многого добился и мог позволить себе навестить старых армейских друзей. Мы позвали тех, с кем служили и кто был в городе. Народу набралось вполне прилично. Камиль снял кафе, все были с женами или подругами. Музыка, вино, смех, воспоминания. Камиль был неотразим. Она это тоже поняла и соблазнила его прямо в местном туалете… Не помню, как закончился этот вечер. Камиль был шокирован не меньше меня и лопотал что-то бессвязное, видимо, сам не понимая, как произошло, что в мгновение ока с него были содраны штаны и белокурые локоны защекотали живот. Я это понимал прекрасно. Если она чего-то хотела, ей невозможно было сказать «нет». Камиль, опозоренный, уехал, я, опозоренный, остался, а она уехала за Камилем, исполненная радостных надежд и предвкушений. С друзьями я больше не виделся, а когда они звонили, ссылался на занятость по работе. Стыд, ненависть и страстное желание увидеть ее хотя бы еще раз были моими гостями на том новогоднем празднике. Весной она вернулась. Наверное, в этих метаниях есть какая-то причина. Может быть, желание праздника, стремление к чему-то новому, побег от обыденности, а потом праздники кончаются… Пока я был на работе, она приготовила роскошный стол. Вот только есть это было невозможно. Стряпуха из нее была отвратительная. Дома готовил всегда я, и смею надеяться, что похвалы, которые я выслушивал от друзей, не были лестью. То, что выходило из ее рук, не стали бы есть даже вечно голодные дети Камбоджи. О чем я ей со вздохом и заявил, попробовав нечто среднее между манной кашей и салатом оливье. Она ухаживала за мной весь вечер, трогательно заботясь и ласкаясь, танцевала так, что я забыл и про стыд, и про пьяные новогодние клятвы «порешить гнусную изменщицу при первой же встрече». Так с тех пор и пошло… Есть один очень хороший фильм с Ванессой Паради и Даниэлем Оттоем: «Девушка на мосту». Как и героиня Паради, Ольга не могла отказать тому, кто произвел на нее впечатление. Искренне веря, что это «судьба», она устремлялась за ним в дальние дали… и возвращалась ко мне. Кошки не привязываются к людям. Они привязываются к дому. И я был рад, что своим домом она считала мою тесную, изрядно захламленную квартирку. Вот только пришлось полностью избавиться не только от друзей, но и от дальних знакомых. У меня больше никогда не бывают гости. На работе я привычно отвечаю на вежливые расспросы о семье: «Все хорошо». На шутки о том, почему я «прячу жену», улыбаюсь и отмалчиваюсь. Наверное, коллеги считают меня жутким ревнивцем…
Я даже задумывался о консультации с психологом. Может быть, это обычная нимфомания и поддается какому-нибудь лечению? Но, поразмыслив, я отказался от этой затеи. Просто она так устроена, и никакими таблетками этого не изменить. Главное, что она всегда возвращается. Как-то слышал песню Пугачевой: «Я опять возвращаюсь к тебе, ты был прав, как всегда: без тебя в этой жизни уже не найти мне дороги… Бог накажет меня в страшных сумерках судного дня. Кто-то ж должен карать, раз уж ты меня вечно прощаешь? Но одно оправдание все-таки есть у меня: сколько раз уходила я, столько же раз возвращалась. Ухожу, ухожу, а потом в этом каюсь, на других погляжу и к тебе возвращаюсь. Ухожу, ухожу, от свободы хмелея, а потом, через день, я об этом жалею…» Стало быть, не один я такой… тряпочный. Просто о таком редко говорят, еще реже пишут или поют. А если и пишут, то явно не о себе – подсмотрев где-то, услышав, придумав. Однако проскальзывает и такое. Интересно, сколько таких, как я: «…Он любил ее, а она любила летать по ночам»? Наверное, все-таки мало. Но от этого осознания не легче и не тяжелее. Боль стала почти привычной, и выйти из того тупика, в который мы зашли, невозможно. Разве что сломав все стены. А мне холодно без этих стен. Было бы легче прогнать ее раз и навсегда. Но я знаю, что этого не хочу. И не могу… Так уж выпало. В любви и в дружбе равных нет. Кто-то больше берет, кто-то больше отдает. А мне выпало ждать. Удел, предназначенный женщинам, оказывается, не так легок для мужского плеча. Награда для меня эта любовь или кара? Наваждение? Вожделение? Болезнь? Любовь – это ее сияние, затмевающее разум, или мое собственное, освещающее ее и представляющее в ином свете? Кончится ли эта затянувшаяся эпопея, или до глубокой старости я буду ждать ее у окна, на смех одним и на зависть другим? Вряд ли… Она слишком свободна, чтобы быть верной, слишком современна, чтобы быть благодарной, и слишком красива, чтобы подарить себя кому-то одному. А раз так, то… Раз так… Значит…
Я проснулся с чудовищной головной болью. Такого со мной еще никогда не было. Видимо, водка, купленная в полуподвальном магазине, была там же и произведена. Нет у меня опыта приобретения качественного спиртного. Теперь буду осторожнее. Минут пять я постанывал, сжав голову ладонями и пытаясь определиться: кто я, где я и какого черта так долго и настырно звонит телефон? С трудом отыскал взглядом часы и удивился еще больше: десять утра. Первой мыслью было: проспал! Вторая разозлила: кто додумался звонить утром первого января?! Потом пришел испуг: не случилось ли что с Олей? Схватил трубку и, несмотря на попытку откашляться, голос получился хриплый, незнакомый:
– Кто?
– Строев, это ты? – опасливо поинтересовался в телефоне голос начальника отдела.
– Я. – Похмыкал, приводя голос в порядок, одновременно придумывая причину для своего состояния. – Сплю.
– Извини, Денис, но придется тебя разбудить, – перешел на официальный, не приемлющий возражений тон Григорьев. – Дело, не терпящее отлагательств.
– В десять утра первого января?! Это по работе, или…
– Увы, по работе.
– Что же такое могло произойти, что? Отдел сгорел?
– Типун тебе на язык! В порядке отдел. Просто здесь такое… Одним словом, срочно приезжай. Я уже на месте, до остальных дозваниваться смысла нет – они невменяемы. А ты, как я знаю, не пьешь, так что извини, но иногда подобная трезвенность во вред. Больше мне рассчитывать не на кого.
– Учту, – хмуро пообещал я, пытаясь ощупать себя руками и уяснить, во что я одет. – С этого дня начинаю жить как все люди…
– Не надо, – серьезно попросил меня Григорьев. – Редко, но случается, что это весьма кстати… Одним словом, срочно приезжай. Все, жду.
Легко сказать. Видел бы он меня сейчас… Оказывается, я и заснул прямо в костюме, а потому гардероб для
