пятнадцать минут Мариам объявила перерыв и пригласила студентов пройти за ней на кухню, чтобы выпить чашку чая или бокал вина. Робин позволила остальным студентам покинуть комнату без нее, чтобы она могла вернуться к Папервайт.
Баффипоус: вернулась, очень сожалею об этом
Папервайт: Я только что заметила, что ты не двигалась целую вечность, а Аноми на тропе войны.
Баффипоус: почему?
Папервайт: Он не любит, когда игроки приходят сюда, но не играют.
Баффипоус: Мне позвонила сестра сразу после того, как я вошла в игру.
Папервайт: ох, ладно
Папервайт: Аноми просто хочет, чтобы мы проверили, что все пришли играть.
Папервайт: а не шпионить за другими игроками.
Дерьмо.
Баффипоус: зачем мне шпионить за другими игроками?!
Папервайт: мы думаем, что полиция сейчас может искать фанатов. из-за того, что случилось с Э*** Л******
— Отвечаешь на свои маркетинговые письма? — сказал Престон Пирс.
Робин вздрогнула. Художник-модель, который, к счастью, успел надеть халат, подошел, пока она печатала, и теперь рассматривал ее с той же легкой ухмылкой, что и раньше.
— Как ты догадался? — беспечно сказала Робин.
— Похоже, что у тебя гора на плечах.
Робин улыбнулась. Он был лишь немного выше ее. Фраза, вытатуированная у основания его шеи, с обеих сторон была скрыта отворотами его халата. Робин смогла прочитать только “трудно быть кем-то, кроме этого”.
— Не хочешь выпить? — спросил Престон.
— Хочу, — сказала Робин, убирая iPad обратно в сумку. — В какую сторону?
— За мной, — сказал Престон и вывел ее из комнаты. Робин отвечала на его вопросы о своей карьере маркетолога наугад, озабоченная вопросом, будет ли разумнее выйти из игры, чем продолжать оставаться неактивной до конца занятия.
В задней части дома находилась огромная общая кухня, выкрашенная в тот же сладко-розовый цвет, что и холл. Прямо напротив Робин находилось большое и красивое витражное окно, которое, как она догадалась, было работой Мариам. Оно было искусно подсвечено с внешней стороны здания, так что даже в вечернем свете оно отбрасывало пятна и блики лазурного, изумрудного и малинового света на вычищенный деревянный стол и множество больших кастрюль и сковородок, висевших на стенах. На первый взгляд Робин подумала, что в окне изображено райское видение, но у изображенных там людей не было ни крыльев, ни нимбов. Они совместно выполняли различные работы: сажали деревья и собирали фрукты, разводили огонь и готовили на нем пищу, строили дом и украшали его фасад гирляндами.
Мариам стояла и болтала с сокурсниками Робин возле старого плиты из черного свинца. Некоторые пили чай, другие — маленькие бокалы с вином. Робин догадалась, что этот дружеский перерыв может объяснять некоторую любовь студентов к занятиям в Норт-Гроув. Огромный светловолосый мужчина, которого она видела раньше, теперь сидел за столом, пил вино из гораздо большего бокала, чем давали студентам, и время от времени вставлял комментарии в их разговор. Прислонившись к шкафам в дальнем конце комнаты, ни с кем не разговаривая, но, очевидно, контролируя подключенную рядом с ней радионяню, сидела миниатюрная девушка с длинными черными волосами, которая только что достала свой телефон. Малыша в подгузнике не было видно.
Приняв решение об игре, Робин улыбнулась Престону, который, казалось, был не прочь задержаться рядом с ней, и сказала,
— Извини, мне придется отправить электронное письмо.
— Преданная, — прокомментировал он и направился к группе вокруг Мариам.
Робин достала свой iPad и с замиранием сердца увидела, что Червь28 только что вошла в систему и, что неизбежно, открыла частный канал для Баффипоус.
Червь28: привет, как прошел день?
Баффипоус: неплохо
Баффипоус: Папервайт только что сказала мне, что я должна быть активной здесь, иначе Аноми подумает, что я шпионка.
Червь28: да, Аноми сказал всем модам, чтобы они убедились, что люди те, за кого себя выдают, а не плиция
Баффипоус: думаю, мне лучше выйти. Я разговариваю по телефону с сестрой. Не хочу, чтобы меня забанили.
Червь28: подожди , я думала, ты единственный ребенок.
Черт, черт, черт.
Баффипоус: она моя сводная сестра, мы никогда не жили вместе.
Червь28: а, хорошо
Баффипоус: давай поговорим завтра?
Червь28: да, хорошо xxxx
Робин закрыла приватный канал, вышла из игры и сунула iPad обратно в сумку. Подняв глаза, она увидела, как девушка в черном глубоко вздохнула и положила телефон обратно в карман. Почувствовав пристальный взгляд Робин, она повернулась и посмотрела на нее своими густо подведенными глазами. Внезапно Робин пришла в голову дикая мысль, но она сохранила бесстрастное выражение лица, проходя к группе вокруг Мариам, которая рассказывала ученикам о татуировке в виде фиолетового цветка на своей пухлой руке, которую она сделала совсем недавно.
... к завтрашней сотой годовщине, — говорила она.
— Геноцид армян, — прозвучал в ухе Робин голос Престона Пирса. — Ее прадедушка и прабабушка погибли в нем. Хочешь вина? — добавил он, предлагая ей один из бокалов в своей руке.
— Отлично, спасибо, — сказала Робин, которая не собиралась пить больше глотка.
— Джессика, да?
— Да… Это окно потрясающее, — сказала она.
— Да, Мариам сделала его, пять или шесть лет назад, — сказал Престон. — Все, кто там есть, ее приятели. Например, я помогаю класть крышу на дом.
— О, ничего себе, — сказала Робин, глядя на фигуру с кудрявыми волосами на окне. — Ты здесь так давно, да?
— Ледвелл или Блэй там? — сказал нетерпеливый голос позади них. Оба повернулись: девушка с голубыми волосами и пирсингом, которая представилась в классе как Лия, смотрела на окно. Робин подумала, что ей, должно быть, не больше восемнадцати.
— Нет, — сказал Престон. У Робин было чувство, что он лжет.
Лия задержалась, то ли не замечая, то ли не обращая внимания на тон Пирса.
— Кто такие Ледвелл и…? — начала Робин.
— Эди Ледвелл и Джош Блэй, — сказала Лия с приятной самоуверенностью человека, обладающего особыми, внутренними знаниями. Они создали “Чернильно-черное сердце”? Мультфильм?
— О, — сказала Робин, — да, кажется, я слышала…
— Они жили здесь, — сказала Лия. — Здесь они начали все это. Разве ты не видела в газете, что случилось с Эди Ледвелл…?
— Эди была подругой моей и Мариам, — сказал Престон Пирс низким рыком. — Обсуждение ее убийства нам не интересно. Почему бы тебе не перестать притворяться, что ты хочешь научиться рисовать, и не пойти пошарить на кладбище?
