— Вы любите свободу? — спросила Мира.
— Я выросла в крепости среди Пастушьих Лугов. Если взобраться на верхушку башни и смотреть на юг, запад или север, то не увидишь ничего, кроме зеленого океана. А посмотришь на восток — увидишь дорогу сквозь океан и далеко, у самого края неба, другую крепость, примерно с зернышко гречки размером. Как же мне не любить свободу?..
— А давно ли вы в Фаунтерре?
— С тех самых пор, как мужчины перестали называть меня "прелестное дитя". У меня были пухлые щечки и барашливые кудряшки — так-то. — Бекка подняла ладонь к губам, прерывая саму себя. — Но постойте, коварная леди. Уж не собираетесь ли провернуть ваш давешний финт с расспросами? О, это было хитро! Я говорила все время, и ничегошеньки не узнала от вас!
Мира улыбнулась.
— И что же вы хотите узнать у меня?
— Расскажите о своей подруге!
— О Минерве из Стагфорта?
— Именно!
Северянка опешила. Рассказать о Глории Нортвуд, глуповатой дочке графини Сибил, за которую Мира выдавала себя — о, это не вызвало бы сложностей. Но рассказать о Минерве — то есть, о себе самой!.. Если вдуматься, то ведь никогда прежде ей не доводилось рассказывать о себе! Стагфортцы знали ее с младенческих лет, тут и рассказывать нечего, семья Нортвудов и Виттор Шейланд — также; слуги и воины Нортвудов не смели расспрашивать юную леди, а Ориджины и другие заезжие феодалы, которых Мира встречала несколько раз в Клыке Медведя, не интересовались ею. Обыкновенно весь ее рассказ о себе сводился к произнесению имени: Минерва Джемма Алессандра рода Янмэй, леди Стагфорт. Рад знакомству, миледи. Всего доброго, миледи.
— Ммм… Минерва… знаете, она — северянка.
— То есть, холодная, таинственная и благородная до кончиков пальцев? — уточнила Бекка.
Мира растерялась. Она не казалась себе ни таинственной, ни особенно благородной. Чуточка холода — пожалуй, это есть. Самая малость.
— Ну… вроде того.
— Она красива?
Откуда мне знать, красива ли я? Отец говорил: "Ты — лучшая красавица на свете!" Графиня Сибил говорит: "Прелестное дитя". Кавалеры ничего не говорили, у Миры никогда не было кавалеров.
— Прелестное дитя, — сказала Мира.
Бекка хихикнула.
— А умна?
— Да, — тут же ответила северянка.
— Как умна? — уточнила Бекка. — Как тот, кто прочел две дюжины книг, и у него на все готов ответ? Или как тот, кто посмотрит вот так на человека — раз, и увидит насквозь? Или как тот, кто в любой ситуации прежде всех найдется, что делать?
Ничегошеньки я не умна! Я даже не знаю, как отвечать на твои вопросы!
— Ммм… как тот, с кем не скучно говорить.
— Выходит, Минерва похожа на вас?
А это уже опасный поворот беседы! Особенно если учесть, что двое стражников едут всего в десятке шагов позади и, наверняка, слышат часть разговора.
— Минерва — замкнутая девушка. Она не поехала бы в дальнюю прогулку с малознакомой столичной красоткой.
Бекка хихикнула.
— А где сейчас наша таинственная северянка? Говорят, ваша матушка держит ее пленницей в Клыке Медведя…
— Ничего подобного! Леди Сибил позаботилась о ней, предоставила кров и защиту!
— Что ж, это очень предусмотрительно со стороны вашей матушки. А каковы ее дальнейшие планы на сиротку?
Мира нахмурилась.
— Простите?.. Что вы имеете в виду?
— О, вы так чудесно изображаете наивность! Делайте это почаще, прошу вас!
Их небольшая процессия въехала в березовую рощу. Странное дело: под сенью деревьев стало светлее, чем в поле. Кроны отсекали часть солнечных лучей, зато остальные казались более яркими, отчетливыми, чуть ли не осязаемыми. Блики покрывали тропу, скользили по фигурам всадников, блестящим бокам лошадей. Мира задышала глубже — настолько здесь было красиво!
— Дивные места, правда? — сказала Бекка и тут же, без паузы, продолжила: — Одинокая высокородная сиротка — прекрасный трофей. Вернись ваша подруга в Стагфорт — и пары месяцев не пройдет, как кто-то из северных баронов захватит замок и женит ее на себе. И не говорите, что вы не понимаете этого.
— Но… но Стагфорт — крохотное имение, кто польстится на него?!
— Причем тут Стагфорт? Кровь Праматери Янмэй, родство с владыкой, пусть и дальнее — вот настоящий улов!
— Сюзерен заступится за Минерву… — сказала Мира, без особой уверенности, впрочем.
— Ее сюзерен — Виттор Шейланд? Этот хитрый банкир, сын банкира и внук купца? Хм… Дайте-ка подумать.
Мира передернула плечами, ей сделалось зябко. Все ее мысли в последний месяц вертелись вокруг смерти отца и его неведомых убийц. О том, в какое положение попала она сама, оставшись сиротой, Мира почти не задумывалась.
— Но если глянуть с другой стороны, — повела дальше Бекка, — то это покушение сослужило Минерве неплохую службу. Гибель отца — большое горе, но можно разглядеть во всем и светлую сторону.
— Вот уж интересно, какую… — поморщилась Мира.
— Вашу подругу никто не знал. Может, на Севере, но не в столице. Безвестная наследница крохотного поместья не могла рассчитывать на хорошую партию. Иное дело — теперь. Ведь о Минерве все говорят! Кому-то девушка помешала настолько, чтобы решиться на женоубийство. А раз так, то она заслуживает внимания.
— Неужели?..
— Уж поверьте! Известность — большая сила. Кому-то вскоре придет мысль жениться на сиротке и улучшить свою родословную. А если придет одному, то и другому, и третьему. Женихи любят собираться в стада и бороться меж собою. Взять невесту, которая нужна всем, — это как победа в турнире. Словом, скоро Минерве будет из кого выбирать. Конечно, если ваша матушка даст ей такое право.
— Леди Сибил?.. Причем здесь она?
— О, как это по-северному: называть матушку "леди Сибил"! — Бекка улыбнулась Мире, словно стараясь смягчить свои слова. — Предположим, вы продаете коня. Конечно, вы можете уступить его тому покупателю, на которого конь глядит дружелюбно. Но скорее, продадите тому, кто дороже заплатит.
— Девушка — не конь! — возмутилась Мира.
— Отчего же? Не вижу большой разницы, — Бекка погладила огненную гриву своего жеребца. — Добрый конь здоров, красив, норовист, как следует выучен и объезжен, происходит из известного рода. Невесты ценятся за те же качества.
— На Юге — возможно, — зло отрезала Мира, — но мы, северяне, ценим человека дороже, чем лошадь.
Некоторое время они помолчали, Мира немного поотстала от Бекки. Тем временем роща сменилась густым лиственным лесом, тенистым и свежим, а местность становилась все более холмистой. Тропа то шла вдоль яра, то взбиралась на возвышенность, чтобы затем вновь уйти вниз. На одном из холмов они встретили отряд егерей. Простому люду запрещалось охотиться в императорском лесу, егеря сурово наказывали браконьеров, если ловили на горячем. Однако Дом Литленд, как и Дом Нортвуд обладал правом охоты в имперских угодьях, и егеря отсалютовали дамам и посторонились с тропы, рассмотрев гербы на попонах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
