В общей сложности депортации народов в 1943–1944 гг. охватили более миллиона человек. Для их осуществления предпринимались настоящие воинские операции с привлечением множества военных и сотрудников госбезопасности. Сталину принадлежало окончательное слово в принятии решения о судьбе народов. Он получал также регулярные сообщения о ходе депортаций, которые доступны сегодня историкам в так называемой «особой папке Сталина» в материалах НКВД[669]. Особенно многочисленной и по этой причине сложной была депортация чеченцев и ингушей (около полумиллиона человек). Видимо, поэтому ею руководил лично Л. П. Берия, отправившийся в командировку на Северный Кавказ. 17 февраля 1944 г. Берия рапортовал Сталину о завершении подготовительного этапа операции[670]. Из телеграммы было ясно, что советское руководство более всего опасалось «инцидентов» – сопротивления выселяемых. Власти полагали, что избежать этого поможет эффект неожиданности. Войска сосредотачивались под предлогом проведения учебных маневров. Осуществлялись превентивные аресты наиболее активных членов общин. Сталин, следивший за подготовкой операции, судя по всему, дал Берии совет не ограничиваться «чекистско-войсковыми операциями», а попытаться также расколоть депортируемых. 22 февраля в очередной телеграмме Берия сообщил Сталину, что выполнил его «указания», а именно: вызвал к себе руководящих работников республики и потребовал от них содействовать проведению выселения без «эксцессов». Кроме того, для успокоения народа, как сообщал Берия Сталину, были привлечены религиозные деятели и другие местные «авторитеты». Взамен руководящим работникам и старейшинам были обещаны льготы при выселении, в частности увеличение нормы разрешенного к вывозу имущества. «Считаю, что операция по выселению чеченцев и ингушей будет проведена успешно», – доложил Берия[671]. На следующий день, 23 февраля, он сообщил о начале депортации и с гордостью добавил: «Имело 6 случаев попытки к сопротивлению со стороны отдельных лиц, которые пресечены арестом или применением оружия»[672].
Расправы с реальными и мнимыми коллаборационистами, как и многие другие политические инструменты, были обоюдоострым оружием. Вкупе с чрезвычайной ожесточенностью войны эксплуатация чувства мести ослабляла моральный потенциал армии, провоцировала произвол и нарушения воинской дисциплины. Многие факты напоминали Сталину о том, какой опасной стихийной силой может быть огромная военная машина, миллионы мужчин, попавших в кровавую мясорубку. Героизм и самоотверженность соседствовали с низостью. Чувство долга, сострадание и порядочность – с преступлениями и озлобленностью. В армию попадали разные люди, в том числе уголовные преступники, досрочно освобожденные из лагерей. Свою роль играла доступность спиртного. Судя по известным документам, в 1944 г. Сталину неоднократно поступала информация о преступлениях военнослужащих в отношении мирных жителей освобожденных районов. В конце июля Берия сообщил ему об аресте группы солдат и младших офицеров танковой ремонтной части в Молдавии. Они пьянствовали, грабили население, изнасиловали женщину[673]. Аналогичный доклад, направленный Берией Сталину в конце сентября, открывался сообщением об изнасиловании красноармейцами жительницы Крыма. Далее следовали уже привычные примеры грабежей, вооруженных стычек с милицией и т. д.[674] Сводки о преступлениях военнослужащих за сентябрь-октябрь и декабрь также содержали описания грабежей, изнасилований и даже убийств, совершенных как в глубоком тылу, так и недалеко от фронта на территории СССР[675]. Все эти преступления совершались в отношении советских граждан на советской территории.
Ситуация серьезно усугубилась, когда армия ступила на чужую землю, особенно – на немецкую. Культивирование чувства мести в отношении немцев было одним из столпов советской военной пропаганды. Зверства нацистов в Советском Союзе, необычайная жестокость войны, низкая культура и уголовное прошлое части военнослужащих, некоторое ослабление контроля в условиях боевых действий – все это дополняло картину. Совершив ужасные преступления против человечества, нацисты пожали бурю возмездия, которое, как это часто бывает, не было выверенным и справедливым, зато часто сопровождалось эксцессами и ростом насилия.
Сталин об этом знал. 17 марта 1945 г., например, Берия направил Сталину и Молотову спецсообщение об изнасилованиях и связанных с этим самоубийствах немок в Восточной Пруссии[676]. По мере открытия архивов количество подобных документов, несомненно, будет расти.
О реакции Сталина на насилие военных против гражданского населения ярко свидетельствовал его конфликт с югославским руководством. В конце 1944 г., когда Красная армия вошла на территорию Югославии и в сотрудничестве с югославскими частями освобождала страну, появились сведения о преступлениях некоторых советских военнослужащих. По данным одного из лидеров югославских коммунистов М. Джиласа, речь шла о более чем сотне изнасилований с последующим убийством женщин, а также о более чем тысяче ограблений. Встревоженное югославское руководство обратилось к командованию Красной армии, но получило жесткий отпор. Югославов обвинили в клевете. Дело дошло до Сталина, который поддержал своих военных и обрушил на югославов политические обвинения. Позже, когда Сталин решил, что конфликт не следует раздувать, он миролюбиво и более чем откровенно объяснил М. Джиласу во время застолья на даче в апреле 1945 г.:
Представьте себе человека, который проходит с боями от Сталинграда до Белграда – тысячи километров по своей опустошенной земле, видя гибель товарищей и самых близких людей! Разве такой человек может реагировать нормально? И что страшного в том, если он пошалит с женщиной после таких ужасов? Вы Красную армию представляли себе идеальной. А она не идеальная и не была бы идеальной, даже если бы в ней не было определенного процента уголовных элементов – мы открыли тюрьмы и всех взяли в армию […] Воина надо понимать. И Красная армия не идеальна. Важно, чтобы она била немцев – а она их бьет хорошо, – все остальное второстепенно[677].
Важно подчеркнуть, что такое отношение Сталин демонстрировал к преступлениям, совершенным на территории союзного государства, в котором власть контролировали лояльные Москве коммунисты. Неудивительно, что ситуация в Германии оказалась намного хуже. Расчеты Сталина были вполне очевидны. Его интересовали боевые успехи армии.
