Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне действительно не нравился этот парень.
Я схватил мусорное ведро и вытащил его на середину кухни, а затем присел на корточки, чтобы начать собирать раскиданные повсюду ошметки пищи.
Как только я потянулся за яйцом, окно над раковиной разлетелось вдребезги. Я не был дураком. Я кинулся на пол, пополз к шкафу и вжался в него.
— Шейд! — закричал я во всю глотку. Мне было все равно, кто меня услышит. Кто-то выстрелил в окно моей кухни.
Кто-то, черт возьми, стрелял в меня!
Такие события не происходили с младшими бухгалтерами, которые носили очки, владели кошками и пользовались своими читательскими билетами. Никогда. Нас игнорировали на вечеринках и бросали на свиданиях. В обществе нам не перемывали кости.
В нас не стреляли.
Никогда.
Я поднял глаза, когда услышал топот ног. Шейд скользнул в поле моего зрения как раз в тот момент, когда разбилось еще одно окно, на этот раз над обеденным столом. Что-то врезалось в него, отбросив его обратно в гостиную. Когда он приземлился, даже пол задрожал.
— Шейд! — я оттолкнулся от шкафа и пополз по линолеуму так быстро, как только позволяли мои руки и колени.
— Нет! — крикнул Шейд, прижимая одну руку к растущему красному пятну на плече, а другую подняв, чтобы остановить меня. — Не подходи, Боб.
Я пополз обратно к шкафу, но не сводил глаз с Шейда. У меня перехватило горло, когда я увидел, как он поднял руку и посмотрел на рану в плече. Мужчина поморщился и отвернулся, как будто в этом ничего особенного.
Ничего особенного!
— Кто-то стреляет в нас, Шейд.
— Я знаю, Боб. Просто лежи. Стоун отправился на поиски того, кто это сделал.
— Зачем Стоуну это делать? — я никак не мог разобраться. — Я думал, он хочет моей смерти.
— Пара важнее контракта, Боб.
Пара?
— А? — я удивленно поднял брови.
— Ты моя пара, Боб, пара пантеры-оборотня. В моем мире это кое-что значит.
— Значит, Стоун не станет меня убивать?
Мне нужны подробности.
— Да, Боб. Это значит, что Стоун не станет тебя убивать.
Ну что ж, благодарение Господу за это.
— Итак, что значит «пара»?
На лице Шейда появилось мрачное выражение, которое заставило меня по-настоящему порадоваться, что этот человек злится не на меня.
— Это значит, что я убью любого, кто тронет хоть волос на твоей голове.
Понятно.
Я проглотил комок в горле и взглянул на кровоточащую рану на плече Шейда.
— Насколько все плохо?
Шейд поднял руку и снова посмотрел.
— Все не так уж плохо, Боб. Я быстро исцелюсь.
В него вообще не должны были стрелять. Если бы он не был здесь со мной, этого бы никогда не случилось. Я потер лицо руками, когда на глаза навернулись слезы.
Это все моя вина.
— Тебе лучше уйти, — я шептал, потому что на самом деле не хотел, чтобы Шейд уходил. У меня чуть сердце не разбилось при одной мысли об этом. Я не был уверен, когда этот человек стал так важен для меня, но думаю, что это случилось как раз в то время, когда я проснулся в его объятиях сегодня утром.
Господи, неужели это было только сегодня утром? Казалось, это было сто лет назад.
— Этого не случится, детка.
— Шейд.
— Пара означает навсегда, Боб.
— Навсегда? — эхом отозвался я.
Навсегда — это очень долго.
Улыбка Шейда заставила мои эмоции взлететь.
— Навсегда, детка.
Я потянулся к одному из кухонных ящиков и, вытащив стопку полотенец, бросил их в сторону Шейда. Затем я открыл нижний ящик рядом с раковиной. Мои родители всегда держали ящик для мелочей, когда я рос. Эту привычку я перенял, когда уезжал из дома. Теперь я был рад, что сделал это.
Я вытащил клейкую ленту и бросил ее Шейду.
— Подлатай себя, пока не обагрил кровью всю мою вечность.
Шейд усмехнулся, схватив кучу вещей, которые я бросил в него, и занялся раной.
— Думаю, мы поняли, кто носит штаны в этих отношениях.
Вообще-то я бы предпочел, чтобы ни один из нас не носил штанов, но не думаю, что сейчас подходящее время упоминать об этом. По правде говоря, я не знал, что и сказать. Что сказать убийце, который обещал убить любого, кто причинит тебе вред?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})«У меня есть несколько адресов, которые я могу тебе дать?»
На самом деле я не был настолько злым, чтобы сделать это, но я определенно мог помечтать. Миссис Штаудемайер будет в самом верху этого списка, прямо под тем, кто хочет моей смерти.
— А ты не можешь просто перекинуться и исцелиться?
Это был резонный вопрос. Я слышал, что оборотни могут делать все, что угодно. Разумно было думать, что они могут измениться и исцелить себя. Те, что в кино, могли.
— Я исцеляюсь быстрее, чем человек, — ответил Шейд, — но даже я не могу мгновенно исцелить огнестрельную рану, Боб.
Я был разочарован.
— Ты можешь бегать быстрее и все такое?
Это имело бы смысл, если бы они могли. Какой смысл быть оборотнем, если они не были быстрее и сильнее человека?
— Да. Я могу бегать быстрее, лучше улавливаю запахи, вижу дальше, в том числе в темноте. Еще я сильнее обычного человека и обладаю большей выносливостью к боли и физическим нагрузкам.
Я знаю, что мои глаза выпучились. Я чувствовал, как они расширяются.
— Есть что-нибудь, чего ты не можешь делать?
Шейд поморщился, глядя на рану в плече.
— Уворачиваться.
Я вздрогнул, пораженный тем, что на мгновение забыл, что кто-то стреляет в нас.
— Я умру?
В данных обстоятельствах это резонный вопрос.
— Нет! — Шейд зарычал, тоже довольно громко. — Ты не умрешь!
А было похоже.
Я застыл, услышав, как что-то стукнулось в дверь. Опасаясь, что тот, кто стрелял в нас, может ворваться, я схватил молоток из ящика с хламом. На секунду я замер, обдумывая, не остаться ли мне там, где я есть. Шейд ранен. Даже оборотень не сможет защитить себя, если он ранен.
Я вскочил и подбежал к Шейду, держа в руке молоток, чтобы ударить того, кто войдет. Вероятно, я мог лишиться головы, но должен постараться защитить Шейда.
— Хмм… Боб?
Я оторвал взгляд от входной двери и оглянулся на Шейда.
— Что ты делаешь?
Я думал, что это довольно очевидно, но…
— Ты ранен.
— Ага.
— А как ты будешь защищаться, если ты ранен?
Да.
Я почувствовал, как мои щеки вспыхнули, когда взгляд Шейда упал на молоток в моей руке. Когда он снова посмотрел на меня, я пожал плечами.
— У меня нет пистолета.
Для меня это имело смысл.
— Ты вообще умеешь стрелять? — спросил Шейд.
Я не закатил глаза.
Нет.
Правда.
— Да, — ответил я, словно разговаривал с маленьким ребенком. — Мой отец состоит в оружейном клубе. Когда я повзрослел, он каждую субботу брал меня с собой на стрельбище для отца и сына. Я стреляю с семи лет.
Темные брови Шейда взметнулись вверх.
— Но у тебя нет оружия?
— Конечно, у меня есть пистолет. Вообще-то у меня есть два пистолета и винтовка. Я просто держу их в доме моих родителей в оружейном сейфе. — Было бы глупо держать оружие в районе, где я жил. Однажды меня уже ограбили. Я не хотел, чтобы кто-нибудь схватил мой пистолет и застрелил меня из него. — Я заработал золотую ленту в юниорском чемпионате по стрельбе по тарелочкам, когда мне было двенадцать.
Вот так-то.
Шейд ухмыльнулся.
— Я хотел бы взглянуть на эту ленту.
Я уставился на него на мгновение, не уверенный, шутит ли Шейд со мной или нет. Понаблюдав за ним несколько секунд, я решил, что он говорит искренне.
— Я храню ее в доме моих родителей.
Все мысли о чемпионских ленточках и оружии вылетели у меня из головы, когда входная дверь квартиры распахнулась. Не совсем, потому что мужчина, который вошел, держал одно из них в руке. Да, это было ружье, но суть та же самая.
Я поднял молот повыше.
— Ого! — парень с пистолетом отступил назад, наткнувшись на Стоуна, который шел прямо за ним. Стоун подтолкнул его вперед, прежде чем шагнуть в дверной проем и закрыть за собой дверь.