губы с чувством глубокого, можно даже сказать, сексуального удовлетворения. Ее голубые глаза слегка прикрылись, и она протянула «уммммм» всем своим телом. Выглядела она словно грешница, спасенная в шатре верующих наложением рук. Было совершенно понятно, что ризотто Саро оказалось ее кулинарным моментом воссоединения с Иисусом. После того как она его доела, она сияла, словно новообращенная в веру. Я отчасти ожидала даже, что последует «Аллилуйя».
– Было бы неправильно попросить добавки? – спросила она застенчиво.
– Может, ты бы попросила Люсию принести тарелку лично тебе?
Для меня последние крохи еды имели первостепенное значение. То, что я поделилась ризотто Саро с ней, внезапно пробудило во мне собственнические чувства. Она сожрала эту последнюю порцию шедевра моего предполагаемого бойфренда-шеф-повара без малейшего намека на раскаяние.
Люсия приходила снова и снова, с огромными порциями еды: строццапрети[24] с тушеным красным салатом и соусом маскарпоне, фузилли[25] с соусом и обжаренным на открытом огне болгарским перцем, ньокки[26] с горгонзолой в белом мартини и выдержанным пармезаном. Я стала понимать, что Саро обращается исключительно ко мне; каждое блюдо – съедобное любовное письмо: сочное, дерзкое. После третьей или четвертой тарелки я была вынуждена признать, что этот шеф-повар в эльфийских ботинках занимался со мной любовью, а мы еще даже не целовались!
К концу ужина я пребывала в экстазе, насытившись до головокружения и с сердцем, замирающим от мысли, что Саро мог оказаться абсолютно реальным бойфрендом. Я мельком подумала про сигарету, хотя не курила никогда в жизни.
Каролина и Линдси встали из-за стола приблизительно в одиннадцать вечера, чтобы пойти домой. Люсия вызвала для них такси, поскольку Каролина была не в состоянии идти обратно пешком, а Линдси… Линдси оказалась пьяной в хлам после трех бокалов десертного вина. Покидая «Acqua al 2», она стремилась попрощаться с каждым, кто находился в ресторане, восторженно размахивая руками.
– Adios, muchachas![27] Я люблю тирамису, – добавила она, споткнувшись о ступеньки и едва не упав. – Я вернусь, amigos! – И на этом она и Каролина исчезли в ночи, оставив меня в одиночестве у бара.
Спустя мгновение Люсия пристроилась рядом со мной с очередной бутылкой винсанто и этой своей кошачьей улыбкой. Я чувствовала, что что-то назревает.
– Sei americana, no? – Флорентийцы все время подозревали, что я из Бразилии или из Эфиопии. Иногда даже казалось немного унизительным сообщать, что я просто черноокая девушка из провинциального Техаса. Но не в этот раз.
– Техас! Ковбои! Даллас! – воскликнула Люсия. Я быстро догадалась, что она имела в виду не город, а ТВ-шоу из 1980-х, с JR[28] в роли ведущего. Оно по-прежнему транслировалось в Италии. – Я обожаю JR и Красивых!
«Красивые», как я поняла, были мыльной оперой «Отважные и прекрасные». Я никогда ее не видела, но внезапно оказалось, что большинство итальянцев ее смотрели и часто обсуждали, кто там с кем в отношениях. Поэтому на какое-то мгновение я решила, что оказалась загнанной в угол и мне придется дать краткую историю об американской поп-культуре. Но вместо этого Люсия подвинулась ко мне вплотную и спросила:
– Саро тебе нравится, нет? – Это было больше утверждением, чем вопросом.
– Si, mi piace Saro, – ответила я по-итальянски максимально формально. Но Люсия не купилась.
Она склонилась ко мне еще ближе – так, что мне стал виден контур лайнера на ее губах и я почувствовала запах «Мальборо».
– Sul serio, no? – Serio означает «серьезно». Даже после бутылки кьянти и нескольких глотков винсанто я знала это. Ей нужны были ответы. Но прежде чем я успела произнести хоть слово, она прямо набросилась на меня.
– E bello, no? Красивый. Саро красивый. – Она обхватила мое лицо своими ладонями и взмолилась: – E un amico del cuore. Trattalo bene. E unico. – Он мой близкий друг. Обращайся с ним хорошо. Он уникальный в своем роде. – После этого она ушла, двигающиеся в такт ее походке задние карманы джинсов Levi’s были последним, что я успела увидеть.
Я встала, чувствуя внутри странное восторженное трепетание, которого не ощущала прежде, и начала подниматься вверх по лестнице, ведущей в главный зал. Толпа, находившаяся там, немного поредела. Остались по большей части флорентийские парочки, но вокруг по-прежнему было оживленно. Не очень качественный, но легкий джаз в исполнении Паоло Конте лился из колонок, а стойка с десертами почти опустела, там одиноко красовалась последняя порция тирамису. Я вспыхнула, подойдя к кухне, чтобы попрощаться.
Саро улыбнулся.
– Тебе понравилось? Я хотел сделать тебе что-нибудь приятное.
– Да. – Он вынуждал меня чувствовать себя так, словно я ходила босиком по раскаленным углям.
– Сегодня очень загруженный вечер, я не смог прийти, чтобы поздороваться. – Он был открытым, его простота манила. – Я подойду завтра к твоему университету.
– Si. – Односложные ответы – это все, что я могла выдавить из себя в этот момент.
Затем Саро потянулся ко мне и поцеловал в щеку. Его кожа была влажной, покрытой оливковым маслом и потом. Наши щеки издали легкий причмокнувший звук, когда он отстранился, – звуковое подтверждение того, что мы на самом деле прикасались друг к другу. Я надеялась, что на этом мы могли бы оставить все как есть. Один поцелуй был восхитительным. Два могли бы меня прикончить. Он уже наполнил меня своей пищей, своим творчеством. И теперь возможность почувствовать его во плоти – его глаза, нос, рот и мягкий изгиб бровей – заставила меня слегка пошатнуться. Но нет. Он еще не закончил со мной. Он потянулся, чтобы поцеловать меня в другую щеку, и прошептал прямо в ухо:
– Я счастлив делать это снова и снова. Только скажи мне когда.
Я буквально вывалилась из ресторана на Виа дель Аква после полуночи, загипнотизированная его кожей, его едой, тем, как его рука коснулась моей поясницы, когда мы прощались. Я выбрала маршрут домой подлиннее и поехала вдоль реки Арно, моего любимого места для ночных поездок, когда весь город спал. Я ехала по мосту Понте-Веккьо и остановилась на нем, чтобы полюбоваться тихими водами реки подо мной. Мост был покрыт янтарным светом, а вода отражала все отблески фонарей и немногочисленных окон, горевших на тот момент.
Покинув мост Понте-Веккьо, я пересекла угол Пьяцца дель Кармине и Борго Сан-Фредиано и подняла глаза на церковь напротив моей квартиры; она примечательна фреской, которая предположительно является первой известной работой молодого Микеланджело. Все то, что происходит впервые, – это не мелочи; первое содержит в себе начало чего-то значительного. Я подозревала, что только что влюбилась окончательно в своего велосипедного вора-шеф-повара: и каким
