никто никому ничего не должен. И тогда всегда остается маленькая тропинка друг к другу, по которой время от времени, когда за окном дождь или снег, а на душе чуть скребут кошки, можно дотопать, например, до той же кровати. Мы же не враги, у нас есть общее прошлое, хорошее, светлое, душевно-теплое.
А эта поганка взяла, и всю мою коллекцию бывших в «бан» кинула»! Ну не стерва? И главное – по какому праву? Нет, мотивы понятны, с этим проблем нет. Но с какого ляда она решила, что ей можно решение такое принимать, да еще его и реализовывать? Да хрен с ним, с решением! Кто ей позволил в моем телефоне лазать в принципе? Я все понимаю – штамп из штампов, почти народный фольклор, ни одно скетч-шоу без сценки «она залезла в его телефон» вообще не обходится, но то шоу. А тут жизнь. За такую самодеятельность, по-хорошему, надо пинка под зад кое-кому дать со всей дури. И аргумент «так пароля нет, значит можно» не принимается. Основой сожительства двух взрослых людей являются моменты некоего взаимного уважения и умение договариваться друг с другом, а также способность время от времени идти на уступки, иногда даже с уроном для себя. Без этого что-то по-настоящему серьезное, капитальное, жизнеспособное построить трудно. Телефон – это та личная территория, на которую без спроса соваться нельзя, это проявление лютейшего неуважения ко мне, как к личности. Ну, или хотя бы следы не надо оставлять, что ли…
Короче, я был жутко зол. Настолько, что окажись Вика передо мной здесь и сейчас, то, пожалуй, минут через пять разговора наши с ней отношения можно было бы размещать в том разделе моей личной жизни, над которым расположена вывеска «Было и прошло». И плевать на то, что я несу за нее определенную ответственность. В конце концов, я не самый лучший человек на планете. Даже, скорее, наоборот. И пожелания Азова для меня несущественны были бы. Нравится ему Виктория – пусть он сам с ней живет. Пусть она в его телефоне копается, а не в моем.
Чтобы немного успокоиться, я выкурил сигаретку, а после уселся за компьютер, решив-таки изучить материалы, посвященные Великой Степи. Ушло у меня на это полчаса, в течении которых я только и знал, что кряхтел, недовольно сопел и цыкал зубом.
Места там в самом деле были те еще. Не соврал Мэлмют - никакого закона, никаких правил, каждый сам за себя, и все такое прочее. Безопасными на огромных просторах, раскинувшихся травяным ковром под предвечным синим небом, считались лишь четыре десятка небольших поселков, поделенными между несколькими игровыми группировками, беспорядочно раскиданные небольшие рощицы, выступающими в качестве эдаких оазисов для игровой передышки, да масштабные развалины древнего города, находящиеся на дальнем побережье. Впрочем, последние были безопасны относительно. Кочевники, варвары и людоеды туда не совались, это так. Но в самом городе, как водится в таких случаях, поселилось неведомое зло, не слишком дружелюбное к незваным гостям. Проще говоря – на улицах, находящихся близ входа, можно было находиться более-менее спокойно, но если сунуться в город поглубже, то проблем не избежать. Там игроков ожидали призраки, умертвия, скелеты и все такое прочее. Не просто же так там две инстанс-зоны имеется?
А самое неприятное то, что НПС-противники в Великой Степи неглупы и умелы. Это тебе не туповатые разбойники с Запада или, к примеру, совсем уж безмозглые дэвы и джинны из песков Востока. Нет, тут обитали высокоорганизованные сообщества, с чуть ли не армейской дисциплиной и горячей ненавистью ко всем тем, кто не с ними. Да что там – с месяц назад орда, возглавляемая неким Рахманкуль-багатуром, умудрилась один из поселков на клинок, так сказать, насадить. Навалились толпой в сотню всадников, с криками «Арвааааа!» проломили стену в двух местах, вырезали под корень защитников-игроков и большую часть НПС-населения, разграбили все, что можно разграбить, подпалили перед уходом все до единого дома, и отправились обратно в степь. Скажу честно – ни о чем подобном я вообще никогда не слыхал. Однако же вот, тут это все есть.
Кстати – игроков в самом деле могут загрести в рабство. Нет, ясно что подобные штуки соответствующими органами социальной защиты в играх не приветствуются, потому игроку в тот момент, когда аркан уже захлестнет его шею, будет предложен четкий выбор – продолжить бытие тут, в Великой Степи, в качестве пленника и, потенциально, живого товара, или же прямо сейчас переместиться в более безопасное место за горы, туда, где все просто и понятно. Но следует помнить, что сюда, в степь, ты теперь вернешься с недельным штрафом и серьезно пострадавшей репутацией. Почему? За что? Да за малодушие. Ты сдался вместо того, чтобы бороться, а игра этого не любит.
Кстати, нечто подобное и в Архипелаге присутствует. Не знаю уж, с выбором, без выбора, но есть. Там на плантации сахарного тростника людей отправляют, я про это в одном из материалов, которые Таша готовит, читал.
Какой из всего этого я сделал вывод? Похоже на то, что я и вправду положу своих опричников на этом фронтире ни за грош, а после стану себе по данному поводу локти кусать. Таких верных и умелых помощников, как эта разношерстная компания, мне в игре больше не найти, а времена на пороге темные и невеселые. В клане, конечно, народ собрался достойный, но все же они игроки. То есть – обычные люди, у который помимо игры еще есть обычная жизнь с ее радостями, обязанностями, семьями, и, наконец, запросами. Для удовлетворения этих запросов всегда нужны деньги, которых вечно не хватает. Кто-то устоит перед соблазном подзаработать в мире, который на самом деле ненастоящий, а кто-то скажет «один раз живем» или, к примеру, «стыд не дым, глаза не выест». И ударит меня в спину именно в тот момент, когда я этого ждать не буду. Дай бог, чтобы оно так не получилось. Но если все-таки?
А эти четверо так никогда не поступят, потому что они другие. Они где-то более настоящие, чем мы, люди, приходящие в Файролл за забавами и острыми ощущениями. Вернее – двое из них. Назир и брат Мих
