взглянуть на отца. По крайней мере, мать и Роза были в безопасности.
Коротышка покопался в кармане куртки, достал смятый лист бумаги и молча протянул им.
Сандро с отцом, все еще держа руки поднятыми, посмотрели на бумагу. Это оказался список всех жильцов их дома, с указанием возраста и даты рождения. Должно быть, его составили по документам общины, конфискованным в синагоге. Имена Сандро и отца стояли рядом с именами матери и Розы.
— Wo? — Коротышка указал на их имена. — Wo? Wo?
Сандро знал, что по-немецки это означает «где». Нацист спрашивал, где его мать и Роза.
— Todt, — быстро ответил он, что означало «мертва».
— Was ist?[132] — Высокий ткнул пальцем в сторону кровати Розы, которую втиснули рядом с кроватью Сандро.
Сандро быстро сообразил:
— Todt — обе, на прошлой неделе.
— Hier![133] — Коротышка протянул Сандро еще одну бумагу.
Сандро и его отец в ужасе прочитали:
1. Вы, ваша семья и прочие евреи из вашего дома должны быть переселены.
2. Вы должны взять с собой:
а) продовольствие не менее чем на восемь дней;
б) продуктовые карточки;
в) удостоверение личности;
г) стаканы для питья.
3. Также вы можете взять:
а) небольшой чемодан с личными вещами, одеждой, одеялами и т. д.;
б) деньги и драгоценности.
4. Заприте квартиру (дом). Заберите ключи с собой.
5. Инвалиды, даже в самых тяжелых случаях, ни в коем случае не должны оставаться дома. В лагере есть лазареты.
6. Через двадцать минут после вручения уведомления семья должна быть готова к отъезду.
У Сандро задрожала рука, державшая листок. Их везли в трудовой лагерь.
— Zwanzig minuten! — крикнул коротышка, и немцы ушли, захлопнув за собой дверь.
Сандро потянулся к отцу, и они крепко обнялись. Никогда еще отец не казался ему таким худым и хрупким. Сандро хотелось плакать, но он взял себя в руки.
— Слава богу, мама и Роза в больнице. Они в безопасности.
— Да, но мы же договаривались с Капплером. — Отец, разволновавшись, отстранился от Сандро. — Мы выполнили свою часть сделки.
— Значит, они заберут двести человек? Вот, значит, что происходит?
— Наверняка. Они не соблюли условия сделки. Повели себя недобросовестно. Это существенное нарушение закона.
— Но что мы можем поделать? Надо идти. Мы не можем тут спорить о законности их действий.
— Но ведь есть закон. Есть понятие чести. Мы встречались с самим Капплером.
— Папа, нужно собираться. На юридические дискуссии нет времени. Закон нам сейчас не поможет. Теперь закон — это немцы. — Сандро поспешил к своей кровати.
— Мы заключили устный договор, сынок. — Отец стоял неподвижно, качая головой. — Мы выполнили свою часть договора. Это явное нарушение.
— Папа, пора одеваться. — Сандро положил удостоверение личности и одежду в рюкзак, а отец подошел к шкафу и достал рубашку.
— Полагаю, Альманси и Фоа позвонят Капплеру. Ему придется нам многое объяснить, это уж точно.
— Не забудь удостоверение личности. — Сандро сложил в рюкзак стаканы и продуктовые карточки. — Остальное я захвачу.
— Интересно, как Капплер будет оправдываться. Это ведь просто немыслимо.
— Ключи я взял. — Сандро достал их из ящика и положил в карман. — Мы оставим дверь незапертой для мамы и Розы.
— Ну конечно, вмешается Ватикан. — Отец надел рубашку и покачал головой. — Со временем справедливость восторжествует. Нас выпустят из трудовых лагерей. Слово Капплера нерушимо.
Сандро вырвал страницу из блокнота и взял карандаш, вдруг подумав, что это уже вторая записка, которую он пишет за сутки. Он начал было выводить имена матери и Розы, но вспомнил, что сказал немцам, будто те мертвы. Вместо этого Сандро написал:
Не волнуйтесь за нас. Увидимся, как только сможем. Мы вас любим.
Он отложил карандаш.
— Готов? — спросил Сандро отца.
— Почти. — Тот затянул галстук. — Положи записку в банку с чаем, так мама ее точно найдет. Она ведь так любит чай, сам знаешь.
— Хорошая идея, — сказал Сандро, удивляясь ходу мыслей отца. Вряд ли мать бросится заваривать чай, когда вернется домой и обнаружит, что они пропали.
Он оставил записку на столе.
Глава девяносто седьмая
Марко, 16 октября 1943
Проснувшись, Марко увидел отца: уже одетый, тот склонился над его кроватью.
Почему-то в спальне горел свет.
— Что такое, папа?
— Вставай, нам пора. — Отец был мрачен. — Немцы что-то затевают в гетто.
Марко сразу же подумал о Сандро. Он откинул одеяло и вскочил. Слышно было, как мать молится в родительской спальне.
— То-то вчера вечером было слишком тихо. — Отец поджал губы и покачал головой. — И как я не догадался, что они что-то замышляют…
— Остальные придут? — Марко подошел к стулу, взял штаны и быстро натянул.
— В свое время. Мы ближе всех, так что пойдем первыми. Немцы оцепляют гетто. Они выставили караулы возле синагоги, на Виа-дель-Портико-д’Оттавия, Виа-ди-Сант-Анджело-ин-Пескерия, Пьяцца Костагути и Пьяцца Маттеи.
От страха в груди Марко все сжалось. Семья Сандро жила недалеко от Пьяцца Костагути. Он накинул рубашку и застегнул пуговицы.
— Колонна немецких грузовиков едет по набережной Ченчи.
Марко быстро обулся.
— И много их?
— Около тридцати, с ними сопровождение. А будет еще больше.
Отец вышел из комнаты, и Марко бросился за ним.
— О нет. Это огромная операция.
— Да, и грузовики пустые. Нацисты набьют их людьми. — Отец и Марко спустились по лестнице.
— Как такое могло случиться? Евреи отдали им золото, они заключили сделку.
— Похоже, сделка была лишь уловкой, чтобы потянуть время. Они и не собирались соблюдать условия.
— Что? Но почему?
— На организацию столь крупной операции требуется время. Должно быть, они ее давно планировали. Вот почему арестовали карабинеров. — Отец спустился по лестнице и направился в кладовую, Марко шел за ним по пятам.
— Ты считаешь, они заберут двести человек?
Отец открыл дверь в кладовую и включил свет, но ответа не последовало.
— Папа? Они все равно заберут двести человек?
Отец посмотрел на него с выражением, которого Марко никогда у него не видел: на его лице отпечаталась смесь печали, гнева и решимости.
— Сынок, сдается мне, для двухсот человек грузовиков слишком много.
— О чем ты? — с бешено колотящимся сердцем спросил Марко. — Что ты хочешь сказать?
— Похоже, что нацисты заберут всех евреев. Они вывезут всех из гетто, как в Германии. Это rastrellamento[134].
Марко выругался себе под нос.
— Нет! Не может быть! Всех?
— Всех. — Отец потянулся к полке, где за банками они прятали пистолеты.
И без того потрясенный Марко онемел от ужаса. Но затем испытал еще более мрачное чувство — чистую ярость.
Отец достал два пистолета, один спрятал себе в карман, а второй протянул Марко.
— Он заряжен.
— Идем, — сказал Марко, беря пистолет.
Глава девяносто восьмая
Марко,
