— Недостает футляра для этой неоценимой драгоценности. Кем это было сказано, не могу припомнить…
Но в то время все было еще только внове, и царскосельский сад разводили и засаживали, а я все это видела спустя 50 или 60 лет: сад разросся, и около дворца был уже целый город.
Сказывали мне, что с небольшим за год до моего приезда в Петербург был большой пожар в Царском Селе, во время которого сгорела дворцовая церковь и часть дворца. Очень опасались за покои императрицы Екатерины, и в особенности за янтарную комнату; но господь помиловал, и хотя убытку было более чем на два миллиона, к году все привели в прежний вид. Тогдашний петербургский генерал-губернатор граф Мило- радович, узнав, что горит царскосельский дворец, живо скомандовал, прискакал, не теряя времени, с пожарными трубами, и, благодаря его расторопности, пожар остановили; однако церкви спасти не могли, и часть государевых покоев не уцелела.
Янтарная комната, про которую столько кричали, когда ее отделали и считали чудом, мне совсем не так понравилась, как я ожидала после всего, что я про нее слышала: я думала, что янтари подобраны под цвет L составлены из них разводы и узоры, а увидела я сплошную мозаику из мелких и крупных кусочков разной величины, вразброд и как попало..
Очень это пестро, но нимало не поражает и совсем не так выходит, как думается, не видав. Может статься, это очень дорого стоило, и редкость, |что могли собрать столько янтарей, да только на вид не особенно хорошо.
II
Показывали нам неподалеку от дворца тот домик, в котором несколько уже лет сряду жил тогда историк Карамзин.6
Карамзины — симбирские старинные дворяне, но совсем неизвестные, пока не прославился написавший "Русскую историю".7 Они безвыездно живали в своей провинции, и про них не было слышно.
Карамзин-историк в молодости путешествовал по чужим краям и описал это в письмах,8 которые в свое время читались нарасхват, и очень хвалили их, потому что хорошо написаны; но я их не читывала, а с удовольствием прочитала его чувствительную историю о "Бедной Лизе",9 и так как была тогда молода и своих горестей у меня не было, то и поплакала, читая.
Он жил тогда на даче у Бекетова под Симоновым монастырем и так живо все описал, что многие из московских барынь начали туда ездить, принимая выдумку за настоящую правду.10 Видя, что ему повезло, он напечатал немного спустя еще другую историю, которая тоже очень всем | полюбилась, — "Наталью, боярскую дочь", а после того "Марфу-посадицу".
Многие его критиковали за то, что он пишет разговорным языком, а другие его за это-то именно и хвалили. Мне все эти три истории очень нравились, и Дмитрий Александрович их весьма одобрял.
Когда Карамзин задумал писать "Русскую историю", многие над ним трунили и говорили: ну где же какому-нибудь Карамзину тягаться с Татищевым и Щербатовым? 12 На деле вышло, однако, иначе: он всех перещеголял, и Дмитрий Александрович, читая его исторические статьи, оставался всегда ими доволен и не раз говаривал мне:
<Н. М. Карамзин. Офорт. Художник Н. И. Уткин с оригинала А. Г. Варнека>
— Ну, матушка, этот, пожалуй, и твоего прадеда [* Василия Никитича Татищева.] за пояс заткнет; мастерски и бойко он пишет, и очень легко его читать.
Мать Карамзина умерла, когда он был еще ребенком,13 и отец его женился на другой, на Дмитриевой, и, кажется, она была добрая женщина, а не злая мачеха. У нее был племянник Иван Иванович, с которым Карамзин был очень дружен 14 и через него он стал известен тогдашнему куратору московского университета Муравьеву.15 Этот имел доступ к государю, был человек благонамеренный и, узнав, что молодой Карамзин вызывается писать "Русскую историю", довел об этом до сведения государя, который это милостиво принял, назначил жалованье и приказал дозволить Карамзину пользоваться всеми архивами и библиотеками.16 Это было приблизительно в 1802 или 1804 году, когда мы жили в тамбовской деревне и узнали об этом из журнала "Вестник",17 который тогда получали.
На ком был женат Карамзин в первом браке, я не знаю;18 овдовев, он женился на дочери князя Вяземского, дальнего родственника наших Вяземских — Екатерине Андреевне.19 Через Вяземского и через своего приятеля Дмитриева он сделался лично известен великой княгине Екатерине Павловне, жившей в Твери. Его туда выписали, и там он представился государю, по крайней мере так я слышала. Он читал государю отрывки из своей "Истории";20 государь остался очень доволен, и тут он пошел в гору; обе императрицы к нему расположились, потому что он был весьма хороший человек и приятный в беседе. Государь к нему благоволил, находил удовольствие с ним разговаривать и, будучи весьма прост в обращении, для того, чтобы иметь приятного и умного человека поближе, назначил ему для летнего житья один из домиков в царскосельском саду.
Павильон этот или домик — неподалеку от дворца; во время пожара он был в большой опасности, несколько раз загорался, но государь приказал непременно, во что бы то ни стало, домик Карамзина отстоять, и его спасли.21 Кроме того, что государь был милостиво расположен к искусному историку, он знал, что у него на дому много редких рукописей, и за них опасался. На другой день после пожара государь сам ходил к Карамзиным в гости и навестил Екатерину Андреевну, которая была очень милая и достойная женщина. Императрицы ее ласкали, и она нередко запросто с своим мужем у них обедывала в Царском Селе и в Павловске.
III
В 1822 году пароходы были еще новостью и не очень усовершенствованы, и потому их опасались. Моим барышням хотелось попробовать съездить в Петергоф на пароходе, однако я их не послушала, а наняла карету взад и вперед и заплатила за нее два золотых, то есть сорок рублей.
Сперва мы были в Петергофе утром и в простой день, в будни, чтобы удобнее все рассмотреть. В то время во дворце никто не жил, и мы по всему дворцу ходили и все видели.
Сравнительно с другими дворцами он кажется невелик и во внутренности оставался в том виде, как был при Петре Великом, который его построил, и убранством своим нисколько не удивляет; есть частные дома, которые обширнее и богаче.
Стриженый сад, в подражание версальскому саду, был разведен и разбит каким-то очень известным садовником, выписанным из Голландии. Таких стриженых садов с регулярными аллеями в мое время было премножество, с тою только разницей, что этот гораздо обширнее, но что показалось мне диковинным — это фонтаны, которые на каждом шагу: куда ни обернись, всё фонтаны, и некоторые для нас пускали нарочно, чтобы дать нам понятие.
В другой раз мы ездили на петергофский праздник июля 22, в день именин императрицы Марии: все фонтаны были пущены, и весь сад иллюминован. Кто не видал Петергофа в день праздника, тот не имеет о нем понятия; это так хорошо и ослепительно, что, не видав, и вообразить себе этого невозможно. Бывавшие в Версале говорят, что своими постройками Версаль превосходит все царские резиденции, но множеством фонтанов и их красотой Петергоф несравненно великолепнее, потому что там воду откуда-то провели машинами и накачивают, а здесь воды вволю, она течет прямо из озера, которое выше дворца, и из фонтанов уходит в море. На берегу есть небольшой домик, называемый "Монплезир",23 оттуда вид на самое море удивительный. Этот домик в особенности любила императрица Елизавета Петровна, и там-то часто она пировала, то есть ужинала, потому что при ней и в мое время обедывали рано, а настоящий пир был ужин, часов в 8 или в 9 вечера. В среду и в пяток у государыни вечерний стол был после полуночи, потому что она строго соблюдала постные дни, а покушать любила хорошо, а чтоб избежать постного масла, от которого ее тошнило, она дожидалась первого часа следующего непостного дня, и ужин был сервирован уже скоромный. У императрицы был, говорят, замечательный столовый сервиз, из которого мне довелось видеть некоторые штуки. Так как блюда ставились на стол, то обыкновенно они были с крышками, чтобы кушанье нескоро остывало, и сервиз императрицы был презамысловатый: крышки были сделаны из фарфора наподобие кабаньей головы, кочна капусты, окорока и т. п., и очень искусно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
