— Ах, Томми, Томми, — произнес он наконец тоном отца, упрекающего провинившегося ребенка, — ну почему мы с тобой попали в такую неприятную ситуацию? Неужели так сложно было выполнять мои простейшие правила?
Том молчал. Не столько потому, что вопрос был риторическим, сколько потому, что сильно сомневался, что смог бы произнести членораздельно хотя бы одно слово со ртом, полным крови и обломков зубов. В голове немного прояснилось, и он увидел, что действительно находится на пристани, в нескольких шагах от реки. Кроме Мюррея, стоявшего перед ним, и его бывших товарищей, ждущих приказа, на берегу никого не было. Место было выбрано превосходно, никто никогда не узнает о том, что здесь произошло. Здесь умирали не известные никому люди, которых никто не знал. Их бездыханные тела сбрасывали в Темзу под покровом ночи как мусор, а город продолжал безмятежно спать. И на следующий день никто не замечал их исчезновения. Так будет и с ним: ни один человек никогда не спросит: «А где же Том Блант?» Жизнь пойдет своим чередом и без его в ней участия, поскольку он так и не совершил ничего, что как-то повлияло бы на ее течение.
— А знаешь, что самое забавное, Том? — спокойно спросил Мюррей, подходя к краю пристани и внимательно обозревая непроглядную черноту воды. — Тебя ведь выдала ее любовь.
Том снова ничего не ответил. Он только посмотрел на своего шефа, который продолжал пристально вглядываться в темные воды Темзы — бездонный ларец, где он хранил все, что приносило ему какие-либо проблемы. Через пару секунд Мюррей повернулся к Тому и посмотрел на него с улыбкой, одновременно казавшейся и насмешливой и сочувственной.
— Да, да. Я никогда бы не узнал о вашей идиллии, если бы она не явилась ко мне в агентство на следующий день после экскурсии, чтобы попросить адрес какого-нибудь предка капитана Шеклтона.
Мюррей замолчал, давая Тому возможность переварить сказанное, потому что по его изумленному лицу он понял, что девушка не сказала ему об этом ни слова. Впрочем, он так и думал. Да и было ли это важно? С ее точки зрения — конечно нет. С точки зрения Гиллиама, это было роковой ошибкой.
— Я понятия не имел, чего хочет эта девушка, — добавил он, приближаясь к Тому короткими шажками. — Сказал ей пару глупостей и отправил домой. Но мне стало любопытно, и я отправил одного из моих людей проследить за ней. Нужно было убедиться, что она ничего не подозревает. Ты ведь знаешь, как я не люблю, когда кто-то сует нос в мои дела. Но мисс Хаггерти и не думала ничего разнюхивать. Совсем наоборот, правда? Ты не представляешь моего удивления, когда мой информатор сообщил, что она встретилась с тобой в чайном салоне, а потом… Ну, ты и сам знаешь, что потом было в пансионе «Пикар».
Голова Тома низко склонилась. Было непонятно, произошло это от охватившего его стыда или у него в глазах снова начало темнеть.
— Мои подозрения подтвердились, — продолжал Гиллиам, которого явно забавляла реакция Тома, — хотя все оказалось не так, как я думал. Я собирался убить тебя прямо тогда, но меня привело в настоящее восхищение то, как ты воспользовался ситуацией. Но неожиданно ты сделал ход конем — отправился в дом Уэллса. Это заинтриговало меня, захотелось увидеть, что ты задумал. Если ты собирался выдать нас, то выбрал не то лицо. Как ты и сам мог сразу убедиться, Уэллс — единственный человек в Лондоне, который знает всю правду. Но нет, твои намерения были гораздо благороднее.
Гиллиам продолжал расхаживать короткими шагами перед Томом. От его движения взад и вперед доски пристани неприятно колыхались. Сидящая чуть поодаль Этерна с любопытством наблюдала за происходящим.
— Когда ты вышел из дома Уэллса, ты направился в Харроу и спрятал какое-то письмо под камнем. Мой шпион немедленно принес мне его, и, прочитав, я понял все. — Мюррей лукаво подмигнул Тому. — Должен признать, я неплохо развлекся, читая ваши письма, которые мой человек приносил мне, как только они появлялись под камнем, и клал обратно, до того как за ними придут. Таким образом я прочел их все, кроме последнего, разумеется. Ты так стремительно забрал письмо, что мне пришлось выкрасть его у Уэллса, воспользовавшись тем, что он каждый день совершает свои дурацкие прогулки на этом нелепом агрегате, называемом велосипед.
Мюррей прекратил расхаживать взад и вперед и снова посмотрел на воду.
— Герберт Джордж Уэллс… — процедил он с плохо сдерживаемой ненавистью. — Несчастный идиот. Каждый раз мне больших усилий стоило устоять против искушения разорвать его письмо и написать свое собственное. Я не сделал этого только потому, что Уэллс все равно никогда бы ничего не узнал, так что, в конце концов, это было лишено всякого смысла. Ну да ладно, оставим это, Том, — неожиданно весело воскликнул Мюррей, снова поворачиваясь к своей жертве. — Это соперничество между писателями тебе совсем не интересно, правда? Я действительно неплохо развлекся, читая ваши письма, особенно некоторые места, ну ты понимаешь. Я полагаю, вы все многому научились. Ну а сегодня романтическая история с письмами подошла к концу. Сердобольные старушки будут долго оплакивать несчастных влюбленных, а я наконец могу убить тебя.
Он присел на корточки перед Томом и нежно, почти по-матерински, поднял его голову за подбородок. Кровь, стекавшая из разбитой губы Тома, запачкала его пальцы. Мюррей достал из кармана платок и спокойно вытер руку, продолжая с интересом смотреть на Тома.
— А знаешь что, Том? — сказал он. — В глубине души я очень благодарен за все усилия, которые тебе пришлось приложить, чтобы мой обман не раскрылся. Я знаю, что отчасти это была не твоя вина. Но только отчасти. Эта легкомысленная девушка начала всю заваруху, я знаю. Но ты ведь мог просто оставить все как есть, правда? А ты этого не сделал. Где-то я тебя понимаю, ты не думай. Наверное, девушка стоит того риска, на который ты пошел ради нее. Но ты ведь понимаешь, что я не могу оставить тебя в живых? В этой истории у каждого есть своя роль. К сожалению — твоему сожалению, — моя партия заключается в том, чтобы убить тебя. А по иронии твоей несчастной судьбы исполнителями этого дела будут твои верные солдаты из будущего.
Мюррей насмешливо глянул в сторону бывших приятелей Тома поверх его головы. Потом он снова перевел взгляд на Тома и долго смотрел на него, как будто всерьез размышляя, может ли он изменить свое решение и поступить по-другому.
— Это неизбежно, Том, — произнес он наконец, пожимая плечами. — Если я оставлю тебя в живых, рано или поздно ты снова попытаешься встретиться с ней. Я уверен. Ты снова пойдешь к ней, потому что ты любишь ее.
Услышав эти слова, Том поднял на него удивленный взгляд. Это было правдой? Он действительно любил Клер? Он ведь так и не решил для себя этот вопрос, потому что ответ на него все равно ничего бы не дал ему. Любил ли он ее по-настоящему или все произошедшее было для него ничего не значащей интрижкой — какая разница? Он в любом случае не должен был больше искать с ней встречи. Но теперь ему пришлось признать, что Гиллиам был прав: если бы он сохранил ему жизнь, Том немедленно отправился бы к Клер. А это означало, как верно заметил Мюррей, что он действительно был влюблен в нее. «Я люблю ее, — подумал Том. — Я люблю Клер Хаггерти». Он полюбил ее сразу, как только увидел. Полюбил серьезный взгляд ее глаз, нежную мягкость кожи, то, как она любила его. Эта любовь, глубину которой Том осознал только сейчас, вдруг представилась ему чем-то вроде чудесного облака — оно окружило его со всех сторон, защищая от внешнего мира. Облако дарило ему струящиеся потоки тепла, способные растопить лед, сковавший его душу из-за каждодневных опостылевших забот и проблем, защитить его жалкое существование от пронизывающего ветра, который прорывался в самые потаенные уголки его сердца. Том осознал со всей ясностью, что самым сокровенным его желанием было любить Клер с той же страстью, с какой она любила его, что это и было той великой миссией, ради которой он пришел в этот мир, что это было самой главной, самой благородной целью всей его жизни: любить, любить со всей силой своего сердца, без какой-либо иной причины — только ради наслаждения от того, что он обнаружил себя способным на такое чувство. Это стало сутью, тайной его бытия. Возможно, он не совершил ничего значительного на протяжении своей недолгой жизни, но он был способен сделать счастливым другого человека и навсегда оставить след в его сердце. Мюррей был прав. Том отправился бы к Клер, потому что страстно желал быть рядом с ней, она была нужна, необходима ему, чтобы убежать навсегда от себя прежнего. Он отправился бы к ней, чтобы они оба обрели свое счастье или вместе полетели в пропасть. Он отправился бы к ней, потому что любил ее. В конце концов выходило, что ложь, окружавшая Клер, по большому счету не была таковой. Девушка любила человека, который так же страстно любил ее, и он, как и Шеклтон, не мог соединить с ней свою судьбу, его любовь не могла долететь до нее, она терялась где-то посередине извилистого пути. Что проку жить в одной эпохе и даже в одном и том же городе — омерзительном Лондоне конца века, — коль скоро им все равно не суждено быть вместе, как если бы они были разделены океаном времени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
