Мармадьюк в глубоком изумлении внимал этому бурному взрыву негодования, но, когда юноша умолк, он знаком остановил дочь, проявлявшую признаки нетерпения, и сказал:
— Вы забываетесь, Оливер Эдвардс. Я уже слышал, что вы утверждали, будто вы потомок туземных властителей этих земель. Но, право, ваше образование ни к чему вам не послужило, если вы не знаете, что земли эти достались мне по соглашению с вашими собственными предками — если вы действительно претендуете на туземное происхождение. И пусть небо будет мне свидетелем, оно знает, как я использовал эти права. После того, что вы осмелились мне сказать, мы должны расстаться. Я слишком долго предоставлял вам мой кров, настало для вас время покинуть его. Зайдите в кабинет, я выплачу все, что остался вам должен. Если хотите прислушаться к совету того, кто намного вас старше, опасайтесь, чтобы ваша невоздержанность не повредила вам в будущем.
Гнев юноши уже остыл, он стоял и глядел отсутствующим взглядом вслед удалявшемуся Мармадьюку — мысли Эдвардса были далеко. Наконец он опомнился и, медленно обведя взглядом комнату, увидел, что Элизабет опустила голову на грудь и вновь закрыла лицо руками. Вся горячность его исчезла.
— Мисс Темпл… Я позволил себе лишнее, я забыл о вашем присутствии. Вы слышали, что сказал ваш отец. Я нынче же покину ваш дом, но с вами я хотел бы расстаться по-дружески.
Элизабет медленно подняла голову, и на мгновение в глазах ее мелькнула грусть, но тут же они зажглись всегдашним огнем, щеки девушки запылали: в ней произошла резкая перемена. Она встала и двинулась к двери.
— Я прощаю вас, Эдвардс, и отец мой тоже простит вас, — сказала она, обернувшись у самого выхода. — Вы судите о нас неверно, но придет время, и вы измените мнение…
— Изменить мнение о вас, мисс Темпл? — прервал ее юноша. — Нет, никогда! Я…
— Я не хочу вас слушать, сэр, говорить буду я. Во всем, что произошло, есть нечто, чего я не понимаю. Но передайте Кожаному Чулку, чтобы он, видел в нас не только судей, но и друзей. Пусть наш разрыв с вами не причинит ему лишних огорчений. Все равно, что бы вы ни говорили, вы не в силах ни облегчить его участь, ни усугубить его вину. Мистер Эдвардс, желаю вам счастья и более добрых друзей.
Юноша хотел что-то сказать, но Элизабет скрылась за дверью, и, когда он вышел, девушки уже нигде не было видно. Мгновение Эдвардс стоял в оцепенении, затем бросился вон из дома и поспешил к хижине охотника.
Глава 32
Измерил землю, звезд постиг он ход,
Узнал, каким был древле лунный год.
Александр Поп, «Храм славы»
Ричард вернулся из своей поездки только на следующий день лишь поздно ночью. Среди остальных дел ему пришлось также возглавить поимку шайки мошенников, которые уже в те далекие времена, укрываясь в лесах, чеканили фальшивые монеты и затем распространяли их по всей стране. Поимка фальшивомонетчиков закончилась успешно, и среди ночи шериф во главе констеблей и стражников, сопровождавших четверых скованных преступников, въехал в поселок. Подле ворот «дворца» судьи мистер Джонс остановился и, велев своим подчиненным препроводить арестованных в тюрьму, сам двинулся по усыпанной гравием дорожке, преисполненный того самодовольства, какое должен испытывать человек подобного склада, когда он чувствует, что ему наконец действительно удалось доказать, на какие великие дела он способен.
— Эй, Агги! Куда ты запропастился, черномазый бездельник? — заорал шериф, подъезжая к крыльцу. — Я что ж, всю ночь буду торчать в этой тьме?.. Воин, Воин! А ты-то где? Вот так сторож! Я вижу, все спят, кроме меня! А мне, бедному, приходится не смыкать глаз, чтоб остальные спокойно почивали… Воин! Воин!.. Признаться, это впервые, что пес, хоть он и стал порядочным лентяем, не откликнулся и подпустил к дому в ночное время чужого, не проверив, честный то человек или вор. Носом он чует плутов так же безошибочно, как я угадываю их с первого взгляда… Эй, Агамемнон! Да куда вы все провалились? Ну, вон хоть пес-то наконец показался!
Шериф уже слез с коня и теперь смотрел, как из конуры медленно вылезает кто-то темный, кого он, естественно, принял за Воина, но, когда этот «кто-то», к его изумлению, выпрямился и встал не на четыре, а на две ноги, мистер Джонс в свете звезд разглядел курчавую голову и темную физиономию негра.
— Что ты тут делаешь, черная бестия, дьявол тебя возьми? — закричал шериф. — Неужто для твоей африканской крови недостаточно тепла в доме, что ты выгнал бедного пса из его конуры и забрался туда сам поспать на его соломе?
С негра уже слетел весь сон, и он, всхлипывая и причитая, пытался ответить своему хозяину:
— Ох, масса Ричард, масса Ричард!.. Что тут случилось, ох, что случилось!.. Никогда и не думал, что такое может случиться… Я думал, он никогда не умрет… Его не хоронили, все ждали, когда вернется масса Ричард… только могилу выкопали…
И тут бедняга, вместо того чтобы толком объяснить, что именно произошло, громко заревел.
— Кто? Что? Кого хоронить, кому могила? Кто умер? — дрожащим голосом расспрашивал Ричард. — Что тут у вас стряслось? Уж не с Бенджаменом ли?.. У него болела печень, но ведь я дал ему…
— Нет, не Бенджамен, — хуже, хуже! — рыдал Аг-ги. — Ох, господи… Мисс Лиззи и мисс Грант гуляли… в горах. Бедный Воин!.. Он загрыз дикую кошку… Ох, господи… Натти Бампо… у него разорвано все горло… Посмотрите сами, масса Ричард, вон он лежит…
Все это для шерифа было полной загадкой, и он уже был рад терпеливо дождаться, пока негр принесет из кухни фонарь, и вслед за своим слугой пошел к конуре, где действительно увидел труп бедняги Воина, окровавленный и окоченевший, но почтительно покрытый теплой одеждой негра. Ричард хотел было начать расспросы, но горе Агги, уснувшего на добровольном карауле возле мертвой собаки, вновь ожившее теперь, когда он окончательно проснулся, совершенно лишило негра способности вразумительно изъясняться. По счастью, в этот момент открылась парадная дверь и на пороге появился Бенджамен; держа высоко над головой свечу, он прикрывал ее другой рукой так, что тусклый свет падал прямо на его грубую физиономию. Ричард бросил негру уздечку, велел ему позаботиться о коне и быстро вошел в дом.
— Что такое, почему пес издох? — крикнул он Бенджамену. — Где мисс Темпл?
Указав большим пальцем левой руки через правое плечо, Бенджамен ответил:
— У себя.
— А судья?
— Спит.
— Ну-ка объясни, что случилось с Воином и почему так ревет Агги?
— Там все записано, сквайр, — сказал Бенджамен, кивнув на грифельную доску, лежавшую на столе подле кружки с пуншем, короткой трубки, еще не потухшей, и молитвенника.
