опять направо. С крыши сорвалось тело, обрушилось в фонтан и принялось барахтаться, громко призывая на помощь.
В доме отчаянно ругался Барро, раздавая во все стороны пинки и затрещины. Похоже, он там врезался в живой щит из добропорядочных налогоплательщиков и прочих местных граждан. Кнехт, закончив общение с полицией, бросился ему вслед. Тут Барро заорал: «Улица! Улица!» и начал колотить пистолетом по мордам, прокладывая себе дорогу. Поднялся невообразимый гвалт.
Внутри дома нормальный человек не разглядел бы ни черта, но Кнехт определял свой путь и цели не глазами. Разбежавшись в коридоре, он проломил тонкую перегородку между комнатами, за ней еще одну, пинком вышиб дверь и оказался на лестничной площадке – лицом к лицу с тремя запыхавшимися полицейскими.
Первому он локтем свернул челюсть на сторону, второму засветил рукояткой пистолета в ухо, а третий упал сам, когда на него повалились двое, – и вся компания посыпалась кубарем по лестнице, не успев даже приблизительно понять, что произошло. А Кнехта наверху уже не было.
Неподалеку опять стрелял Барро – из окна по улице. Кнехта это немного удивило, но он еще не закончил свою работу и подумал, что нюхач как-нибудь сам разберется. Сейчас надо было прочесывать дом, проверять комнату за комнатой, искать первичную цель. По внутренним часам Кнехта операция шла уже заметно больше минуты, еще немного – и Барро устанет. А когда нюхач устает, он начинает стрелять на поражение, чтобы лишний народ не путался под ногами и не мешал решать задачу.
Кнехт быстро прошел несколько комнат, в которых слабо шевелились ненужные ему люди, выпрыгнул через окно на террасу и дал пинка под зад полицейскому, который ползал там на четвереньках. Пробежал по террасе, снова вошел в дом через дверь, осмотрел еще несколько комнат и вдруг увидел – на самом деле ощутил, потому что вокруг клубился непроницаемый голубой туман, – где его первичная цель.
* * *
Эта стена была капитальной, а дверь – прочной, старинной, и замок тоже антикварный, не по зубам слабенькому оперативному пистолету. Но рядом оказалась кухня, и там нашлась большая стиральная машина.
Двое схватили железный ящик, оторвали, подняли его легко, будто пушинку, – и с размаху метнули в дверь.
Бабахнуло что надо.
– Здрасте, я профессор теологии Якоб Шпренгер! – крикнул Барро, появляясь в проломе. – А это мой коллега Инститорис, он же Генрих Крамер!
– А это, – Кнехт пнул останки стиральной машины, – наш молот ведьм!!!
Роза понуро сидела в глубоком кресле, сложив руки на коленях.
– Клоуны, – сказала она тихонько. – Всегда вы были клоуны.
И опустила глаза.
Барро, дыша, как запаленный конь, подошел к креслу, оперся о спинку и сплюнул на пол. Стало заметно, что он не только растрепанный, оборванный и потный, но еще и очень-очень злой.
– Спеклась толстушка, командир, – пропыхтел он в сторону Кнехта. – Минута сорок две – и спеклась.
– Доклад, – выдохнул Кнехт. – Полный доклад мне.
– Первичная взята, контакт со вторичной утрачен. Потерь гражданского ноль, легко раненых три плюс мелкие травмы. Потерь полиции ноль, легко раненых шесть, средне – пять, один из средних тонет в фонтане, но я уже послал его вытащить. Полицейский спецназ оцепит район через пятнадцать минут, у нас на нейтрализацию и уход десять максимум. Оператор Барро доклад закончил.
– «Оператор Барро»! – фыркнула Роза.
– Заткнитесь пожалуйста, бывший оператор Де Леон.
– Кончай ломать комедию, ты такой же бывший, как и я, – заявила Роза сварливо.
Голубой туман постепенно рассасывался, дом начал оживать. В нем, оказывается, повсюду выли, стонали, кричали от боли, плакали и ругались, особенно громко – на лестнице.
Кнехт взвесил на ладони коммуникатор и сунул его Розе под нос.
– Роза Де Леон, слушайте приговор.
– Да, конечно. Буду слушать и смотреть на тебя. И радоваться тому, как скоро ты умрешь.
– Слушай, пожалуйста, – сказал Кнехт. – Так положено. Это недолго, короткая версия.
Из коммуникатора раздался голос судьи, зачитывающего смертный приговор дезертиру и государственному преступнику. Роза смотрела на Кнехта и нехорошо улыбалась. Барро стоял у окна и глядел на улицу. Кнехт положил коммуникатор на подлокотник кресла и ушел к напарнику.
– Где вторичная? – спросил он шепотом.
– Ландау увез.
– Ландау?!
– Старик. Вот почему его не было в конторе. Здесь он околачивался.
– Ну и ну!
– Сделал я ему пару дырок в задней двери, стекло разбил, а толку… Роза так прикрыла старика и девочку, что можно было только стрелять по машине, ничего больше. Я их не видел и почти не чуял. Старею, видно. Прости, командир…
– Может, это все и к лучшему, – задумчиво протянул Кнехт. – В целом чистая работа, благодарю.
– Рад стараться, командир.
Приговор и правда оказался коротким. Едва отзвучали последние слова, Кнехт сзади шагнул к Розе. Та встрепенулась, будто проснувшись, села прямее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
