Такая веселость Бернара, в чьем уме никто не сомневался, вызвала в доме некоторое удивление: Мадлен прервала чтение молитвенника и закрыла его; папаша Каде, притворявшийся спящим, чтобы избежать участия в разговорах домашних, открыл глаза и с изумлением увидел молодую пару, вслед за Бернаром переступившую порог.
Консьянс тут же бросился на шею матери.
Мариетта подошла к старику.
— Протяните руки, дедушка, — сказала она.
— Это зачем же? — покачав головой, мрачно и недоверчиво спросил папаша Каде.
— Протяните и сами увидите зачем.
Старик повиновался неохотно, словно обиженный ребенок.
Мариетта пошарила в кармане и высыпала горсть золота в ладони старого крестьянина, которые тот инстинктивно сложил ковшиком, не удержавшись при этом от вскрика.
Затем она высыпала вторую пригоршню золота.
А потом и третью.
Мадлен встала со стула и смотрела на происходящее в великом изумлении, точно так же как г-жа Мари, которая, заметив возвращающихся детей, перебежала через дорогу, а теперь ошеломленно замерла у двери.
— Но кто же дал тебе все это золото, Мариетта? — воскликнул старик. — Боже мой, Боже мой, уж не во сне ли я это вижу?!
— Нет, дедушка, в действительности: посмотрите на него, послушайте, как оно звенит, — это настоящее золото, отличное золото.
— Но я спрашиваю, кто тебе его дал?
— Спросите-ка у Консьянса, — уклонилась девушка от прямого ответа, с тем чтобы и ее жених мог что-то сказать.
— Император, дедушка, сам император! — ответил Консьянс.
— Император? — хором воскликнули папаша Каде, Мадлен и г-жа Мари.
— А еще вот этот крест, крест, который он снял с собственной груди, так что теперь я имею право носить этот крест на своей, — добавил юноша.
— О-ля-ля, у меня голова просто кругом идет! — вырвалось у старика.
— Ну что вы, дедушка!
— Значит, на этот раз уже нет опасности, можно только радоваться… Ведь теперь у нас есть чем заплатить кузену Манике!
— Разумеется, дедушка.
— А земля?
— Земля не будет продана.
— А это золото?
— Оно ваше, дедушка. На него вы сможете купить еще земли и обеспечить себе спокойную старость.
Старик прижал золото к груди, сделал три шага, намереваясь упрятать его в тайнике, и тут остановился.
— Нет, — заявил он, покачав головой, — нет, дети мои; это золото — ваше приданое, так же как земля — ваше наследство; возьмите назад это золото и хорошенько ухаживайте за землей. Говорят: человек возделывает землю, а я говорю наоборот: земля возделывает человека. Только позвольте мне всегда навещать ее, эту возлюбленную землю, а когда уже я не смогу пойти к ней сам, что ж, дети мои, вы отнесете меня к ней.
— О да, конечно же, дедушка! — вместе отозвались Консьянс и Мариетта.
Затем, упав на колени, они попросили старика:
— А теперь благословите ваших детей, дедушка, ведь в этот день они соединяются навеки и, обрученные в страдании, в радости станут мужем и женой.
Папаша Каде поднял обе руки, затем возложил правую на голову Консьянса, а левую — на голову Мариетты.
— О, тысяча чертей! — воскликнул Бастьен, появившийся на пороге. — Как хорошо вы благословляете, папаша Каде!.. Прямо слюнки текут!
— Добрый день, господин Бастьен и компания, — кивком приветствовал его старик. — Вы видите бедных людей очень счастливыми!
— Не говоря уже о том, что именно Бастьену мы обязаны нашим счастьем, дедушка, — поспешили добавить жених и невеста.
— Как это так? — удивился старик.
Пока Консьянс рассказывал о случившемся папаше Каде и обеим женщинам, Мариетта подошла к Бастьену и взяла его за руку.
И когда Консьянс закончил свой рассказ, она устремила на Бастьена полный мольбы взгляд и тихонько сказала:
— Господин Бастьен, вы помните, что у меня есть к вам просьба?
— Говорите, мадемуазель Мариетта, о, говорите же! — откликнулся гусар, вытирая глаза, увлажненные слезами.
— Господин Бастьен, — продолжала девушка, придавая голосу еще больше ласковости, а взгляду — еще больше обольстительности, — господин Бастьен, почему бы вам в один прекрасный день не жениться на бедной Катрин?
Бастьен явно не ожидал подобной просьбы: он вытаращил глаза, покрутил ус, подумал и, похоже, принял решение.
— Что ж, быть по-вашему, — сказал он. — Я согласен, если это может доставить вам удовольствие, мадемуазель Мариетта.
— О! — только и воскликнула обрадованная девушка.
— Но при одном условии.
— Каком же?
— При условии, что именно вы, мадемуазель Мариетта, возложите на голову Катрин венок из флёрдоранжа.
— Да я лучшего и не желаю, Бастьен! — воскликнула девушка. — Только я не понимаю…
— Ах, вы не понимаете? Что ж, я вам сейчас объясню… впрочем, нет, вы все равно не поймете… Консьянс потом вам это объяснит. Но, когда никто иной, а вы возложите венец на голову Катрин, во всей деревне не найдется такого шутника, кто хоть словечком позволил бы себе пройтись насчет ее прошлого, тысяча чертей! — воскликнул гусар, хлопнув ладонью по сабле. — Вот будет потеха, как говаривали у нас в полку!
В тот же вечер папаша Каде один, без всякой помощи пошел на свидание к своей земле и принес оттуда колосок, содержавший семьдесят пшеничных зерен.
Нашел он там и другой колосок, еще прекраснее, однако, встретив на обратном пути кузена Манике, он сообщил ему, что деньги в срок будут вручены метру Ниге, и дал недругу этот второй колосок, как прообраз своего будущего урожая.
А ровно месяц спустя две пары предстали перед алтарем арамонской церкви, чтобы принять там брачное благословение: то были Консьянс и Мариетта, Бастьен и Катрин.
По просьбе Мадлен мессу отслужили в том приделе, где находилась прекрасная картина «Христос, призывающий к себе детей».
Вся деревня присутствовала на церемонии венчания и проводила четырех новобрачных к хижине папаши Каде, где должна была состояться свадебная трапеза. По этому случаю Тардифу и черной корове дали побольше свежей травы, Пьерро — побольше овса, а Бернару — все объедки со свадебного стола.
По возвращении из церкви Консьянс, переступив порог родного дома, с улыбкой положил руку на плечо папаши Каде, обратил на него свой вдохновенный взгляд и присущим ему мягким голосом спросил:
— Теперь, дедушка, вы прекрасно знаете, что в маленьком уголке неба, где обычно вы ничего не видите, кое-кто обитает.
— Ты прав, сынок, — согласился папаша Каде, — там обитает Бог!
ПРИЛОЖЕНИЕ
Письмо Александра Дюма издателю Мелину.
«Мой дорогой Мелин,
