Кстати, тоже вот проблема. Я ж прекрасно понимаю, что физика-математика мне по работе не особо нужны. Но вот как-то не принято у нас не разбираться в науке. Потому что будут считать... а вот кем, кстати? Дураком? Нет, конечно. Недоучкой? Да тоже вроде бы нет. Профессионально непригодным? Вот уж точно нет. Но при всём при том уважения ко мне точно убавится. Типа — нормальный мужик, умный, дело знает, но в математике не сечёт, фазовую и групповую скорость волны путает, ну и так далее по всем кочкам. И будут на меня посматривать с этаким, знаете ли, чувством. Ну совсем-совсем незаметным. Но я замечу.
И чтобы ничего такого про себя не замечать, я впихнул в себя столько физики и математики, сколько нужно, чтобы оправдать занимаемое положение. То есть довольно-таки много. Мог бы и больше, но я же понимаю, что это манипуляция. Нужная для того, чтобы выстроить наше общество ещё и по этой линеечке.
Почему так? Потому что, как ни крути, наука для нас — высшая ценность. Ну, допустим, не самая высшая. Самая высшая — это деятельный гуманизм. Значит, наука вторая по значению. А где-то даже и не вторая. И уж точно всеобщая. Потому что деятельный гуманизм — это как бы за всё хорошее против всего плохого. Вот только где хорошее, а где плохое, обычно выясняется сильно позже, чем хотелось бы. А вот сходится формула или не сходится, можно просчитать. Так что реально рулит наука. Причём не просто наука, а именно математика с физикой и всё на них похожее. Ну а всеобщая ценность на то и всеобщая, чтобы её разделяли все. То есть каждый. И чтобы до каждого дошло, что она не хухры-мухры, а именно ценность, он должен это ощутить на собственной шкуре. Так или иначе. То есть — или потратив время и поломав голову над всякими научными теориями. Или терпя вот такое к себе отношение. Не то чтобы вот прямо плохое, а всё-таки нелестное. Вот как-то так. Лучше бы Сикорски сказал, он такие вещи в три фразы уминает. А у меня коряво как-то. Ну извините, не писатель. Зато фазовую и групповую скорость волны не путаю. И вообще по научной части не особо срамлюсь.
Эх. Что-то я снова разболтался про своё про девичье, как выражается Славин в таких случаях. А надо бы всё-таки про Антона.
Внедрение Малышева в качестве благородного дона Руматы прошло успешно. При дворе его приняли. За молодого дурака, у которого денег куры не клюют, а мозгов мало. Репутация не самая почётная, но для агента — самая удобная. Малышев её подтвердил, сразу поссорившись с двумя очень уважаемыми людьми из королевской канцелярии, а для закрепления эффекта — приударив за новой королевской любовницей, доной Мидарой. Приударил чисто символически, разумеется. Но подобная дурь произвела впечатление даже на крайне подозрительного Пица Шестого, который на каждое новое лицо смотрел как на потенциального шпиона. Поэтому он ограничился всего лишь плотным наружным наблюдением за новичком. Тот себя и показал: много и безобразно пил, дрался с кем попало на мечах и шпагах, настойчиво — хотя и не очень успешно — волочился за несколькими придворными дурами, ну и всё такое. Такое простодушие постепенно убедили короля и его людей, что молодой эсторский аристократ — тот, за кого себя выдаёт. Справки, наведённые в метрополии, вроде бы подтверждали, что благородный дон Румата Эсторский — богатый простофиля, убранный собственной семьёй подальше, чтобы не путался под ногами. Несколько настораживало демонстративное богатство молодого дона: люди, привыкшие сорить деньгами, часто оказываются на мели и продаются задёшево. Однако две сымитированные королевскими службами попытки вербовки дон Румата отверг в лучшем стиле: одного вербовщика он чуть не зарубил, другого напоил до полусмерти и сдал королевским стражникам. Причём последним специально сказал, что весь Арканар он продал бы за три гроша, но его, великого Румату Эсторского, гроши не волнуют. И тут же заблевал им всю канцелярию. Жизненной достоверности для.
Все заинтересованные лица пришли к выводу, что новичок пока что не представляет непосредственной опасности. А также и интереса. И оставили в покое — до поры до времени, разумеется.
Примерно год Антон вживался в новые реалии и собирал информацию. В особенности его интересовало положение дел с местными светочами прогресса и носителями культуры, на которых Институт сделал ставку. Благо, за год внедрения он многое понял. Что именно — я уже вроде как рассказал.
Однако личное знакомство со сливками местного интеллектуалитета дополнило общие впечатления красочными подробностями.
Королевский двор был главным работодателем для книгочейской верхушки. При дворе толклись поэты и прозаики, подрабатывающие сочинением од и эпиталам, а также оскорбительных эпиграмм и срамных побасёнок — за это, кстати, платили лучше. Алхимики, знахари и прочие шарлатаны тусовались там же: торговали лекарствами, ядами и средствами для увеличения потенции. Туда же стекались и художники. Эти в основном обслуживали увядающих доний, омолаживая их на холсте, а также благородных донов, малюя для них обнажённую натуру. (Лена, вот только не спрашивай, зачем.)
В столице империи была даже обсерватория. Пиц Пятый делал вид, что увлекался астрологией — это позволяло ему принимать неожиданные решения, ссылаясь на волю звёзд. Кроме того, его интересовало построение календаря более точного, чем эсторский. Работы над календарём были прекращены уже при Пице Шестом, когда придворный астролог Багир Киссэнский, подкупленный соанцами, составил гороскоп, решительно противоречивший планам Его Величества. Это произошло уже во времена Министерства охраны короны, и Багир оказался в числе первых жертв... Впрочем, отдельная история. Может, позже распишу, если настроение будет.
Ясное дело, за хлебные места при дворе шла жесточайшая конкуренция. В отчётах Малышева приводилось несколько совсем уж курьёзных случаев, вроде попытки отравления придворным кулинаром придворного знахаря. Причиной было то, что лекарь категорически запретил Его Величеству кушать именно те блюда, в приготовлении которых кулинар был особенно силён. Сделал он это не просто так, а за взятку, которую ему дал учитель наследника, считавшийся знатоком естественных наук. Таким образом он хотел отомстить кулинару, который несколько раз уличил его в незнании строения тел животных и свойств растений, что бросало тень на его хвалёную учёность. И что самое смешное — яд был куплен у самого же знахаря, который этим добром втихую приторговывал. Это его и спасло, точнее — почти спасло: он узнал симптомы и принял противоядие. Погубил же он себя сам: пожаловался королю на покушение. Тот запустил расследование, а по его итогам приказал казнить всех участников этой истории. Особенно пострадал кулинар: у него предварительно выпытали рецепты всех блюд, которые королю нравились, а потом доотравили тем самым ядом. Остальных просто выпотрошили и сожгли... Рассказывая об этом случае, Малышев неосторожно заметил, что отчасти понимает Его Величество.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
