Правда заключается, наконец, в том, что торжество передового направления в биологии на этой сессии окажет свое влияние на научный фронт в целом, так заботливо пестуемый товарищем Сталиным, и поможет всему фронту науки выполнить свою почетную задачу в борьбе за построение коммунизма. (Продолжительные аплодисменты.)
Академик П.П. Лобанов. Слово предоставляется доценту С.И. Алиханяну.
РЕЧЬ С.И. АЛИХАНЯНА
С.И. Алихаиян (кафедра генетики Московского государственного университета). Товарищи, после боевой речи журналиста очень трудно говорить мне, скромному доценту Московского университета, но я постараюсь сказать о том, как я понимаю научные вопросы, над которыми работаю 18 лет.
Т.Д. Лысенко в своем обширном докладе поднял чрезвычайно актуальные и важные вопросы современной биологической науки. Касаться всех этих вопросов в коротком выступлении нет возможности, поэтому я разрешу себе высказать свои личные соображения по вопросам наследственности и изменчивости, изучению которых я посвятил свою жизнь.
Одним из основных тезисов в Докладе Трофима Денисовича явилась критика вейсманизма. Начну с этого вопроса.
За последние 50 лет генетика накопила огромный экспериментальный материал. Год назад в университете в своем докладе я так говорил об этом: «Однако это развитие шло не гладко, имели место попытки идеалистов различных мастей дать свое толкование с целью использования данных современной генетики для укрепления своих идеалистических позиций и лженаучных реакционных выводов. Я имею в виду метафизические, идеалистические концепции Иогансена, Вейсмана, Де-Фриза, Бетсона, Лотси и др.».
Как явствует из этой выдержки, я никогда не разделял взглядов Вейсмана и того, что называется вейсманизмом.
Весь ход развития нашей науки развеял в прах все идеалистические теории Вейсмана, Иогансена и других.
Я позволяю себе напомнить некоторые положения этих ученых. Иогансен писал: «Мы касаемся здесь в высшей степени опасного для спокойного процесса исследований по наследственности представления о гене, как о материальной, морфологически характеризуемой структуре, представления, против которого мы должны здесь энергично предостеречь».
Такой же идеалистической является теория Бетсона, которую так неудачно пытался воскресить у нас А.С. Серебровский. Эту теорию время от времени вытаскивают из архива, характеризуя на этой механистической, по своему существу, концепции данные генетики. Такова же теория Гериберт-Нильсена. Современная экспериментальная картина гена не имеет ничего общего с этими идеалистическими и метафизическими концепциями.
Вместе с тем я должен отметить некоторые ложные положения, ошибочные концепции Серебровского, Филипченко, Кольцова и других. Возьмем положение Серебровского, что ген является основой жизни. Это утверждение он противопоставлял механистическому утверждению, что жизнь – это сумма физико-химических элементов. Такие крайние мысли, ничем не доказанные, вызвали справедливую критику. Я считаю такое представление о гене крайним и неверным. С такими и подобными положениями нельзя согласиться, они неверны, ошибочны, методологически неправильны.
Как же методологически можно подойти к проблеме гена с позиций экспериментальной генетики? Ген – объективно существующая материальная частица живой клетки. Поэтому наша задача – правильно определить место и роль гена в жизнедеятельности клетки, правильно материалистически объяснить все добытые наукой факты. Нельзя, исходя из реакционных высказываний отдельных ученых, отвергать здоровое, полезное ядро генетики, выбросить все факты, добытые наукой.
Можно ли считать идеалистической концепцию признания материальных основ наследственности, т.е. генов? Утверждение о существовании гена не следует понимать в том смысле, что материальные частицы, присутствующие в хромосомах, т.е. гены, есть вещество, из которого построены отдельные признаки. Ген не зародыш признака и не единственно ответственная материальная частица клетки, определяющая образование признака или развертывающаяся в признак. Признак – это результат деятельности клетки, взаимодействия клеток и решающего влияния окружающей среды. Ген лишь определяет направление, в котором должен развиваться признак, в определенных условиях среды.
Таким образом, определяя направление, характер развития и особенности признаков, ген действует не изолированно, а во взаимодействии со всей окружающей его средой. Уточняю свою формулировку: при передаче признака по наследству решающую роль играет ген. При формировании признака, при его развитии решающую роль играет среда, и в этой сложной системе трудно сказать, что является решающим. Когда человек управляет развитием организмов, решающим является внешняя среда. Эта внешняя среда помогает человеку переделывать, изменять наследственную основу организма.
Таким образом, среда влияет на ген и изменяет его, что показано сотнями и тысячами экспериментов, и изменившийся признак, в результате изменения гена – под влиянием внешней среды, передается по наследству.
Совершенно неверно, будто генетика связывает наследственность исключительно с хромосомным аппаратом клетки и только с мельчайшими материальными частицами – генами. Генетике приписывают положение, что только изменение гена может обеспечить наследственное изменение того или иного признака организма. Такое положение не вяжется с современной генетикой. Такое грубое, механистическое и метафизическое изложение концепции гена развивалось, совершенно верно, очень многими генетиками на ранней стадии менделизма и преодолено в ходе развития самой генетики. Современная генетика стоит на прямо противоположной позиции, вытекающей из огромного экспериментального материала. Не в порядке раболепия, конечно, но я позволю себе сослаться на американского генетика Меллера – ибо то, что он типичный генетик, т.е. «формальный генетик», как говорят наши противники, никто не будет оспаривать. Вот что он писал в статье, опубликованной в 1947 г.
«Наследственный материал потенциально корпускулярен, и каждая отделимая частица, определяющая воспроизведение в точности своего собственного материала, может быть названа геном.
Прежде чем рассматривать другие свойства отдельных генов, выявляемые на основании результатов их передачи из поколения в поколение, необходимо подчеркнуть, что хотя они и корпускулярны в процессе своего самовоспроизведения, их продукты взаимодействуют в клетке сложнейшим образом как друг с другом, так и с продуктами окружающей среды при определении признаков организма, в противоположность тому, что предлагали многие ранние менделисты».
Таким образом, нет того положения, что один только ген определяет признак. Это элементарно и неправильно. Признак как законченное образование – результат развития всей клетки, развития организма и очень большого влияния внешней среды. Мною было показано (я недавно опубликовал эту работу в Докладах Академии наук СССР LVIII, № 7 и LX, № 4), как наследственный признак под влиянием условий развития менял свое проявление и что этим изменением можно управлять. Достаточно было вернуть генотип в прежние условия, как признак вновь проявлялся.
Когда говорят, что генетики против наследования приобретенных признаков, то это надо понимать как совершенно правильную реакцию против примитивных экспериментов Агнессы Блюм, Броун-Секара, Кржиженецкого и многих других экспериментов, а не в том смысле, что хромосомная теория наследственности вовсе отрицает возможность изменений под влиянием внешней среды. Мы работаем над этим, пытаясь вскрыть механизм возникновения наследственной изменчивости. Вот работа тов. Рапопорта (чрезвычайно нервного человека, не умеющего себя вести в научной дискуссии); он провел чрезвычайно интересные исследования по влиянию химических агентов на наследственные изменения. Тов. Рапопорт добился того, что получает почти стопроцентную мутационную изменчивость в результате влияния различных химикалиев. Если у меня была бы возможность, я изложил бы многочисленные эксперименты в пользу существования гена и его изменчивости.
Выступления против реального существования гена напоминают мне ранние выступления об атоме. Несмотря на то, что никто не видел реального атома, теперь уже в его существовании никто не сомневается. Так было и с хромосомой. Были ученые, которые восставали против реальности существования хромосом. Мы говорим, что растения и животные имеют свое определенное число хромосом, колеблющееся от нескольких единиц до нескольких сотен.
Вот здесь выступил академик Митин и так обрушился на хромосомы и гены, как будто «сильнее хромосомы зверя нет». А ведь академик Лысенко, наиболее резкий противник этой теории, в 1947 г. писал следующее:
