– Ты сам придумал? – спросил я.
Он зло усмехнулся.
– Если бы и не сам, думаете, сказал бы? Нет, в самом деле сам. Но это не значит, что тысячи патриотов сейчас не мастерят бомбы, не подстерегают предателя с ножами, пистолетами, автоматами… а от выстрела из снайперской тебя, жидовская морда, не спасут эти мордовороты!
Он говорил с такой яростью, что казалось, сейчас бросится на меня и разорвет.
– Да будь я в самом деле жидом, – ответил я как можно сдержанней, – но я действую в интересах России. А ты – китайский агент или японский? Сам не знаешь. Только думаешь, что русский патриот, а на самом деле работаешь на Восток…
Павел вздохнул, начал выдвигать руку из-под стола. Я покосился на телохранителей, на него вроде бы не смотрят, но я ощутил, что все замечают, контролируют, готовы. Игнатьев начал говорить чуть громче, тоже заметил движение напарника, Павел выдернул руку с зажатой в ладони рукоятью пистолета. Прогремели три выстрела, голова Павла превратилась в окровавленную массу, откуда с силой хлынула кровь.
Игнатьев отшатнулся от безжизненного тела, глаза расширены, кровью забрызгало, залило плечо. Он даже не попытался подхватить пистолет, упавший ему прямо на колени. Я перевел дыхание, эти новые пули вместо аккуратных дырочек пробивают целые туннели, разламывают кости. К тому же все трое выстрелили в голову, профессионалы.
– Где сейчас Дятлов? – спросил я.
– И его хочешь? – спросил Игнатьев зло. – Не выйдет.
– Следы ведут к нему, – сообщил я. Посмотрел на Валентина. – Может, ты скажешь, где сейчас Дятлов?
Валентин вздрогнул, посмотрел на обвисшее тело Павла, снова на меня.
– Н-не знаю, – пролепетал он. – Не знаю.
Лицо Игнатьева чуть расслабилось, он даже перевел дыхание. Я покачал головой:
– Знаете оба. Ладно, здесь ты командуешь. Потому к тебе, Вадим, вопрос еще раз: где Дятлов?
– Пошел ты, жидовский прихвостень!
– Ага, значит, уже не жид, а только прихвостень, – сказал я. – Спасибо за повышение в звании… Или это понижение?
Я зашел чуть сбоку, вытащил пистолет, с горечью ощущая в ладони его недобрую тяжесть, опустил ствол пистолета, чтобы ноги оказались на линии огня. Игнатьев оскалил зубы и покачал головой. Я нажал на спусковую скобу. Руку тряхнуло, а колено Игнатьева подбросило. Он вскрикнул, обеими руками ухватился за место, куда ударила пуля. Между пальцев выступила темная густая кровь, потекла красными струями по ноге. Валентин задрожал и смотрел на меня умоляющими глазами, но сказать ничего не осмелился.
– Ты хуже чем жид, – прошипел Игнатьев сквозь зубы. – Они враги, а ты – прихвостень, шабес-гой. Ты мельче и гаже…
– Мне разбираться некогда, – ответил я, – дурак ты или китайско-японский шпион. Или засланный казачок из мусульманского мира. Сейчас ты враг, следующая пуля – в лоб. Или между ног. Где Дятлов?
– Жидовский прихвостень, – сказал он. – Грязь, о которую жидовня вытрет ноги, когда пойдет к мировому господству!
Ствол моего пистолета поднялся чуть выше. Грянул выстрел. Вадим закричал, ладони соскользнули с залитого кровью колена и накрыли пах. В колене пламенела дыра с темными краями. Толчками била кровь. Вроде бы в костях и суставах крови нет, но у китайского шпиона или русского дурака есть.
– Скажешь?
– Да здравствует Россия! – прохрипел он. – Да сгинут все жиды на свете…
Я поднял пистолет, спросил, не поворачивая головы:
– Согласны?
Дрожащий голос Лукошина проблеял за спиной:
– Да, но… лучше бы этого не видеть…
– Что скажут наши товарищи, – поддержал Лысенко угрюмо. – Своих же соратников по партии…
– Не мы убили Беловича, – напомнил я. – Мы лишь пришли с возмездием. Мы что, будем суд присяжных созывать? Мы – суд присяжных!
– Виновен, – донеслось из-за спины безжизненное, я с трудом узнал голос Лысенко.
– Виновен, – услышал я и голос Лукошина.
Игнатьев все еще не верит, видно по лицу. Меня трясло от бешенства, я не политик, не приму аксиомы, что надо обязательно, как пауки в банке: холодно и безжалостно, без эмоций, прицелился Игнатьеву в середину лба.
– Скажешь?
Он покачал головой. В глазах горит ярость, священный огонь мученичества.
– Россия воспрянет!
– Как китайская провинция?
Выстрел раздался негромкий, просто хлопок, но Игнатьева отшвырнуло, он упал на спину вместе со стулом. Пуля разворотила переносицу, кровь потекла густая и неожиданно прекратилась, словно изнутри перекрыли заслонкой.
Валентин всхлипывал, я перевел пистолет в его сторону, чтобы черное дуло смотрело прямо между глаз.
– Сперва колени, – сказал ему жестко. – Потом сам знаешь что… А затем… хотя, может быть, последнюю пулю оставлю в стволе. Тебе хватит пуль в локтях, коленях и гениталиях.
Он взмолился:
– Погоди, не нужно! Я случайно знаю, что Дятлов сейчас на даче у Ротмистрова.
За моей спиной тихонько ахнул Лукошин. Я переспросил недоверчиво:
– У Ротмистрова? Сбреши что-нибудь получше.
– Правда, – заговорил он торопливо, глаза не отрывали взгляд от черного дула пистолета. – Я сам не поверил! Но Вадим звонил Дятлову, они говорили долго, спорили, ругались, потом помирились. Я услышал, когда заходил в комнату… Связь хорошая, и я ведь музыкант, у меня слух! Дятлов сказал, что они с Уховертовым остановились именно у Ротмистрова. Там их никто не обнаружит, это кооперативный поселок, все друг у друга на виду, но к Ротмистрову можно пробраться лесом, так что никто из охраны поселка не заметит!
Я молчал в затруднении, Лукошин проговорил за спиной:
– Слишком невероятно…
Лысенко добавил:
– Если бы этот дурак хотел соврать, придумал бы поубедительнее. Я ему верю.
– Но проверим, – бросил я. Повернулся к неподвижным телохранителям. – Возьмем этого с собой. Если соврал, так легко не отделается, как эти двое.
Его подхватили, вывернув руки, я пошел вперед, за мной Лукошин и Лысенко, но один из телохранителей, бросив пару слов в воротник, выскользнул вперед. Две машины у самого подъезда распахнули двери, как только мы показались на ступеньках. Я с Лукошиным и Лысенко сел в головную, пленника затолкали в другую, машины тут же сорвались с места.
С нами сел Куйбышенко, лицо каменное, но в запавших глазах я чувствовал одобрение.
– Вы хорошо держитесь, – сказал он, – однако этого мало, если собрались ехать на дачу. Я примерно знаю те места, там хорошая охрана. Подойти, минуя охрану, можно со стороны леса, как сказал этот, так и запланировано, чтобы принимать гостей, которых не хотят показывать охране, но там каждый дюйм просматривают телекамеры хозяина.
Притихший Лукошин проблеял робко:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
