Принятый в Почаеве акт являлся несомненной победой автокефалистов и потому, что он утвердил самочинную автокефалию, и потому, что в образованном Синоде автономистам досталось лишь два места из пяти. Первенство в этом Синоде по старшинству хиротонии принадлежало автокефалисту митрополиту Пинскому и Полесскому Александру, а секретарем становился Мстислав Скрыпник.
Это изменение позиции митр. Алексия являлось большой неожиданностью как для церковных деятелей, так и для германских органов власти, ведь экзарх ранее неоднократно публично заявлял, что объединение с «автокефалистами» по каноническим причинам совершенно исключено. Возможно, здесь вновь дало себя знать ревностное украинофильство митрополита, характерное для него в 1930-е гг. Один из близких к еп. Мстиславу церковных деятелей иначе объяснял мотивы неожиданного поступка экзарха: «Может быть, главное, что дело Москвы проиграно и Россия будет уничтожена. А на победу большевиков была вся его ставка. Все клятвы, которые он дал в Москве, стали беспредметными»[963].
Главный инициатор проведения акции объединения еп. Мстислав так объяснял в предназначенной для германских ведомств записке мотивы своих действий: «Главным аргументом, который постоянно выдвигали и, сильно вредя автокефальной Церкви, публично пропагандировали Алексий и его епископы, особенно Пантелеймон, был упрек, что автокефальная Церковь является „неканонической“. Заявлением, что больше не существует канонических различий между обеими Церквами, Алексий себя сильно скомпрометировал и больше не может забрать его назад, даже если, как ожидается, Пантелеймон и некоторые связанные с ним епископы откажутся признать объединение и отрекутся от Алексия». Из этой записки, согласно сообщению СД от 18 декабря 1942 г., немцы сделали заключение, что со стороны Мстислава это была интрига, нацеленная на то, чтобы «избавиться от врага Алексия и одновременно „выбить из рук“ автономной Церкви главное средство борьбы — упрек в незаконности автокефального направления»[964].
Вокруг акта от 8 октября 1942 г. в последующие месяцы вращались все церковные споры на Украине. Уже вскоре «акт объединения» вызвал значительное сопротивление, прежде всего со стороны автономной Церкви. Это привело к кризису руководства в ней. Почти все из 16 архиереев, которым экзарх разослал подписанный документ на отзыв, отреагировали отрицательно. Ознакомившись с этими мнениями, три авторитетных архиерея — архиепископ Черниговский Симон, управляющий Киевской епархией еп. Пантелеймон и епископ Полтавский Вениамин выпустили меморандум, в котором «акт объединения» признавался не имеющим никакой канонической силы. Митр. Алексию предлагалось снять с акта свою подпись, сложить звание экзарха, а управление Церковью сосредоточить в Священном Синоде[965]. Важное значение имела точка зрения пользовавшегося большим авторитетом у верующих схиархиеп. Антония (Абашидзе). Перед своей смертью (1 ноября 1942 г.) владыка направил митр. Алексию письмо, в котором он осудил подписание акта и горячо упрекал экзарха[966].
Одновременно в ход дела решительно вмешалось руководство рейхскомиссариата. От Мстислава, который несмотря на высказанный 22 сентября генеральным комиссаром запрет на пребывание западнее Днепра побывал в Луцке и самовольно сыграл в описываемых событиях решающую роль, потребовали выехать в выбранный им самим населенный пункт восточное Днепра. Мстислав оказался вынужден 22 октября оставить Киев и отправиться к месту ссылки в г. Прилуки Черниговского генерал-бецирка. Ему была запрещена всякая политическая и церковная деятельность и сообщено, что ссылка задумана в качестве средства проверки его пригодности. Беседовавший с епископом полковник Даргель назвал Мстислава иезуитом, но заявил, «что все равно Алексий и московские епископы не останутся на Украине» (то есть в будущем окажутся насильственно удалены с ее территории)[967]. К. Розенфельдер в своей докладной записке от 20 апреля 1943 г. охарактеризовал этот конфликт следующим образом: «Так как генеральная политическая линия в рейхскомиссариате диаметрально противоположна существующей структуре и цели деятельности автокефальной Украинской Церкви, это должно было привести к конфликту между государством и церковью. Следствием данного конфликта стал роспуск всех украинских церковных советов, изгнание из Киева в Прилуки (вне области гражданского управления) бывшего украинского политика Скрыпника — в настоящее время епископа Мстислава. В РКУ даже обдумывали возможность полной ликвидации автокефальной Церкви, так как она все в большей степени подвергается политизации»[968].
В целом же в РКУ были заинтересованы в том, чтобы сохранить раскол в Церкви и настраивать верующих друг против друга. Во время приема в рейхскомиссариате 23 октября экзарху было заявлено, что правящей власти представляется невозможным участие в любой форме митрополита Дионисия в жизни Православной Церкви Украины или фигурирование его в качестве представителя этой Церкви. Митр. Алексию также сообщили, что германская власть не может позволить, чтобы в состав украинского епископата входили личности, которые в прошлом играли политическую роль. Это заявление было направлено против еп. Мстислава. Наконец, экзарху указали, что учреждения рейхскомиссариата «Украина» рассматривают акт от 8 октября только в качестве акта объединительной комиссии; он представляет собой лишь проект возможного объединения автокефалистов с автономной Церковью[969].
11–12 ноября в Кременце состоялась встреча митр. Алексия и администратора Поликарпа, на которой экзарх сообщил о первых отрицательных отзывах своих епископов и о приеме в РКУ. В результате переговоров архиеп. Поликарп отказался от многих пунктов акта от 8 октября, пойдя на серьезные уступки: состав Синода теперь должен был состоять из епископов от автономной Церкви и автокефалистов поровну, а секретарем вместо Мстислава намечался автономный епископ Вениамин; возглавление Церкви на Украине или представительство ее митрополитом Дионисием признавалось неактуальным; акт от 8 октября считался теперь декларативным документом, а не декретом уже совершившегося фактического объединения. Наконец, сам созыв Синода предполагался только после получения положительного ответа всех епископов экзархата и согласия государственной власти[970].
Вскоре митр. Алексий получил упоминавшийся выше меморандум трех архиереев с требованием полного отказа от акта 8 октября, а 27 ноября состоялся еще один прием экзарха в Киевском генерал-комиссариате. Владыка сообщил об общем желании своих архиереев обсудить проблему на Соборе епископов экзархата, но получил жесткий ответ, что такой собор не будет допущен до окончания войны. Учтя мнение духовенства и паствы, митр. Алексий издал указ от 15 декабря 1942 г. о том, что «каноническое решение… дела объединения прекращается до окончания войны, а акт от 8.10 с. г. отменяется до рассмотрения его на первом после войны Соборе епископов экзархата»[971].
И тут в дело вмешалось Министерство занятых восточных территорий, увидевшее реальную возможность выполнения своих планов создания единой Украинской Церкви. По всей вероятности, и Мстислав, имевший тесные связи с министерством, действовал в октябре не самовольно, а с его санкции. Чиновники РМО, использовав претензии автокефального митрополита Харьковского Феофила на то, чтобы он, как старейший архиерей, созвал Всеукраинский Собор, выступили с инициативой проведения 22–24 декабря 1942 г. «заседания синода объединенной Украинской православной церкви». Это заседание должно было состояться в Харькове, который находился на территории, контролируемой военной администрацией, вне пределов досягаемости Коха. Но последний все-таки сумел сорвать проведение архиерейской конференции в Харькове, на которую, вероятно, в любом случае не приехало бы большинство епископов автономной Церкви. В своей «Докладной записке к православному церковному вопросу в рейхскомиссариате „Украина“» от 31 января 1943 г. К. Розенфельдер с негодованием писал: «Рейхскомиссар Украины до сих пор пресекал все высказанные православной стороной желания о проведении церковного собрания (Собора). Так в конце концов пришлось отменить… съезд всех украинских архиереев в Харькове (22–24.12.42 г.), поскольку рейхскомиссар не разрешил епископам управляемой им территории поездку в Харьков, хотя это совещание было одобрено военной администрацией и командиром полиции безопасности и СД в Харькове. Такая политика медленно, но верно ведет к полной потере доверия значительной части населения (и не только верующих) к германскому руководству… Если немецкая сторона будет препятствовать каждой попытке регулирования церковной жизни, случаи такого рода закономерно обратят взгляды верующих на Москву»[972].
