— Почему матери тетонов поют такими жалобными голосами? — спросил он. — У них в поселении нет еще пленников-поуни; их молодые люди не вернулись еще, обремененные скальпами.
Громкий неистовый крик был ответом на его слова. Некоторые из самых смелых фурий бросились к нему, размахивая ножами в опасной близости к его глазам.
— Вы видите перед собой воина, а не какого-нибудь бродягу из Длинных Ножей, бледнеющего при виде томагавка, — сказал Траппер. Ни один мускул не дрогнул у него на лице. — Пусть женщины племени подумают немного: если умрет один бледнолицый, сотня их появится на месте, где он падет.
Ведьмы ответили на это только увеличением быстроты своих движений и силы голоса. Внезапно одна из самых старых свирепых женщин вырвалась из круга и бросилась к намеченным ею жертвам, словно хищная птица, долго парившая в воздухе и, наконец решившаяся броситься на добычу. Остальные с криками беспорядочной толпой побежали за ней, боясь опоздать и не получить части кровожадного удовольствия.
— Могучий медик моего народа! — крикнул старик на языке тетонов. — Возвысь свой голос и заговори, чтобы племя сиу могло услышать тебя.
Познал ли Азинус, благодаря недавнему опыту, значения своих голосовых данных или его смутило странное зрелище дюжины страшных старух, пробежавших мимо него, оглашая воздух звуками, режущими ухо даже ослу, как бы то ни было, но он исполнил то, чего требовали от Обеда, и, по всем вероятиям, с гораздо большим эффектом, чем тот, которого мог бы достичь естествоиспытатель. Незнакомое животное заревело в первый раз со времени прибытия его в лагерь. Напуганные его ужасным криком женщины разбежались, словно коршуны, отпугнутые от своей добычи; но они продолжали кричать и, по-видимому, не бросили вполне своего намерения.
Между тем, их внезапное появление и чувство неминуемой опасности восстановили кровообращение в жилах Поля и Миддльтона гораздо действительнее всех растираний и прочих средств, к которым они прибегали. Первый из них даже встал на ноги и принял грозный вид, обещавший, может быть, более того, что мог сделать достойный охотник за пчелами. Второй стал на колени и приготовился дорого отдать жизнь. Непонятное освобождение пленников от уз было приписано чарам медика; и это заблуждение принесло, вероятно, столько же пользы пленникам, сколько и вмешательство осла.
— Теперь нам время выходить из засады, — вскричал старик, поспешно подбегая к товарищам, — и вступить в открытый, мужественный бой. Политика требовала бы удержаться от схватки, пока капитан не оправился настолько, чтобы присоединиться к нам, но, так как мы открыли нашу батарею, то надо удержать ее.
И тут он остановился, почувствовав, что на плечо его легла чья-то огромная рука. Обернулся под влиянием смутного чувства, что происходит, действительно, нечто магическое, и увидел, что находится в руках колдуна. Этот колдун был не кто иной, как Измаил Буш.
Из-за палатки Матори, продолжавшей стоять на своем месте, вышла вереница хорошо вооруженных сыновей скваттера. Таким образом объяснилось, что пленные были обойдены с тыла, покуда все их внимание было устремлено на то, что происходило перед их глазами.
Ни сам Измаил, ни его сыновья не сочли нужным входить в объяснения. Миддльтон и Поль были снова связаны с необычайной быстротой и в полном молчании. Старый Траппер тоже не избежал этой участи. Палатка была снесена, женщины посажены на лошадей, и все направились к месту остановки скваттера с быстротой, которая, действительно, могла показаться волшебной.
Пока происходили короткие и несложные приготовления к отъезду, огорченный дикарь, который должен был исполнить приказание Матори, и его безжалостные сообщницы бежали изо всех сил но равнине. Когда Измаил удалился со своими пленниками и с добычей, место, еще так недавно полное шума и жизни обширного индейского лагеря, было пусто и безмолвно, как всякое другое место в этих обширных пустынях.
Глава XXVI
Во время этих событий, происходивших на возвышенности, всадники внизу не пребывали в бездействии. Враждебные отряды стояли на противоположных берегах реки, причем каждый из них старался вызвать другого на какой-нибудь неосторожный поступок насмешками и бранью. Но вождь поуни сразу понял, что его хитрый противник не имеет ничего против того, чтобы затянуть время мелкими схватками, бесполезными для обеих сторон. Поэтому он изменил свои планы и удалился от берега, чтобы заставить самый большой отряд врага перейти через реку. Вызов не был принят, и волки принуждены были придумать какой-то иной способ для достижения своей цели.
Не желая терять драгоценное время на бесплодные попытки заставить неприятеля переправиться через реку, молодой вождь поуни проскакал галопом со своим отрядом вдоль берега, ища удобного места, где можно было бы быстро и безопасно переправиться на противоположный берег. Лишь только его намерение было понято, сзади каждого из всадников сиу было посажено на лошадь еще по человеку, и Матори мог, таким образом, соединить все свои силы, чтобы воспрепятствовать переправе. Увидев, что его план раскрыт, и не желая утомлять лошадей, которые могли бы оказаться негодными для дальнейшей службы даже в случае, если бы им удалось перегнать более тяжело нагруженных животных сиу, Твердое Сердце привел свой отряд в порядок и остановился у самой реки.
Так как местность была слишком открытая для обыкновенных приемов войны дикарей, а времени было мало, то храбрый поуни решился на один из тех подвигов личной храбрости, которой так отличаются индейские воины и которым они часто бывают обязаны своей самой громкой славой. Выбранное им место благоприятствовало его намерению. Река, глубокая и быстрая в большей части своего течения, в этом месте достигала почти двойной ширины, и рябь воды показывала, что она течет по мелкому дну.
В центре течения находилась большая обнаженная песчаная мель, чуть-чуть подымавшаяся над уровнем реки. Ее цвет и характер показывали опытному глазу, что нога могла твердо и безопасно упереться в нее. Молодой вождь переговорил со своими воинами, сообщил им о своем намерении и бросился в воду. Частью вплавь, но больше, пользуясь своей лошадью, он благополучно добрался до мели.
Опытность Твердого Сердца не обманула его. Когда его лошадь, фыркая, выбралась из воды, она очутилась на колеблющейся, но сырой и плотной песчаной мели, как нельзя лучше приспособленной к тому, чтобы выказать лучшие качества благородного животного. Лошадь, казалось, чувствовала всю выгоду своего положения и несла своего воинственного всадника с эластичностью и величием, которые сделали бы честь самому дрессированному, лучшему боевому коню. У самого вождя кровь быстрее текла по жилам от возбуждения. Он сидел на лошади, очевидно, чувствуя, что глаза воинов двух племен следят за всеми его движениями: насколько зрелище такой природной грации и мужества было приятно и лестно для его товарищей, настолько же оно было тяжело и унизительно для их врагов.
