конференции советская делегация внесла собственный проект о создании центральной германской администрации, которая должна была действовать под присмотром СКС. Однако после довольно жаркой дискуссии было решено, что «пока не будет учреждено никакого центрального германского правительства». Ряд историков (В.Н. Белецкий, М.А. Филитов[428]) считают такое решение «роковым» с точки зрения дальнейшего развития событий, полагая, что именно оно во многом предрешило сам раскол Германии. Однако их оппоненты (Ю.В. Галактионов[429]) утверждают, что союзники прекрасно понимали, что, опираясь только на оккупационные войска, без помощи самих немцев, они не смогут решить ни одну из задач политики «четырёх Д». Поэтому ряд пунктов протокола Потсдамской конференции гласил, что будет «создан германский административный аппарат» и учреждён ряд «существенно важных» центральных германских административных департаментов «в областях финансов, транспорта, коммуникаций, внешней торговли и промышленности». То есть, иными словами, в данном протоколе был, по сути, обозначен путь формирования центрального германского правительства, с которым можно будет в дальнейшем подписать мирный договор.
Как уже говорилось, проблема мирного договора с Германией в Потсдаме не обсуждалась. Она была возложена на Совет министров иностранных дел (СМИД), который был тогда учреждён по настоянию американской стороны вместо ЕКК для подготовки мирных договоров с поверженными европейскими державами: Германией и её военными сателлитами — Италией, Болгарией, Венгрией, Румынией и Финляндией. Однако, как справедливо подчеркнул профессор Ю.В. Галактионов,[430] суть самого германского вопроса союзниками не была определена, и его чёткой и общепризнанной дефиниции так никогда и не возникло. В Потсдаме победители договорились лишь о принципах, которыми они будут руководствоваться в отношении Германии в начальный период её оккупации. Предполагалось, что эти принципы лягут в основу мирного договора или будут заменены какими-то новыми четырёхсторонними соглашениями. В связи с этим обстоятельством вполне можно согласиться с мнением бывшего американского госсекретаря Генри Киссинджера, который в свой работе «Дипломатия» справедливо написал о том, что «Потсдам почти ничего не решил», «многое осталось в подвешенном состоянии» и «наиболее жгучие проблемы были переданы министрам иностранных дел для дальнейшего обсуждения».[431]
Как уж говорилось, после завершения войны вся территория Германии была поделена на четыре оккупационные зоны: советскую (Саксония, Тюрингия, Галле-Мерзебург, Магдебург, Анхальт, Бранденбург и Мекленбург — Передняя Померания), американскую (Бавария, Гессен, северная часть Бадена и Вюртемберга), английскую (Вестфалия, Ганновер, Брауншвейг, Ольденбург, Шаумбург-Липпе и северная часть Рейнской области) и французскую (Вюртемберг, Пфальц, южная часть Бадена и Рейнской области). Дальнейшая судьба германского вопроса по решению Потсдамской конференции передавалась на рассмотрение СМИД, в состав которого тогда вошли главы четырёх дипломатических ведомств постоянных членов Совета Безопасности ООН — Вячеслав Михайлович Молотов (СССР), Джеймс Фрэнсис Бирнс (США), Эрнест Бевин (Великобритания) и Жорж Бидо (Франция), — к которым чуть позднее присоединится и министр иностранных дел Китая Сун Цзывэнь.
Совет министров иностранных дел, учреждённый на Потсдамской конференции, собирался на свои рабочие сессии всего шесть раз в течение пяти лет в 1945–1949 гг., где обсуждал десятки совершенно разных вопросов, но каждый раз одним из главных был именно германский вопрос. Однако СМИД так и не смог решить проблем германского урегулирования, поскольку разногласия между Москвой и её западными «партнёрами» по многим ключевым вопросам, особенно касающимся европейских держав и проблем, носили антагонистический характер.
На первую сессию СМИД, которая состоялась в Лондоне в сентябре-октябре 1945 г., советская делегация в составе её главы наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова и трёх видных дипломатов — Н.В. Новикова, Ф.Т. Гусева и А.А. Громыко — ехала с определённым оптимизмом, поскольку дух военного сотрудничества трёх союзных держав сугубо формально, но всё же ещё сохранялся. Главным в работе этой сессии СМИД должно было стать согласование текстов мирных договоров со всеми сателлитами поверженной Германии, то есть Италией, Финляндией, Венгрией, Румынией и Болгарией. Однако «атомная дипломатия», взятая на вооружение американской стороной ещё в период Потсдама, и ответный жёсткий курс И.В. Сталина оказали негативное влияние на ход всей этой встречи. С одной стороны, Дж. Бирнс и Э. Бевин единым «англосаксонским» фронтом выступили против всех советских предложений по итальянскому, болгарскому, румынскому и иным вопросам. С другой же стороны, И.В. Сталин, который, отдыхая в Сочи, находился в режиме постоянной переписки с В.М. Молотовым, очень резко и крайне негативно отреагировал на «мягкую» позицию главы советской делегации по процедурным вопросам, шедшую вразрез с рядом Потсдамских соглашений о порядке рассмотрения вопросов, касающихся только членов «большого альянса».[432] Кроме того, рассчитывая на поддержку Москвы, глава французской делегации Ж. Бидо, выполняя указание Ш. де Голля, занял также очень жёсткую позицию по проблеме Рура, Рейна и Саара, обещая в ответ поддержать Москву и согласиться на создание центральной германской администрации.[433] Таким образом, работа совещания зашла в переговорный тупик, и первая сессия СМИД закрылась без подписания какого-либо соглашения.
Правда, как считают ряд историков (Р. Джеффри[434]), уже в октябре и декабре 1945 г., во время личных встреч с американским послом А. Гарриманом в Сочи, а затем с Дж. Бирнсом и Э. Бевиным в Москве, И.В. Сталин смягчил прежний резко негативный настрой, и Московское совещание глав дипломатических ведомств бывших союзных держав «прошло очень конструктивно и стало прорывом» в дискуссиях Москвы и западных держав по вопросам послевоенного устройства. На самом деле И.В. Сталин рассматривал это совещание как реальную возможность вернуться к временам «Большой тройки» эпохи войны и был готов идти на компромисс по целому ряду болезненных вопросов, как, например, болгарскому или румынскому. Однако дальнейшие события развеяли эти радужные иллюзии «кремлёвского старца».
На второй сессии СМИД, которая прошла в Париже в два этапа — в апреле-мае и в июне-июле 1946 г., глава советской делегации предложил создать общегерманское правительство, которое взяло бы на себя ответственность за заключение мирного договора и выполнение всех обязательств по нему. При этом в качестве самой оптимальной переходной меры В.М. Молотов предложил создать в кратчайший срок центральную немецкую администрацию, способную организовать и провести все выборные процедуры. Однако против этой идеи категорически выступили Франция и Англия. Более того, французский министр иностранных дел Ж. Бидо при молчаливом согласии Вашингтона опять потребовал передать французской стороне Рейнскую область, Саарский район и Рурский бассейн, а оставшуюся часть Германии расчленить на несколько небольших земель-государств. Естественно, советская сторона резко выступила против этих планов французского министра и столь же резко этот план отвергнул Э. Бевин, считавший, что огромные ресурсы Рура и Рейнской зоны должны стать основой экономического возрождения всей Западной Европы, а не только одной Франции.
Между тем на той же сессии СМИД советской стороной была сознательно
