не сотни тысяч русскоязычного населения. Мы помним, что их уже объявляли заложниками. Исход русских из Таджикистана продолжается, но опасность физического уничтожения миновала.
Мы вкладывали средства в эти края. Тут редкоземельные металлы, уран, хлопок, значительный экономический потенциал, в котором мы заинтересованы. С какой стати бросаться этим? Я уже не говорю, что наш уход отсюда означал бы очень серьезную дестабилизацию сначала в Таджикистане, затем в Узбекистане, потом в Казахстане и в Киргизстане. Так что надо по крайней мере попробовать защитить наши интересы. Не скажу, что у нас 100-процент-ные шансы на успех, но они есть».
Особо подчеркнул, что «важный элемент политического урегулирования, в котором задействована российская дипломатия, – воздействие на Афганистан, Иран, Пакистан, Саудовскую Аравию, Турцию, США. В целом, понимание находим. Те же американцы, с которыми во время Афганской войны мы были по разные стороны баррикад, сейчас кое в чем нам помогают. Еще один элемент политического урегулирования – интернационализация путей выхода из кризиса через ООН и СБСЕ. Пытаемся использовать эти организации и для оказания гуманитарной помощи».
До переговоров все еще далеко. Но даже «тяжелая артиллерия» в виде московского саммита полный успех не обеспечила. Правительство Таджикистана либо не могло, либо не хотело договариваться с ОТО, Объединенной таджикской оппозицией. Точнее, оно было бы готово говорить только с внутренней оппозицией. Но и здесь Душанбе выдвигал условия: должны быть разоружены отряды, находившиеся в Афганистане, а затем переброшенные через границу под маркой беженцев. Переселенцы и беженцы насчитывались в изможденной гражданской войной стране сотнями тысяч. К чести правительства Республики Таджикистан, оно способствовало возвращению из Афганистана нескольких десятков тысяч человек. Но сил на подавление оппозиции вооруженным путем у него не было. Отсюда – тупик и опасность ползучего втягивания России в боевые действия. Мы уже воевали в Афганистане вместо афганцев, хватит.
Воспользовавшись пребыванием в Москве в октябре 1993 г. таджикских руководителей для переговоров по экономическим вопросам, я в довольно острой форме поставил перед ними вопрос о невыполнении Душанбе своей части договоренности по поискам диалога с оппозицией. Более того, есть ужесточение позиций. На тот раз они смолчали, но затем постоянный представитель Таджикистана в Москве ясно дал мне понять, что правительство находится в таком положении, когда поиск политического решения затруднен. И привел такой довод: «Вы в России относитесь к своей оппозиции не лучше, чем мы к своей».
В таких обстоятельствах задействовали межведомственную комиссию по Таджикистану. В период становления российской внешней политики проблема координации стояла очень остро: каждое ведомство хотело заниматься внешними делами, особенно этим отличалось Министерство обороны, и не все тянули в одну сторону.
Комиссию можно было созывать и в широком, и в узком составах. В конце октября встретились мы на Смоленской площади втроем: МИД, СВР и Минобороны. Пришли к общим выводам: Рахмонов убежден, что при всех обстоятельствах Россия и Узбекистан будут его поддерживать. Он выдвигает к оппозиции требование сложить оружие в качестве предварительного условия для начала разговора. На этой основе никто с ним говорить не будет.
В настоящее время Рахмонов – лучшая из возможных фигур для руководства страной, надо откровенно поговорить с узбеками, пусть прекратят свои попытки сместить его. Они, видимо, считают, что он плохо «отработал» ту поддержку, которую оказал ему Ташкент. Прекрасный, кстати, был найден прием для увековечивания авторитарного правления: да, деспот, но без него хаос. Не раз сработает и в будущем.
Вместе с тем Рахмонова нужно постоянно нацеливать на диалог с оппозицией, внутренней и внешней, и в перспективе на то, чтобы поделиться властью. На повестке дня должны также стоять проблема беженцев, меры по некоторой либерализации режима, прекращение необоснованных арестов интеллигенции, отказ от экстремизма, в первую очередь, в отношении оппозиционеров, находящихся на территории России. В качестве одного из рычагов воздействия рассмотрели даже возможность приостановить военную помощь; решили пока что держать это в уме.
Опять в Душанбе. В итоге потребовалось в очередной раз лететь в Душанбе и говорить с Рахмоновым. Констатировали, что кое-что для стабилизации обстановки правительство сделало. Из Афганистана возвращаются беженцы, налажен контакт с некоторыми полевыми командирами, а также с той частью оппозиции, которая находится в Москве. Однако в том, что касается общенационального примирения, требуются более серьезные шаги, к которым я и подталкивал Эмомали Шарифовича. Он в свою очередь напирал на то, что оппозиция не отказалась от планов вооруженного свержения правительства, и не был неправ. Не помогало делу также то, что внутри таджикского руководства имелись сторонники силовых действий. Не лучшим образом вел себя Узбекистан, время от времени перекрывавший газовые или транспортные магистрали. В итоге кроме обещания всерьез подумать о необходимости диалога я ничего из Душанбе не привез.
Надо признать, что Рахмонов оказался твердым орешком. В декабре 1993 г., не посоветовавшись с нами и зная, что нам это не понравится, он снял Абдумалика Абдуллоджанова с поста премьер-министра. Задним числом нам объяснили, что этого, дескать, требовали узбеки и что премьер не очень хорошо ведет дела. Докладывая вопрос Козыреву, я говорил, что Абдумалик – это не подарок, но и так баланс в правительстве смещен в пользу кулябцев. Нельзя проглатывать подобное пренебрежение нашими рекомендациями. Как раз в этот момент мы должны были выдать Таджикистану (который единственный из всех бывших республик еще оставался в рублевой зоне) наличность. Ее повез в Душанбе Владимир Машиц, руководитель Межгосударственного банка СНГ. С согласия Ельцина Козырев поручил Машицу высказать Рахмонову наши соображения насчет Абдуллоджанова, но это тоже не помогло. В итоге возобладало настроение: ладно, это стерпим, но дальше будем действовать жестче.
Моя «имперская душа» все же страдала, что нашло полное понимание у Примакова. У него намечалась поездка в Ташкент, и решено было этим воспользоваться. Сессию таджикского Верховного Совета, где должны были утвердить снятие премьера, назначили на 24 декабря. Наш план был сессию отложить и тем самым заморозить кадровые вопросы. После беседы с Примаковым Ислам Абдуганиевич дал команду своим людям в Худжанде, и они просто-напросто не приехали на сессию Верховного Совета в Душанбе. Ввиду отсутствия кворума она не состоялась. В эти же дни прошел саммит СНГ в Ашгабате, где Ельцин с Козыревым нелицеприятно переговорили с Рахмоновым. Дело было не только в том, чтобы защитить престиж России. Абдуллоджанов был известен благожелательным отношением к нуждам русскоязычного населения Таджикистана. На какое-то время мы его сохранили.
Но, в общем-то, нам плохо давались нажимные методы. Брежневский восемнадцатилетний период не прошел даром. Власть в республиках привыкла к парадигме: Москва делает вид, что командует, мы делаем вид, что подчиняемся. В то
