– Красиво, – пускает морозные клубы пара изо рта, шагающий рядом Серега Чибисов. – Словно в сказке.
Через полчаса, разгоряченные ходьбой, мы подходим к высящемуся на сопке камбузу, взбираемся наверх по широкому деревянному трапу и одними из первых вливаемся в широко распахнутые двери.
В просторных залах, на длинных, рассчитанных на десятерых столах, уже матово отсвечивают пирамиды алюминиевых мисок, стоят исходящие паром бачки и чайники с компотом, а также причитающиеся подплаву деликатесы.
Мы с шумом занимаем свои четыре, рассаживаемся по скамьям и обнаруживаем, что вместо хлеба, на столах сухари. Ржаные, величиной с ладонь.
– Что за хрень? – бурчит Витька Кругляк, берет один и вертит перед глазами.
Мы делаем то же самое, недоуменно вертим башками и начинаем возмущаться.
– Эй, боец! – хватает Жора за локоть пробегающего рядом «нарядчика». – А где хлеб? И тычет тому в нос сухарем.
– Нету, – бубнит моряк. – Выдали, что дали.
– А нам по барабану, – гудим мы. – Тащи хлеба!
На шум появляется дежурный по камбузу и разъясняет, что в гарнизоне сломалась пекарня и пока придется обходиться сухарями.
– Так они ж каменные, во! – орет здоровенный Саня Кондратьев и молотит одним по столу. Крышка трясется, но сухарь цел.
– Щас, – ухмыляется мичман и машет кому-то рукой.
Через минуту у стола возникает еще один нарядчик и брякает на стол молоток. Новенький, судя по всему из «ЗИПа».
– А теперь вот так, – гудит мичман и крушит им отобранный у Сани сухарь. – Ну, а теперь кидайте их в миски, наливайте борщ и вперед.
– От суки, че делают, – вертит Жора в руках молоток, когда дежурный отходит с разъяснениями к очередной вопящей команде. – На долби, – и сует молоток Кондратьеву.
Потом миски наполняются борщом, в них помещаются сухарные осколки и в воздухе возникает непередаваемый аромат ржаного хлеба.
– М-м-м, – довольно мычим мы, активно работая ложками. – Вкусно!
К концу обеда от сухарей остаются только крошки, а последний, запасливый Желудок, запихивает в карман робы.
– Путевая вещь, – косится на меня Жора. – Надо на вечер в казарму прихватить.
– Понял, – говорю я, выбираюсь из-за стола и топаю в хлеборезку. Там у меня приятель.
– Привет, Жень, – захожу в небольшое помещение, с сияющим в центре столом их нержавейки, на котором установлено что-то вроде гильотины.
– Здорово, – улыбается сидящий на банке, одетый во все белое Женька и сует мне волосатую лапу.
– Че, отдыхает твой комбайн? – киваю на гильотину.
– Ага, – зевает хлеборез. – Пекарня гавкнулась, вот, выдаю сухари, – и тычет пальцем в стоящие у стены крафтовые мешки.
– Выдай для наших дополнительно, – заглядываю я в один. – Добро?
– Добро, – соглашается Женька, тянет со стеллажа бумажный пакет и загружает его коричневыми сухарями.
– А откуда такие? Раньше никогда не видел.
– Из спецрезерва, – многозначительно поднимает вверх палец хлеборез. – Это, который закладывают на военное время. Вон, на мешках и дата есть.
И действительно, на сером крафте, помимо «госта» и еще каких-то надписей, указан год изготовления.
– Это ж надо! – удивляюсь я. – Мы тогда еще не родились.
– Ну да, – кивает бритой головой Женька. – Мы не родились, а сухарей уже наготовили. Кстати, в них рожь высшего качества. Сейчас такой нету.
Когда вернувшись назад и брякнув увесистый пакет на стол, я сообщаю о происхождении экзотического продукта, Желудок сразу же изъявляет желание лично его тащить.
– Не, – вертит головой Жора. – Сожрешь по дороге. Понесет Кондратьев.
А на следующий день снова заработала пекарня, и нам выдали свежий хлеб. Белый и черняшку.
Но все еще долго вспоминали те сухари. Насушенные, когда мы еще не родились.
Близнецы
– Держи, – говорит Виктор, передавая мне грифованную бумагу, с синим штемпелем «входящий» и датой регистрации. – От коллег из Казахстана.
Я расписываюсь за полученный документ, и когда начальник секретной части покидает кабинет, начинаю читать.
«На № … от… сообщаем, что в связи с полученной информацией, нами взят под оперативное наблюдение младший сержант Янкель Сергей Павлович, проходящий службу в войсковой части 54190-А в должности командира отделения передающих радиоустройств космической связи.
При этом установлено, что в период нахождения в краткосрочном отпуске в городе Ленинграде, в августе сего года, Янкель имел контакт с гражданином Финляндии Юхани Койвисто, проходящим по оперативным учетам Ленинградского УКГБ. О дальнейших результатах проинформируем дополнительно. Начальник Особого отдела в/ч 16491 полковник Марьин».
– Что и требовалось доказать, – бормочу я, кладу бумагу в папку и выхожу из кабинета.
– Ну что ж, ожидаемый ответ, – прочтя информацию, окутывается дымом мой начальник и накладывает в верхнем левом углу резолюцию «В дело».
Потом я получаю ряд ценных указаний, возвращаюсь к себе, и, открыв тяжелую дверцу сейфа, извлекаю оттуда объемный талмуд, в серой глянцевой обложке.
Это стоящее на контроле в Третьем Главке КГБ СССР дело оперативной разработки. Оно имеет окраску «инициативный шпионаж», кодовое название «Близнецы» и находится в моем производстве.
Прошлой весной, когда я вернулся из автономки, второй, обслуживаемый мной крейсер, ушел на плановый ремонт в Северодвинск и мне поручили новый объект.
Это была команда обслуги штаба одной из дивизий, расположенного на стоящей в заливе финской ПКЗ8. В ней было несколько десятков моряков срочной службы, обретавшихся в качестве писарей, шифровальщиков, коков, а также других, нужных для обеспечения работы штаба, спецов.
– Значит так, – сказал вызвавший меня по данному вопросу, наш адмирал. – Примешь объект у Габидулина и займешься им по полной программе. Пока все. Иди.
Готовящийся к переводу на Большую землю, ветеран отдела, капитан 3 ранга Мариоз Галимович Габидулин данное воспринял как длжное, передал мне по описи пару тощих агентурных дел, ключ от имеющейся на ПКЗ каюты, а также выдал исчерпывающую характеристику на отцов – командиров моряков обслуги.
– Засранцы, – убежденно сказал он. – И в команде у них бардак.
Судя по толщине дел, и тому что в них имелось, «сексоты» – один офицер, а второй мичман, трудились на тайной ниве абы как и никакой ценной информации не выдавали.
– М-да, – недовольно пробубнел мой непосредственный начальник, когда я доложил о приеме объекта и своих соображениях. – Приобщать надо, приобщать.
Это, инертное на первый взгляд выражение, имело глубинный смысл, предполагало активизацию моей деятельности и приискание новых бойцов невидимого фронта
– Из моряков срочной службы? – поинтересовался я у начальника.
– Именно, – качнул тот лобастой головой. – Нужно пошуровать в низах. Чем и как дышат.
– В таком случае разрешите идти?
– Давай, жду результатов.
На следующее утро я уже сидел в спецчасти штаба и с умным видом изучал учетные карточки моряков, потом знакомился с каждым у себя в каюте, а вскоре в разные концы нашей необъятной родины, полетели спецзапросы на самых интересных.
Спустя опродолжительное время, все они, за исключением двух, вернулись увенчанные штампами «не привлекался», «не состоит» и «по оперативным учетам не значится», а вот эти самые два, заслуживали внимания.
В первом, поступившем из дома на Литейном в городе Ленинграде, где я когда-то стажировался, значилось, что интересующий нас Янкель Виктор Павлович, в бытность студент Ленинградского госуниверситета, прирабатывал фарцовкой и имел контакты с иностранными моряками, а во втором, пришедшем из УКГБ по Закарпатской области, сообщалось, что дед матроса Гуцула Алексея Васильевича, осуждался в 1944 году за пособничество бандеровцам.
– Вот тебе и раз, – подумал я про Янкеля, который произвел на меня самое благоприятное впечатление при первой встрече. Парень был бойким, не лез за словом в карман и выгодно отличался от многих других своих сослуживцев. К тому же он был старшим вестовым в кают-компании начальствующего состава штаба и положительно характеризовался по службе.
– М-да, нужно его поизучать, – констатировал начальник после моего доклада по данному поводу. – Запроси у территориалов, более подробную информацию по этому Янкелю. Ну а что думаешь делать со вторым?
– Тоже изучать, на предмет вербовки. Боец служит по первому году, но довольно разбитной и шустрый. Кстати, он тоже из вестовых
– Добро, соглашается начальник, – продолжай работу.
Спустя непродолжительно время официальный Гуцул релаксировлся в тайного «Шварца» и под моим чутким руководством, стал постигать азы одной из древнейших профессий.