«Таким образом, знай, почтенный отче, что все, о чем говорят их законы, проклято, и,словно в одеяние, облачено в проклятие, которое наполняет, как вода, самые их внутренности, и как масло, – их кости; они прокляты в городах и в полях, прокляты их приход и их уход, проклят всякий рожденный ими, плоды их полей и приплод их стад; прокляты их винные погреба, их закрома, их амбары, их пища и даже остатки их пищи, и никто из них не может избежать этого ужасающего и страшного проклятия, кроме как с помощью Того, кто – проклятие для нас» (121, 5, 200-201). «Выразим же сожаление, – писал Баснаж, цитирующий это великое проклятие, – по поводу слабости величайших из людей. Что за желчь разлита в душах святых епископов!» Как показывает письмо, раздражение святого епископа вызвал тот факт, что и в городах, и в деревнях евреи жили в благополучии, а не как изгои, что они возделывали землю, владели стадами, закромами, винными погребами и амбарами. Они не занимались ростовщичеством и торговлей подержанным платьем – это были занятия, до которых их низвели несколько столетий спустя.
Пытаясь обнаружить хоть какие-то следы терпимости к евреям в эпоху средневековья, один французский историк недавно заметил, что если бы этой терпимости не было, евреи просто не выжили бы. Светские и церковные власти могли легко уничтожить этих неверных, которые были малочисленны и беззащитны. «Их полное истребление было бы тем более простым делом, что повсюду все слои общества с энтузиазмом приняли бы в нем участие» (4, 94).
Ни про один период средневековья нельзя сказать, что повсюду все слои общества жаждали истребить евреев. Люди, действительно выражавшие такое желание или пытавшиеся сделать это, не родились с ненавистью в крови, а евреи не были столь презренными и омерзительными созданиями, что никто не мог удержаться от ненависти к ним. Ненависть была следствием церковной пропаганды, которая не всюду была одинаково действенной. В Испании ни один общественный класс, за исключением церковников, не выказывал ни малейшей склонности напасть на евреев, чьи разум и трудолюбие способствовали процветанию страны. В те времена испанцы проявляли терпимость, и привить им национальную ненависть было не так-то просто.
Однако папская власть считала процветание евреев явлением, противным Священному Писанию, и видела в нем угрозу христианскому миру. Еврейская культура и ученость угрожали распространиться к северу от Пиренеев. Папа Григорий VII (Хильдебранд)6 делал все от него зависящее, чтобы предотвратить эту опасность. В 1081 году он писал Альфонсу VI Кастильскому:
«Мы увещеваем Ваше Величество не терпеть более, чтобы евреи господствовали над христианами и управляли ими. Ибо допускать, чтобы христиане находились в подчинении у евреев и исполняли их приказания, равносильно принижению Божьей церкви и возвеличиванию сатанинской синагоги. Потакать желаниям врагов Христа – значит оскорблять самого Христа» (Regesta, IX:2).
Папские увещевания почти не имели успеха. Хотя усилия духовенства разжечь ненависть и привели к нескольким погромам, в Испании в средние века евреи жили более благополучно, чем где бы то ни было в Европе. Такое положение вещей зачастую, но не всегда, вызывало недовольство пап. «Я осознал потрясающее величие тех отдаленных времен, – писал Леон Блуа, – когда папы служили защитой евреев от ярости всего мира». То, что «осознал» этот непоследовательный и зачастую плохо осведомленный борец за справедливость, представляет собой, однако, лишь часть дела. Нередко сами папы были ответственны за «ярость всего мира», от которой евреи искали защиты. Когда люди тех отдаленных времен, воспламененные церковными проповедями и папскими посланиями, преступали дозволенные границы угнетения евреев и начинали убивать их, тогда и только тогда папы принимали меры, чтобы предоставить жертвам некоторую защиту от обрушившейся на них стихии. «Общие запреты дурно обращаться с евреями стоили немногого, когда прелаты и священники без устали сеяли враждебность в народе, а папы угрожали тем правителям, которые отваживались вмешиваться и защищать несчастных» (103, 1, 82).
Возможность влиять на умы и души людей целиком принадлежала церковникам: проповеди, хроники, мистерии и даже церковные церемонии – все служило для разжигания ненависти в народе. Проповедники с ужасающим, иногда просто садистским натурализмом рассказывали о страданиях Христа, в которых они обвиняли евреев того давнего времени и всех их нынешних потомков. Столетиями в Страстную неделю епископы города Безье произносили проповеди, в которых призывали паству отомстить своим соседям-евреям, так что избиение евреев стало обычной частью празднования Страстной недели. В Тулузе вошло в обычай ежегодно на Пасху затаскивать в церковь Св. Стефана еврея и перед алтарем давать ему пощечину. Эта церемония иногда производилась с излишней энергией. Однажды, повествует монах-хронист, не выражая при этом ни малейшего неодобрения, знатный дворянин, исполнявший этот обряд, «выбил глаза и мозги этому предателю, и он тут же упал замертво… Его собратья из синагоги вынесли тело из церкви и предали земле» (3, 3, 52).
Иногда было достаточно малейшего предлога, чтобы началась резня. В 1021 году, во время празднования Пасхи, в Риме произошло землетрясение, сопровождавшееся сильным ветром. Евреев обвинили в том, что своими магическими действиями они вызвали землетрясение и ветер. После того как нескольких из них убили, «ярость ветра улеглась» (3, 3, 52). Десятью годами ранее, когда храм Гроба Господня в Иерусалиме был разрушен халифом, в этом жителями Орлеана были усмотрены козни евреев. Многие евреи в Орлеане были убиты, а нескольким, как назидательно отмечает хронист, удалось спастись, «ибо их существование необходимо как вечное доказательство их вины, напоминание и свидетельство о пролитой крови Христа» (72, 3, 7).
Мрачный период еврейской истории в средневековой Западной Европе открывается Первым крестовым походом (1096 – 1099), начавшимся и завершившимся массовой резней. «Люди, принявшие крестовый обет, – писал лорд Эктон, – с утра, сразу после причащения, отправлялись истреблять евреев и без устали занимались этим целый день». Они убили около 10 тысяч человек. Когда летом 1099 года Готфриду Бульонскому *7 после героического приступа удалось овладеть Иерусалимом, он всю первую неделю посвятил истреблению жителей города. Евреев заперли в синагоге и сожгли здание.
«Если Вам угодно знать, что сделано с обнаруженным в Иерусалиме неприятелем, – писал Готфрид папе, – да будет Вам известно, что в притворе и Храме Соломона *8 мерзкая кровь сарацинов *9 доставала до колен наших коней». «А затем, – пишет Мишле *10, – когда они сочли, что достаточно отомстили за Спасителя, то есть когда в городе нельзя было найти ни одного живого человека, они со слезами на глазах отправились на молебен к Гробу Господню».
В Англии призывы к Первому крестовому походу, видимо, не произвели особого впечатления, и евреи продолжали жить здесь в добрососедских отношениях с христианами. Возможно, это объяснялось влиянием кентерберийского епископа Ансельма", святого, чья любовь к людям распространялась и на евреев.
Сохранилась история, подобную которой трудно найти в анналах средневековья, – история о дружбе английского аббата с еврейским раввином. Вестминстерский аббат Гилберт Криспин был воспитанником монастыря Бек в Нормандии, где одним из его наставников был Св. Ансельм. В 1077 году Гилберт стал послушником, а спустя 12 лет был направлен в Вестминстер. Он умер в 1121 году и был похоронен в Вестминстерском аббатстве в Лондоне; там до сих пор сохранилась надгробная плита с его изображением. В отчете, посланном им Ансельму, содержится рассказ о его встрече с раввином и о состоявшемся между ними публичном религиозном диспуте. Гилберт познакомился с «неким евреем», культурным и образованным человеком, который часто посещал его в аббатстве для обсуждения деловых вопросов, но большую часть времени говорил о религии. Они решили провести диспут, на который оба пригласили своих друзей. Аббат составил отчет об этом диспуте и отправил его Ансельму с сопроводительным письмом.
«Я шлю на Ваше отеческое суждение свой небольшой труд. В нем я записал аргументы, которые привел один еврей против нашей веры в защиту своих собственных законов, а также мои ответы, в которых я защищал нашу веру от его доводов. Не знаю, где он родился, однако мне известно, что образование он получил в Майнце; он сведущ даже в наших законах и книгах, и его разум отточен на Писании и на диспутах с нами. Он часто по-дружески захаживал ко мне, по делам или просто проведать меня, ибо нуждался во мне для решения определенных деловых вопросов; и всякий раз, как мы встречались, мы вскоре начинали дружески беседовать о Священном Писании и о вере. Однажды Бог дал, как мне, так и ему, больше досуга, нежели обычно, и мы принялись задавать друг другу вопросы. А поскольку его доводы были последовательны и логичны, и он с не меньшей последовательностью повторил те возражения против нашей веры, что высказывал и прежде, а также поскольку мы, со своей стороны, отвечали на каждое его возражение и, по его собственному признанию, наши ответы не в меньшей степени опирались на свидетельства Священного Писания, некоторые из присутствующих попросили, чтобы я записал все сказанное, ибо это может пригодиться в будущем и другим…»
