Йоко вовсе не нужно было петь Джону «Будешь ли ты любить меня завтра?»,[49] поскольку, говоря словами той песни, ночь встретилась с утром и завтра уже наступило, а сердце Йоко не было разбито. Позже тем же утром старый друг Леннона Пит Шоттон, составлявший ему компанию в Кенвуде, зашел на кухню и увидел Джона, завернутого в нечто напоминавшее коричневое кимоно. Тот варил яйца и делал чай к завтраку.
В своих воспоминаниях «Джон Леннон в моей жизни» Шоттон довольно театрально описывает ту сценку. «Я не спал, — объявил Джон. — Всю ночь я не спал с Йоко. Это было здорово, Пит». Затем он попросил своего друга подыскать ему новый дом и заявил, что хочет жить в нем с Йоко. «Так просто?» — недоверчиво спросил Пит. «Ага, так просто. Так просто, — ответил Джон. — Это оно, Пит. Этого я ждал всю жизнь. На хрен все. На хрен Beatles, на хрен деньги, на хрен все остальное. Я буду жить с ней в гребаной палатке, если потребуется. Помнишь, как это было, когда ты встречал девушку, думал о ней и хотел быть с ней все время, и твой разум был просто переполнен ею? Йоко сейчас наверху, а я дождаться не могу, когда увижу ее снова. Я так проголодался, что вынужден был бежать сюда, чтобы сварить яйцо. Но я вряд ли дождусь, когда оно сварится, потому что не могу разлучаться с ней ни на секунду». И, как это ни удивительно, с того утра 20 мая 1968 года и до октября 1973 года, когда они расстались на восемнадцать месяцев, Джон и Йоко редко теряли друг друга из виду. Как Джон признался в One Day (at a Time) — возможно, самой трогательной и пылкой своей лирической песне, — «вместе ли мы или далеко друг от друга, наши сердца все равно бьются в унисон».[50]
«Я часто мечтал о женщине — красивой, умной, с темными волосами и высокими скулами, свободной художнице (а-ля Жюльетт Греко), — писал Джон в посмертно изданной книге „Устная небопись“ (Skywriting by Wo r d of Mouth), — мечтал о своей половинке. О ком-то, кого я знал, но потерял из виду. После недолгой поездки в Индию, летя домой из Австралии, я слегка изменил этот образ — она должна быть кареглазой восточной красавицей. Естественно, пока я не отшлифовал все как надо, моя мечта не могла сбыться. Теперь я закончил шлифовку».
Мечтая публично объявить и отпраздновать свой союз — «два разума, одна судьба», как позже назовет его Джон, — месяц спустя пара приняла приглашение поучаствовать в первой Национальной выставке скульптуры в кафедральном соборе Ковентри. Их вкладом в экспозицию стала белая кованая садовая скамейка, под которой по оси восток — запад стояли пластмассовые горшки, тоже белые, с посаженными в них желудями — это символизировало принятие Джоном и Йоко двух уважаемых культур, их надежды на мир и любовь друг к другу. Джон назвал скульптуру «Йоко Джона — Джон Йоко»[51] и пояснил в выставочном каталоге: «Вот что бывает, когда встречаются два облака». Правда, по одному из церковных канонов, Джон и Йоко не могли посадить желуди в освященную землю, поскольку не были женаты. Так что два пластмассовых горшка нашли пристанище в неосвященной земле неподалеку от собора. Правда, через несколько дней их украли битломаны.
Меньше чем через месяц Джон представил публике свою первую художественную выставку в галерее Роберта Фрейзера на Дюк-стрит. Ранее Фрейзер выставлял работы и дал старт карьерам таких художников, как Джим Дайн, Эд Раша, Питер Блейк, Ричард Гамильтон, Бриджет Райли и Энди Уорхол. В середине 1960-х его галерея стала своего рода светским салоном, где встречались художники, писатели, музыканты и актеры — Деннис Хоппер, Уильям Берроуз, Марианна Фэйтфулл, Мик Джаггер и Кит Ричардс. Человек богатый и со вкусом, Фрейзер достиг пика славы в 1967 году, когда его вместе с Джаггером и Ричардсом замели за печально известный наркотический кутеж в доме Ричардса в Суссексе. Хотя Джаггера и Ричардса после апелляции оправдали, Фрейзер просидел за решеткой полгода.
Выставка Джона открылась 1 июля 1968 года, когда Фрейзер вышел на свободу. Шоу, которое Джон посвятил Йоко, называлось «Вы находитесь здесь» — отсылка к туристическим картам, которые Джон еще ребенком видел в ливерпульских парках. Я был на том звездном открытии и, едва войдя в галерею, обнаружил в главном зале 365 белых воздушных шариков, надутых гелием. К ним были привязаны карточки, на одной стороне которых было написано «Вы находитесь здесь», на другой — «Напишите Джону Леннону в галерею Роберта Фрейзера по адресу Дюк-стрит, 69». Джон объяснил, что однажды в детстве он нашел подписанный воздушный шар из Австралии и ему так это понравилось, что он решил воспользоваться идеей. Они с Йоко были одеты во все белое, чтобы соответствовать и выкрашенным в тот же цвет стенам галереи и развешанным вокруг круглым белым полотнам по восемь футов в диаметре. В центре каждого полотна Джон мелкими буковками вывел: «Вы находитесь здесь». Позже, когда все присутствовавшие собрались на улице, Джон выпустил шары в лондонское небо со словами: «Объявляю, что эти шарики… улетели!»
Ответы на карточках с воздушных шаров, отправленные в галерею по почте, как и комментарии, оставленные в гостевой книге выставки, порой были любезными и доброжелательными и даже включали остроумные стихотворения или пафосную заумь («Тихая жестокость оправдывает колебания солнца в реальной жизни»). Но большинство посланий были саркастичными и агрессивными высказываниями в адрес Джона («Длинноволосый очкастый тормоз», «С наилучшими пожеланиями скорейшего выздоровления», «Вернись к жене, она тебя любит», «Микки Маус любит тебя, так что все в порядке») и злобными расистскими — в адрес Йоко. Именно они, направленные против женщины, которую Джон называл «богиней любви и смыслом всей жизни», расстраивали его особенно сильно. В «Устной небописи» он ответил на это: «Будучи рожденным в благородной бедности, в окружении представителей самого низа среднего класса, я не должен был удивляться выплеску этих расистских и женоненавистнических слов, которому мы подверглись в Великобритании — бастионе демократии. Да это же бунт! Один из „наших мальчиков“ забивает на свое англосаксонское (что бы это ни значило) сердце и дом и начинает встречаться с чертовой япошкой. А знает ли он хоть что-нибудь о „Мосте через реку Квай“? Помнит ли он Перл-Харбор?.. Пресса превратилась в воющую толпу, и матерящееся Пассивное Большинство последовало ее примеру».
Вскоре после того, как Йоко стала возлюбленной и партнером Джона, какая-то девушка подошла к ней у дверей Abbey Road Studios и вручила букет желтых роз острыми шипами вперед. Один лондонский журналист утверждал, что Йоко стала «самой поносимой женщиной в мире». Но, как заметила Йоко в интервью Дэвиду Шеффу из Playboy, «сконцентрировавшись на мне, вся эта негативная энергия превратилась в нечто фантастическое. Это меня поддерживало. Если вы соберетесь с силами и сможете управлять подобной энергией, вы спасены. Если же вы уверены, что она убьет вас, так и случится».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
