И всё же — хвала и слава въедливым журналистам! — скандалы, разные пересуды и обличительные статьи вокруг этой организации ни на день не прекращались. Как и не зарастала, скорее наоборот, разрасталась народная тропа. Как к мировому судье. Споры там разрешались легко и незатейливо, по понятиям. Что может быть проще? «Вы обещали (с клиентом только на «вы»!) все деньги, такую-то сумму, вернуть к такому-то числу с процентами? Обещали?» «Да, но»… Должника вежливо останавливали: «Извините, вас конкретно серьёзные люди спрашивают, спокойно: вы обещали или нет?» «Да, обещал». — С трудом выдавливал нужный ответ очередная «редиска», но своё очередное спасительно-оправдательное «но» он произнести не успевал, ему уже зачитывали вердикт: «Значит, вернуть обязаны. Вот к утру и будьте любезны. Иначе, сами понимаете… Здесь два раза не повторяют». Так все и понимали.
Понимали и то, что это последняя инстанция. Что выше только Господь Бог. Да и то он наверняка опоздает, если даже и захочет помочь. Таким вот всё Макаром — «миром», надо говорить, и решалось.
Некоторые «несогласные» с вердиктом, а были, рассказывают, и такие — ничтожно малый процент, вообще как легенда, — неожиданно запросто лишались не только денег, работы, какого-либо товара, машин, квартир, но и… Нет, вот до последнего этапа, не упомянутого, редко когда доходило… Для компенсации неустойки и прочего — истцу и перечисленного набора обычно хватало. Да и в жизни организации были и более серьёзные времена, то есть проходили достаточно серьёзные, громкие судебные дела. И довольно часто. На них, от имени организации, затмевая все прочие обвинительные речи и выступления, сражались — и не за деньги, говорят, а за бешеные деньги! — лучшие адвокаты высокой адвокатуры аж из самой Москвы. Действительно приезжали лучшие. Так дела представляли-обставляли, камня на камне не оставляя от обвинения, что тот или иной, в основном оседающий здесь, в крае, замаравшийся перед людьми, а, значит, законом, представитель тех или иных закавказских, азиатских и прочих, не по-дням в это время размножавшихся в крае диаспор, запросто оправданный выходил на свободу. Раз, два, и чист человек перед законом. Гуляй, Вася! «Это ж, надо!», возмущалась очередная изобличительная газетная статья. В общем, и поделом общественности. Не зря, значит, организация хлеб с маслом ела, а её уважаемый господин президент (для особо близких Костик, или мягко так, с придыханием, Петро-ович!) ездил на шестисотом Мерседесе (точь в точь, как губернатор края), с тонированными стёклами, мощной охраной — за бампером мерса, на большом джипе.
К нему — самому! — на разбор и попал, с подачи юриста, она организовала «поляну», СанСаныч. Так же как и остальные страждущие, отстоял в очереди… Как к зубному!.. Изредка по коридору прохаживались парни, неопределённых лет, но исхудавшей наружности, с не отросшими волосами на голове, со множеством синюшных наколок на руках. Это как раз те люди, для реабилитации которых и создавалась организация, они «дежурные» сейчас. В руках у них веники и совки. Подметают несуществующий мусор. При виде посетителей, в глазах у них вспыхивает яркий огонёк злорадства, и ещё чего-то, беспощадно-холодного, в кривой многозначительной ухмылке. Они, как своеобразный электрошок, угнетающе действуют на просителей. Но молчат, в разговоры и знакомства не вступают, проинструктированы.
Разговор с «судьёй» у СанСаныча получился на удивление очень коротким. Даже более чем.
Его приняли так же вежливо, как и остальных клиентов.
В прохладной просторной комнате (кондиционер! — непроизвольно отметил СанСаныч), несколько кожаных диванов, столиков, кресел, его принял сам Константин Петрович и его первый заместитель, по совместительству прокурор, следователь, и главный надзирающий за исполнением в одном лице. Константин Петрович не высокий, лет тридцати, тридцати пяти молодой ещё человек, с чуть оплывающей фигурой, короткой причёской, широким лицом, внимательным, ускользающим взглядом. Нормальный рот, нормальные уши, обычные губы… Мафией, в прямом понимании слова, и не пахнет совсем. И голос не громкий, чуть плоский, мало выразительный… Его заместитель заметно отличался от «босса»: тоже не высокий, но крепкий, атлетически сложенный парень лет двадцати пяти, с красивым юношеским ещё открытым лицом, пухлыми губами, темными (с Дона!), казацкими глазами, таким же коротко стриженным волнистым волосом на голове… Оба в дорогих импортных костюмах, с распахнутыми у ворота светлыми рубашками, оба без галстуков… Сидят на диване свободно развалясь, на столе, перед ними, никаких бумаг ни документов, только пара высоких стаканов к прохладительным напиткам. За окном почти осень, но жара!
На очередного вошедшего посетителя, СанСаныча, оба глянули коротко, с любопытством. СанСаныч чувствовал себя не очень спокойно, как, наверное, у врача-практолога. Сам-то он у такого врача, слава Богу, ещё ни разу не был. Но бывалые говорили — малоприятная процедура. Так и здесь: и надо показаться, и, как говорится, стыдно штаны снимать. Но, что делать, — сказал «а» — говори и бэ…
В принципе, ему говорить и не пришлось.
Когда СанСаныч пройдя комнату присел, едва не утонув в кресле, судьи переглянулись, и младший сказал старшему:
— Я вам рассказывал… угон залоговой машины…
— А, да-да, помню, — светло вздохнул Петрович, оборачиваясь к СанСанычу, внимательно оглядел просителя. Чуть помолчав, не спешно начал говорить. — Мне рассказывали про вашу фирму… Хорошее дело ведёте. Нужное. С детским здоровьем у нас действительно очень большие проблемы, к сожалению, как и во всей стране. Кстати, моя сестра тоже у вас что-то там постоянно детское покупает. Хвалит, молодцы, ребята, говорит. Сервис, и всё такое. — Президент развёл руками. — А что касается вашей конкретной проблемы… Тут всё плохо. С машиной вас пожалуй что и кинули… обычное дело… у нас такое с каждым получиться может… Человек не застрахован… если он сам по-себе, и один. Я бы мог помочь вам, если бы вы ещё раньше — до этого! — добровольно вступили в наше общество… Не было бы никаких проблем. Или машина, или весь товар был бы уже у вас. Но вы, как мне сказали, не являетесь членом нашего общества, ещё… как тот ваш, возможно — я не утверждаю! — подчёркиваю — возможно, кидала-партнёр.
СанСаныч внимательно слушал отповедь, безуспешно пытаясь поймать взгляд босса. Уже понимал, ему указали на тактическую его ошибку, имеющую стратегически важные для него — теперь — последствия… от ворот — поворот. Обиделся на это. Терять уже было нечего.
— Ну и что из того: вступил — не вступил? — с вызовом, позволил себе вступить в полемику с самим Константином Петровичем. Не позволительное — предупреждали! — дело. Оба хозяина положения с интересом взглянули на посетителя: наглеет вроде клиент. Но СанСаныч, обидевшись, не обращал внимания на их переглядывания, наступал. — Если вы всё можете, как говорите, вот и исправьте ситуацию… Накажите кидалу, как вы его называете! Если вы за справедливость… Понятно тогда будет.
— Нет, Александр Александрович, — сохраняя лицо, мягко перебил президент ОАО. — Так мы не можем. Это не по правилам. У нас порядок для всех один: сначала нужно договор о совместной деятельности с нами подписать, потом и защита любая будет… Так что, вступайте в наши ряды… в дальнейшем у вас будет полный порядок… Полный! Я гарантирую. Но — в дальнейшем! — последнее президент подчеркнул особо, помолчав, развёл руками. — А сейчас… я ничего не могу для вас сделать. Это не по правилам. Как говорится — увы, не по понятиям. Всего хорошего. — Чуть устало и равнодушно пожелал лёгкой и спокойной жизни клиенту.
СанСаныч поднялся (штаны, условно говоря, ещё были ниже колен), направился к выходу (мысленно подтягивая штаны к поясу), с огорчением размышляя: зря сходил (здоров ещё!).
— Да, возьмите, пожалуйста, в приёмной бланки наших договоров. — Успел в закрывающуюся дверь, вдогонку, подкинуть главную идею переговоров заместитель, вице-президент организации отвечающий за развитие бизнес— и прочих контактов.
СанСаныч машинально кивнул головой, и прикрыл дверь. Секретарь, такой же худой и синюшный мужик, как и другие «дежурные», не спрашивая, и не глядя, привычно протянул посетителю чистые бланки, чего-то буркнув. Вдрызг расстроенный, СанСаныч даже не переспросил, чего это он там бормочет… Вышел.
Так и закончилось — ничем — его хождение в мафию. К мафии…
Но мысль, что его кинули, ужасно портила настроение, отравляла жизнь. СанСаныч, в общем-то, далеко где-то, внутри себя, предполагал такой вариант, хоть и простак в таких делах, но понимал возможную вероятность, а всё одно, отгонял. Не мог в это поверить. Вернее, не мог согласиться с человеческой подлючестью. «Ну, как же так, а! Жена погибла, дочь маленькая растёт без матери… человек судьбой обижен, не может он подонком быть… Не может. Не должен! Да и слово же СанСанычу дал… В уважении объяснялся… А вот, поди ж ты! — Не хотел верить этому СанСаныч, винил только себя. Говорил, — сам, дурак, виноват. Дурак, конечно, дурак!.. Машину нужно было застраховать (Не успел! А если откровенно: вообще тогда не придал этому значения), замки (бы) поменять, глаз с неё (бы) не спускать… И вообще, не нужно было (бы) брать её в залог. В общем, полное — три бэ (точнее — три дэ: дурак, дубина, дуролом)». Понимал истинную цену своего проступка. Расстраивался, переживал… Отчётливо понимая абсолютную неотвратность… Поезд ушёл… Машина — тю-тю! Укатилась, закатилась, испарилась. Как и товар на большую сумму, тяжёлую сумму, неподъёмную…
