Мы потягивали кальвадос и развлекались нашей любимой игрой «железная рука». Мне тогда было не семьдесят четыре, а двадцать восемь, руки у меня были исключительно сильные, и я почти всегда выигрывал у нормандцев, чьи мозолистые лапищи были привычны к обращению с жесткими канатами, фалами, вантами. Это их удивляло. Как-то вечером, изрядно выпив, я предложил:
— А ну, кто кулаком расколет дверь с одного удара?
Двое или трое попробовали, но у них ничего не вышло. Настала моя очередь. Я изо всей силы ударил кулаком по двери: она раскололась сверху донизу.
Стоит ли говорить, что сейчас я на такое уже не способен. Но рыбаки и матросы с того дня прониклись ко мне большим уважением.
Однажды утром, закончив очередную главу, я стоял на мостике «Остгота» и вдруг вижу: на бешеной скорости вылетает гоночный «бугатти» и, яростно взвизгнув тормозами, останавливается у самого края мостков. Я никого не ждал. Из «бугатти» выскакивает мужчина моего возраста и направляется ко мне. У него ангельское, я бы даже сказал, немножко кукольное лицо, и весь он лучится добротой. Подходит ко мне, целует в обе щеки и восклицает:
— Сименон!.. Наконец-то!
Это был Жан Ренуар, ставший с той поры моим, пожалуй, лучшим другом; я виделся с ним всякий раз, когда он бывал во Франции, а с тех пор, как Жан построил очаровательный дом на тихоокеанском побережье северней Голливуда, мы постоянно переписываемся; в этом доме была и, вероятно, до сих пор есть печь для выпечки хлеба: Жан не смог привыкнуть к американскому хлебу и стал выпекать его сам.
Не знаю, почему он так экспромтом решил навестить меня. Я видел все его фильмы, начиная с «Девочки со спичками»[129], где играла его первая жена Катрин Хесслинг.
Первым делом Жан спросил:
— Никому еще не уступили права на экранизацию «Ночи на перекрестке»?
Тогда вышли только первые романы о Мегрэ. Никто еще не предлагал мне делать по ним фильмы. Сердце у меня застучало в ускоренном темпе.
Я ответил, что еще никому. Да я бы даром уступил права, лишь бы кинокартину по моей книге снял Жан Ренуар, которого я любил больше всех режиссеров той эпохи и фильмы которого ходил смотреть в кинотеатр «Урсулинки», где тогда проходили показы авангардистов и где сеансы иногда завершались потасовками.
Каюта «Остгота» была слишком тесной, чтобы принимать в ней даже одного-единственного гостя, и я пригласил Жана в мое любимое бистро-ресторан, построенное из выкрашенных в красный цвет досок. Беседа наша длилась долго. И чем больше мы говорили, тем большую близость ощущали. Там и родилась дружба или, точней, привязанность, которая сохраняется уже почти пятьдесят лет.
Именно Жан Ренуар снял первый фильм о Мегрэ. Финансировала съемку вовсе не одна из существовавших в ту эпоху крупных кинокомпаний, а продюсер с фамилией на «ски», с которым у нас сразу же начались столкновения.
За право на экранизацию я, хоть сам никаких требований не выдвигал, получил очень недурно: пятьдесят тысяч, и это в те времена, когда франк был ни тяжелым, ни легким, а просто франком. И тогда еще не считали на сантимы!
Жан вызвал из Ниццы своего оператора — в натурных съемках тот был несравненен!
В роли Мегрэ снимался Пьер Ренуар, старший брат Жана, и, по моему мнению, лучший из Мегрэ. Пьер Ренуар, правая рука Жуве[130], сумел понять, что главный комиссар уголовной полиции — это чиновник.
Он и одет был и вел себя с достоинством, как подобает чиновнику; взгляд у него был пристальный, испытующий.
Как удалось все-таки довести фильм до конца? Не знаю. Наш продюсер с фамилией на «ски» говорил то о миллионах, то о десятках тысяч франков.
Из-за отсутствия денег неоднократно приходилось прерывать съемки. Наступила зима, а многие эпизоды надо было отснять заново.
Ну и необходимо учесть, что у Жана была привычка, сохранившаяся на всю жизнь, — импровизировать во время съемок. Это и придает его фильмам столько жизни. И отчасти поэтому в Соединенных Штатах его считают главой новейшего кинематографа.
Через несколько месяцев монтаж закончился — в смысле денег это оказался период, что называется, отлива — и был устроен показ фильма. Немногочисленные зрители, в том числе и я, были в восторге. Но после демонстрации ко мне стали подходить киношники с просьбой объяснить сюжет фильма.
Детективный фильм обязан следовать железной логике. А на экране сменялись эпизоды, и понять сюжет, в общем-то, было довольно трудно.
Провалы в развитии интриги совпадали с периодами финансовых отливов у господина на «ски». И вот, пригласив меня к себе в кабинет, он заявил:
— Кажется, зрители не все понимают. Я нашел способ, как поправить дело. После титров на экране крупным планом появляетесь вы и рассказываете, в чем суть. Потом вы будете появляться еще несколько раз и объяснять тот или иной эпизод.
Этот господин, во время съемок оказавшийся то ли скаредным, то ли безденежным, проявил вдруг непомерную щедрость, предложив мне за эту работу пятьдесят тысяч франков. Эти пятьдесят тысяч были бы мне выданы, вероятно, в виде чека и, разумеется, без обеспечения, поскольку в те времена в мире кино имели хождение главным образом чеки без обеспечения.
Я, естественно, отказался.
Разговор этот происходил в Париже. Я возвратился в Уистреам и решил продать «Остгот». Явился щегольски одетый молодой человек и поинтересовался ценой, но видно было, что для него она не имеет никакого значения. Это был альфонс одной богатой старухи, она покупала ему для забавы мой корабль.
Старуха и молодой человек оказались ревностными католиками. Начали они с того, что перекрестили «Остгот»: для их чувствительных носов от него попахивало ересью. Назвали они его «Богоматерь». Я видел, как корабль выходил из гавани с новым хозяином и священником на борту, но старой дамы не разглядел.
Мне там больше нечего было делать. Мой шофер югослав Ярко прижился тут и вскоре собирался жениться на дочери владельца единственной крупной гостиницы. Больше я его не видел и известий от него не получал. Когда при поездках на «крайслере» мы останавливались перекусить в каком-нибудь городке или деревне, Ярко подходил и торжествующе сообщал:
— Везде наши романы!
В предложениях на съемку фильмов о Мегрэ недостатка не было. Через несколько месяцев в производстве были еще три картины, не считая той, что снимал Жан Ренуар. «Желтого пса» сделал Жан Таррид, который больше ничего с тех пор не снял, на главную роль он пригласил очаровательную девушку Розину Дореан. Новым Мегрэ стал Абель Таррид, симпатичный толстяк, игравший примерно так, как когда-то играли в «Порт-Сен-Мартен»[131].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
